Журнал «Новый мир» - Новый Мир. № 2, 2000
— Что ты ему по рюмке носишь? — возмутился Печенкин. — Что ему эта рюмка? Ты сразу всю бутылку тащи!
— Я сейчас уберу, — пробормотала бедная Марина.
— Да не надо убирать, — махнул рукой Печенкин.
— И лимона не надо, — крикнул бомж в спину уходящей секретарши, поднялся, подошел к Печенкину и, заглядывая ему в глаза, дружески, но очень серьезно спросил: — А ты?
— Не пью, — тихо ответил Владимир Иванович.
— Давно?
— Давно.
— Почему?
— Работать это дело мешает.
— А ты не работай! — неожиданно весело предложил бомж.
Дверь кабинета стала отворяться, и бомж кинулся к ней, зная уже о нерасторопности секретарши. Но это была не Марина — это была Галина Васильевна.
Бомж растерянно отступил на шаг, и под его грязным кирзовым башмаком хрустнуло хрустальное блюдце. Галина Васильевна коротко и презрительно улыбнулась и, обойдя его, как что-то нечистое, по окружности, посмотрела на своего мужа. Печенкин стоял к ней спиной, глядя на себя в высокое зеркало на стене.
— «И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце, под ногами ее луна и на главе венец из двенадцати звезд», — запоздало заблажил бомж.
Галина Васильевна остановилась за спиной мужа и своим невыносимо высоким голосом тихо и решительно потребовала:
— Володя, ты должен извиниться.
Печенкин молчал и не двигался, тупо и внимательно глядя на себя в зеркале.
— «Она имела во чреве и кричала от боли и мук рождения!» — вновь подал голос бомж, но его не услышали.
— Володя, — напомнила о себе Галина Васильевна.
— Что «Володя»? — спросил Печенкин.
Он общался с женой через зеркало, почти как Персей с Медузой Горгоной.
— Ты оскорбил меня и нашего сына. Наш сын…
— Илюшка? — Бомж догадался, о ком идет речь. — Илюшка — гений! Мы еще о нем услышим. Ты знаешь, какую он мне мысль подарил? Как шубу с царского плеча. «Интонация побеждает смысл!» Ты понимаешь? Интонация побеждает смысл. Нет, черт побери, он гений!
— Володя, — сказала Галина Васильевна в последний раз.
— Москва — третий Рим, и четвертому не бывать? — заинтересованно спросил Печенкин.
Галина Васильевна не выдержала и побежала к двери… Поднос, хрустальная рюмка и большая резного хрусталя бутылка армянского коньяка взлетели вверх.
— Да что же это за день такой, господи?! — закричала в сердцах Марина и, уткнувшись в ладони, заплакала.
Печенкин почему-то засмеялся. Бомж рванулся к зависшей в воздухе бутылке и поймал ее.
— Русские пословицы — сплошь эмпирика, — поделился он мыслью, пытаясь одновременно вытащить пробку. — Дурак вправду Богу молился и лоб расшиб, в барском пруду водилась рыба, и пришлось потрудиться за право ее ловить. Один иностранец, чтобы понять таинственную русскую душу, прочитал два тома наших пословиц и поговорок и возмутился: в одном томе утверждают, в другом отрицают. Тут: «Что потопаешь, то и полопаешь», а там: «От работы лошади дохнут». Тоже, кстати, эмпирика: прошел один десять верст до соседней деревни, и его там накормили, а у другого лошадь сдохла. Правда, не потому, что работала, а потому, что не кормили, но в этом стыдно было признаться. «Что же это за народ?» — возмутился иностранец. «Великий», — отвечают. Да не великий он, просто абстрактное мышление у него отсутствует. Народ-эмпирик… Чтобы узнать, что огонь жжется, ему надо руку туда сунуть…
Так как в одной его руке была бутылка, а в другой рюмка, бомжу все не удавалось вытащить пробку, тогда он замолк, вытащил ее зубами и, налив рюмку до краев, торопливо выпил. Печенкин медленно повернулся.
— Будешь? — спросил бомж.
— Нет, — определенно ответил Печенкин и, улыбнувшись, стал рассказывать: — А мне в прошлом году приз в Москве вручали — «Рыцарь российского бизнеса» — в Кремле… Ну я им сказал: Москва не третий Рим, а совсем даже наоборот. До тех пор в стране ничего путного не будет, пока Москва — столица…
Бомж выпил вторую и принялся наливать третью.
— Москва бьет с носка, — поддержал он. — Если бы этой пословицы не было, я бы ее придумал. Я там в прошлом году кантовался. Ты не поверишь, я как увидел, чуть со смеху не умер. Вот здесь, значит, храм Христа Спасителя, а вот там, аккурат напротив, — царь Петр Алексеевич. Стою — хохочу. Мент подходит: «Чего ржешь, бомж?» Я говорю: «Да как же, господин милиционер, вы у любого попа спросите, кто для него Петр I? Он скажет — антихрист! И их прямо друг против дружки поставили. Смешней не придумаешь. Здесь Христос — и здесь антихрист!» Хоть бы дубинкой ударил, гад, а то ногой с носка — два ребра сломал…
Бомж выплеснул в себя коньяк, облизнулся, отбросил мелкую и неудобную рюмку и, держа бутыль обеими руками, приложился к горлышку.
Печенкин ласково смотрел на друга, все больше его узнавая.
— Погоди, Желудь, так ты что, правда, что ли, бомж? — спросил он, радостно недоумевая.
Желудь старательно закупорил бутылку, крепко прижал ее к груди и, загадочно улыбнувшись, упал.
Глава двадцать пятая
ТРИ СЕСТРЫ, КАК У ЧЕХОВА
Дверь оказалась открытой. Галина Васильевна вошла в Гелин дом, как столичный сноб входит в маленький провинциальный музей — легко и иронично. На этот раз она была чудо как хороша. Правда, глаза были грустны, но грусть всегда шла Галине Васильевне. С букетом сиреневых ирисов в полуопущенной руке она осмотрела веранду, прихожую и кухню и остановилась посреди гостиной, вслушиваясь в доносящийся со второго этажа женский голос:
У лукоморья дуб зеленый;
Златая цепь на дубе том:
И днем и ночью кот ученый
Все ходит по цепи кругом…
Голос был нежный и уютный. Галина Васильевна улыбнулась глазами и краешками губ и стала подниматься наверх. Деревянная лестница легко поскрипывала под ее стопами.
— Кто здесь? — удивленно спросила Геля.
— Не пугайтесь, не пугайтесь, вам нельзя пугаться, — предупредительно подала голос Галина Васильевна, поднимаясь по ступеням лестницы — словно вырастая из-под земли. — Я — Галина Васильевна, мы с вами знакомы, так сказать, заочно и даже виделись однажды в школе. Вы торопились на урок, а я была в коридоре и вязала, помните?
Геля сидела в кресле и смотрела снизу вверх испуганно и беззащитно. Беременность не украсила Гелю, наоборот: нос ее стал толстым, губы размазались и все лицо покрывали желтоватые пигментные пятна.
— Ой, а это вам! — Галина Васильевна вспомнила о цветах и протянула букет хозяйке дома. — Я долго думала, какие цветы вы любите, и решила — эти. Я не ошиблась?
Геля медленно поднялась. Она была в толстом халате, подвязанном, из-за выступающего живота, под грудью, и в полосатых шерстяных чулках.
— Я не ошиблась? — повторила свой вопрос Галина Васильевна.
Геля нерешительно кивнула.
— Значит, я не ошиблась! — обрадовалась гостья.
Геля взяла букет и прикрыла им свой беременный живот.
Галина Васильевна увидела оставленную в кресле большую детскую книгу «Сказки Пушкина» и продолжила за Гелю голосом нежным и уютным:
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей…
Галина Васильевна радостно засмеялась:
— Пушкин — как это прекрасно! У меня, когда я донашивала Илюшу, в институте были госэкзамены. Беременным вроде поблажку давали, но ведь преподаватели тоже были разные… Историю КПСС принимала злобная старая дева — никаких поблажек. А я, знаете, запоминаю только, когда вслух читаю, память у меня так устроена. И вот зубрила съезды эти, вот зубрила! — Галина Васильевна смущенно засмеялась.
— Сдали? — спросила Геля.
— Сдала, конечно… Вот зубрила, вот зубрила… А Илюша там слушал… Они же там все слышат! Вы читали книгу Джона Смита «Внутриутробная жизнь человека»? Если нет, советую прочесть. А вы знаете, что к нам в Придонск в первый роддом привезли такой аппарат, что… Ну, в общем, малыша можно увидеть по телевизору. Прямо у себя дома, представляете? Как далеко зашел прогресс! Пятый месяц?
— Шестой, — ответила Геля. Волнение прошло, она уже смотрела на незваную гостью внимательно и спокойно.
— Шестой, — задумчиво повторила Галина Васильевна.
Геля усмехнулась и спросила вдруг, глядя прямо в глаза:
— Зачем вы пришли?
Галина Васильевна засмеялась и развела руками:
— Ну как же, Ангелина Георгиевна! У Илюши братик будет или сестричка, а вы говорите — зачем? Можно я присяду? — И, не дожидаясь разрешения, опустилась в кресло напротив. — Я ведь с самого начала про вас знаю, хотя мне никто не говорил. Даже день назвать могу! А знаете, как я это поняла? У нас с Володей вдруг все наладилось с сексом. То почти уже не было, а то… Стараться стал, чтобы не заподозрила… — Галина Васильевна засмеялась и поправила прическу. — Так что я вам в некотором смысле даже благодарна… И я вас прекрасно понимаю, сама была любовницей, правда, только один раз…
