Кеннет Харви - Город, который забыл как дышать
Теперь духи куда-то исчезли. Если бы они только могли вырваться из своего заточения! «Выгляни, – пробормотала мисс Лэрейси. – Утешь старуху, скажи, что покоишься с миром». Она отвернулась от окна и посмотрела на печь. Вода в чайнике закипела, клубы пара начали собираться под потолком, и мисс Лэрейси радостно улыбнулась. «Покажись, – она прищурилась, стараясь разглядеть смутную фигуру жениха. – Ты ведь первый-то раз ко мне из пара пришел». Надежда блеснула и угасла. «Никогда теперь, – сказала наконец мисс Лэрейси, снимая чайник с плиты. – Никогда-никогда. Таков уж мой крест».
Джозеф обтер Тари мокрым полотенцем и осторожно промокнул лишнюю воду. Девочку била дрожь, она старалась укутаться, но Джозеф уже в который раз стянул с нее одеяло.
– Прости меня, солнышко, – прошептал он, – но нам обязательно нужно сбить температуру. Под одеялом тебе станет теплее, и она снова поднимется.
Тари трясло, но она храбро кивнула:
– Ладно.
Джозеф окунул полотенце в воду и отжал. Он боялся, что жар никогда не спадет. Он боялся, что произойдет непоправимое. Ему стоило большого труда делать вид, что он уверен в благополучном исходе болезни. «Зачем я ее сюда привез? Но откуда ж мне было знать? Мы поехали в отпуск. Откуда мне было знать?» Его преследовали воспоминания: вот Клаудия сидит на полу, уткнувшись лицом в колени, а Джозеф прижимает Тари к себе, чтобы она не видела этой ужасной сцены: вот бородатый человек машет ему из окна сарая, вот утопленники смотрят на него, в их глазах застыло терпеливое ожидание.
Было уже за полночь. Время сомнений и самобичевания. В голове шумело, одолевали мрачные мысли. Джозеф успокоился, только когда столбик ртути в градуснике остановился на отметке «тридцать семь и одна». Он вдруг заметил, какая тишина стоит в доме и на улице. Дождь перестал. Джозеф посмотрел на Тари. Она спокойно лежала на постели, озноб пропал, дыхание стало ровным, на лбу выступил пот. Кризис миновал.
Джозеф поднялся с колен. Было чему радоваться – опасности для жизни больше нет. Он так боялся потерять Тари, но теперь кошмар отступил, а вместе с ним изменилось и восприятие жутковатых событий последних дней. Надо позвонить Ким. Вот сейчас пойти и позвонить. Он поглядел на телефон у изголовья кровати. Позвонить или заставить ее еще немного помучиться? Пусть помучается, ей полезно.
Если уж говорить с Ким, то наедине. Не надо беспокоить ребенка. Он пошел вниз, по дороге включил свет в прихожей, потом на кухне и только после этого снял трубку и набрал номер жены.
– Упала до тридцати семи, – без всяких вступлений сообщил он, когда Ким ответила после первого же гудка.
– Слава богу.
Джозеф представил себе, как Ким качает головой, стряхивает с себя все горести и напасти, которые могли навалиться на нее в эту ночь. Еще бы чуть-чуть…
– Я с ней посижу, посмотрю, как пойдут дела…
– Ты совсем вымотаешься.
– Ничего. – В черном окне, все еще мокром от дождя, отражалась кухня. Джозеф отвел взгляд: он боялся, что увидит там чье-нибудь ухмыляющееся лицо, боялся, что пудовые кулаки разобьют стекло.
– Завтра ты будешь совсем больной. Сил не останется.
– Сил? – он усмехнулся, потом надолго замолчал. – Мы завтра домой возвращаемся.
– Нельзя вести машину, когда не выспался. Я лучше сама за вами приеду.
– Да нет, не надо.
– Тари сейчас нужна мать.
Они снова помолчали. Джозеф уплыл мыслями куда-то далеко, хотя его рука по-прежнему сжимала трубку. Он вздохнул и снова вернулся на землю. Оглядел свои ступни на деревянном полу. Серые носки. Пососал нижнюю губу и украдкой взглянул в окно. Никого. Темнота начала таять, черный цвет сменился серым, на улице как будто серый туман разливался. Джозеф обвел взглядом кухню. Стекла во встроенных шкафчиках, за ними сваленная в кучу посуда, черно-белая эмалированная плита, сразу видно, какая она старая: рядом крепкий деревянный стол. Джозеф выбирал дом с таким расчетом, чтобы он понравился Ким. Все-таки надеялся, что они преодолеют все противоречия и проведут лето вместе.
Так чего ж он тогда упирается? Наверное, хочет наказать Ким за то, что она выгнала его из дома и разбила семью.
– Джозеф?
– Не знаю.
– Чего ты не знаешь?
– А вдруг, когда ты приедешь, дела у нас с тобой пойдут еще хуже? Я не хочу, чтобы Тари расстраивалась.
– Наоборот, она обрадуется, когда увидит нас вместе.
– А потом что? Опять ее разочаровывать?
– Ну ладно, хорошо. Как скажешь. Договорились. Тебе решать. – Она повесила трубку.
Джозеф с минуту слушал короткие гудки, трубка выскальзывала из ладони. Он не ожидал, что Ким так быстро сдастся. Опять один. Нет, не один, он связан со своим родным поселком, с его людьми, с тревогой, поселившейся в этих краях. Ким отгородилась сетью телефонных проводов. А ведь когда-то была опорой и талисманом.
Джозеф медленно повесил трубку. Ничего не вышло, стало только хуже. Он повернулся к окну. Пусто. А что там, собственно, должно быть? Джозеф прижался к стеклу, словно хотел наказать себя страхом, словно ждал, что из темноты выплывет лицо одного из сегодняшних утопленников. Откуда они взялись под пристанью? И вообще, может, ему все только привиделось?
Внезапно дождь хлынул с такой силой, как будто по крыше застучали булыжники. Джозеф представил, как падают в океан капли, как все мертвецы поднимают головы и смотрят на круги, бегущие по воде. Грань между воздухом и морем становится все незаметнее. Мертвецы ждут. Они надеются, что дождь сольется с океаном и освободит их из заточения.
Томми Квилти было года два, когда его украли феи. Он вернулся совсем другим ребенком. Вскоре после этого он начал замечать вокруг людей разноцветные пятна. Младенцев окружали самые устойчивые и чистые цвета, но это случалось и с людьми постарше. У одних цвета по мере взросления тускнели, а у других оставались такими же красочными. Похоже, все зависело от того, как человек распоряжается своей жизнью. Тот, кто заботился о других, сохранял здоровые краски, а тот, кто думал только о собственной выгоде, терял даже самые основные цвета. Томми понадобилось совсем немного времени, чтобы понять: люди, лишенные цвета, всегда грубы и невнимательны к окружающим. Им недоставало какого-то внутреннего качества. Томми подозревал, что этим качеством было сострадание. Таких людей следовало избегать, в их присутствии он всегда чувствовал себя очень плохо. Мисс Лэрейси рассказала однажды, что красочные пятна называются аурами. Она и сама их видела, так что в даре Томми не было ничего плохого. В обществе мисс Лэрейси Томми всегда чувствовал себя уверенно, но в отсутствие этой удивительной женщины он начинал бояться своих способностей.
Больше всего расстраивало, что людей, от которых исходил свет, с годами становилось все меньше и меньше. При этом ауры деревьев, травы, океана и неба своих цветов не меняли. Томми не мог сказать наверняка: происходит ли что-то с людьми или он просто теряет свой дар. Мисс Лэрейси тоже заметила, что ауры бледнеют. Она объясняла это так: «Коли человек в сказку верить перестает, так и ауре его приходит конец». Может быть, мисс Лэрейси и права, но сомнения никуда не девались. Сколько бы мисс Лэрейси не называла его особенным, Томми по-прежнему боялся, что с ним что-то не так.
Все стало приходить в упадок десятки лет назад, а особенно после того, как исчезли духи и феи. Томми было восемь лет, когда это случилось. Однажды он вошел, улыбаясь, в лес, чтобы снова увидеть, как на поляне тайно собираются феи. Томми оглянулся, убедился, что за ним никто не следит, отодвинул еловую ветку и увидел россыпи голубики, митчеллы и клюквы. Яркие краски светились жизненной силой. Для маленького народца ягоды служили не только пищей, но и развлечением. Феи перебрасывались ими, словно мячиками, кидали высоко вверх, ловили, перелетая с места на место. Какая-нибудь ягода обязательно лопалась, и незадачливый игрок падал на землю, залитый соком. Томми с нетерпением ждал, когда начнется игра. Он даже взял с собой коржик. Феи всегда разламывали гостинец на кусочки, из которых складывали свои домики. Первый же дождь размывал кладку, но маленькие строители не огорчались, а просто возводили новые жилища. Феи никогда не унывали, и никакие трудности не могли заставить их пасть духом.
Томми раздвинул еловые ветви, но на поляне никого не было. Мимо пролетела стрекоза. Стрекот ее крыльев был очень похож на звук, который издавали феи. Томми ненадолго приободрился. Может, они просто в прятки с ним играют? Он шагнул на поляну, зажмурился и сказал: «Вылазьте, вылазьте». Томми открыл глаза, но никто не появился. Феи, которые никогда не расставались со своими домиками, ушли. Покинули место, где обитали веками.
В лесу царила тишина – непривычная, унылая. Воздух, где раньше искрился смех, потускнел, шум веселой возни больше не раздавался, листья словно покрылись пылью, некому стало протирать их каждое утро. Томми Квилти стоял посреди поляны. Здесь феи посыпали его волшебным порошком, здесь Томми стал другим. С тех пор окружающим он казался уродом, но зато приобрел чудесный дар. Томми стал чем-то вроде лакмусовой бумажки. В том, как люди обращались с ним, проявлялась их сущность. Так сказали феи. Правда, некоторые в задних рядах хихикали, пока другие беседовали с мальчиком. Томми считал, что они просто завидовали ему, ведь и среди фей попадаются не только добрые.
