Александр Анянов - Рожденные ползать
Кадр третий. Бесконечная гладь мирового океана, посреди которой, сиротливо качается на ветру одинокая тростинка. Из-за горизонта появляется ракета, с красной звездой на борту. Быстро приближаясь, она попадает точно в центр тростинки. Взрыв! Конец мультфильма. Наша техника побеждает американскую даже на финском телевидении! Посмеявшись, возвращаемся к нашим прозаическим делам.
Однажды Юра, в очередной раз, переключил наше внимание на телевизор. Начинался какой-то американский фильм. Титры гласили: «Last tango in Paris». Кинчик шел на английском языке с финскими субтитрами. Оба языка мы знали примерно одинаково, поэтому, вначале не проявили сильной заинтересованности. Однако вскоре пошли такие кадры, что нам стало не до конспектов. Безобразия, которые творили на экране Марлон Брандо и Мария Шнейдер, были понятны без всякого перевода. Такого, советские люди еще не видели!
Когда фильм закончился, мы еле-еле отлепились от экрана. Проникаться марксизмом-ленинизмом не было уже никакой возможности. Каждый пытался собраться с мыслями, но не получалось. Однако на Юру кино оказало совершенно противоположное воздействие, нежели на нас троих. Он внезапно вскочил с койки, выдрал откуда-то несколько листов бумаги и с бешеной энергией начал их пачкать. Так как наш друг не заглядывал при этом ни в один первоисточник, мы пытались догадаться, какую же ленинскую работу он конспектирует. На все наши вопросы, Гусько только отмахивался, тщательно прикрывая свое творение рукой.
К концу дня тайна раскрылась. Отложив ручку, Юра горделиво приосанился, обвел нас торжествующим взором и провозгласил:
— Уважаемые дамы и господа! Предлагаю вашему вниманию, первый на территории СССР, порнорассказ. Прошу оценить по достоинству.
Мы отложили в сторону свои тетрадки и впились глазами в рукопись. Перед нами предстала полная энциклопедия сексуальной жизни. В свое короткое произведение Юра умудрился вместить все мыслимые и немыслимые способы плотской любви. Однако, странное дело. Чем дальше мы читали, тем слабее было наше вожделение и тем громче, становился смех.
Конец рассказа совпал с нашими финальными конвульсиями. Мы, совершенно обессилев, лежали на кроватях, держась за животы. Гусько был по-своему очень талантлив и вполне бы мог писать миниатюры для Райкина или Петросяна. Я не имею возможности воспроизвести этот шедевр в полном объеме, но один небольшой кусочек, врезался мне в память очень хорошо. Звучало это примерно так: «…Я поцеловал ее в губы. От возбуждения она так сильно сжала ноги, что у меня треснули очки».
Юра, Юра! В неудачное время и в неправильном месте ты родился. Ох, будут у тебя проблемы из-за конспектов. И не только из-за них!
* * *Раздался рев двигателя, это ушла на взлет спарка — разведчик погоды. 20-ка и 19-ый стояли на ЦЗ рядом, а мы с Женькой между ними. Наши машины были полностью подготовлены к вылету, и мы неторопливо толковали за жизнь.
Через какое-то время возле моего самолета появился летчик. Поздоровавшись с нами за руку, он обошел вокруг самолета и постучал ногой по колесу. Потом зачем-то засунул палец, в выступающую вперед, как пушка, трубу приемника высокого давления, скептически хмыкнул и полез в кабину. Я последовал за ним и помог ему пристегнуться. Через пару минут прозрачная капля фонаря закрылась. После запуска и проверки работоспособности самолетных систем, 20-ка вырулила со стоянки. Обдав нас удушливой струей керосиновых испарений, она ушла в сторону ВПП.
Откуда-то выскочил Панин, как чертик из коробочки:
— Ну, шо панове? Как тут у вас? Все чудово?
— Нормально. Давай, бугор, расписывайся! — я протянул своему начальнику журнал подготовки.
Панин размашисто расписался в ЖПС, потом снял у меня с головы берет, и засунул мне за пазуху, молча, показывая пальцем на свой. Оказалось, что его головной убор был привязан тонким фалом к воротнику куртки.
— И у тебя должно быть также, — объяснил старший техник. — Иначе ветер снесет с головы — и в двигатель! Ничего не поделаешь, авиационная специфика. Ты заметил, что в авиации, в отличие от других родов войск, на одежде нет пуговиц? Одни только молнии и заклепки. Вот, по этой же самой причине — пуговицы имеют обыкновение отрываться.
— Понял, до следующих полетов сделаю, — пообещал я.
Тезка между тем повернулся к Петрову и укоризненно поинтересовался:
— Женька, а ты что такой небритый сегодня? Знаешь, что настоящие мужчины, я, кстати, к ним принадлежу, бреются два раза в день? Первый раз перед службой, а второй раз вечером, когда ложишься…
— Под комэску, — перебил его Петров на полуслове. — Отсталый ты человек Панин.
Мой напарник провел тыльной стороной ладони по своей щетине и продолжил свою мысль:
— Если ты настоящий мужчина, то ты должен быть выбрит до синевы и слегка пьян. Но если ты еще и техник самолета, то ты должен быть слегка выбрит и пьян до синевы. Понял?
Панин уже открыл рот, чтобы ответить, но не успел. Мимо проходил Птицын в летной кожаной куртке. Мы вытянулись и отдали честь. Дятел лениво ответил и пошел дальше своей дорогой.
— Вот, кожедуб! — бросил ему вслед Женя, когда Птицын отошел на порядочное расстояние.
— Почему Кожедуб? — удивился я. — В смысле, летчик-ас?
— Нет, в смысле, замполит в кожаной куртке.
— Женя, думай, что говоришь! — старший техник опасливо покосился на меня. — Это же руководитель партийной жизни полка, — тезка вдруг заговорил словами из газеты «Правда».
— Ну, да, — не унимался Петров. — Руководитель — это кто руками водит. Много здесь таких. Особенно среди летчиков.
— Жека, ну не трогай ты летунов. Летчик — профессия героическая, рисковая! — улыбнулся Панин, чтобы разрядить обстановку.
Однако сегодня Петров явно был настроен критически и не желал оставлять последнее слово за начальником:
— Какой там героизм? Вот моряки — это, да. Уважаю!
— А почему моряки? — удивился Панин.
— Да потому, что в отличие от кораблей, истории еще не известно ни одного случая, когда бы самолет на землю не вернулся.
Старший техник лишь безнадежно махнул рукой:
— Я вижу Женька, тебя все равно не переспоришь. Ладно, я побежал на 21-ый. Надо приглядеть за нашим клоуном — Гусько. Пока еще не случилось чего.
Панин, как шарик ртути, выкатился из поля нашего зрения.
Вскоре приземлился мой самолет и зарулил на ЦЗ. Прежде всего, нужно было заменить тормозной парашют. Делать это приходилось после каждого вылета, потому что использованный парашют летчик сбрасывал на землю сразу после приземления и съезда с ВПП. Там его подбирали, снова укладывали и упаковывали в специальный брезентовый чехол. Потом, готовый к повторному применению, он опять возвращался к техникам.
Я залез на самолет, засунул тяжелый брезентовый цилиндр в парашютную гондолу, затем закрыл ее створки. Дальше — заправка. Хорошо автомобилистам! У них одна заправочная горловина и один бак. А у самолета иногда более десяти баков, расположенных в разных местах фюзеляжа и крыльев. Каждый из них, естественно, нужно залить до верха.
На старых самолетах это отнимало немало времени и требовало известной сноровки. Я вспомнил, как еще во время учебы в институте был на военных сборах в Тарту, в Эстонии, где базировался полк дальних бомбардировщиков Ту-16. В этом же городе располагался штаб дивизии. Комдивом являлся некий генерал-майор Джохар Дудаев, наводивший страх на весь гарнизон, но мало кому известный за его пределами.
Так вот, заправку этого старенького самолета я запомнил очень хорошо. Он имел (дай бог памяти) целых четыре заправочные горловины. Процесс кормления топливом производился сверху, с помощью заправочного пистолета. Особенно, мне нравилось этим заниматься после ночных полетов, в темноте. Заправочные пистолеты не отключались автоматически при наполнении бака, поэтому нужно было соблюдать крайнюю осторожность. Это потом я научился заправлять на слух, а поначалу…. Льешь себе, льешь. Изо всех сил таращишь глаза, пытаясь разглядеть уровень залитого топлива. А оттуда, как даст фонтан — все, прозевал!
Миг-27 принадлежал уже к самолетам нового поколения и был оборудован системой централизованной заправки. Ничуть не хуже, чем в «Жигулях». Всего одна горловина, расположенная с левой стороны фюзеляжа — заправляются все баки одновременно. Заправка прекращается автоматически после наполнения. В общем, сплошное удовольствие. Такие случаи, когда можно облиться керосином, как на Ту-16 просто и представить невозможно.
С улыбкой, вспоминая события ушедших дней, я открыл лючок заправочной горловины. Затем скрутил крышку бака, которая повисла на тонком металлическом тросике, соединяющем ее с корпусом самолета. Подтащил заправочный шланг, заканчивающийся на конце специальным приспособлением, с двумя ручками, называемым «присоской». Вставил ее в пазы горловины и повернул вправо до упора. Все, можно заправляться. Я постучал в окно кабины топливозаправщика. Водитель включил подкачивающие насосы, и длинная змея шланга начала толстеть прямо на глазах. Я вернулся к горловине, попробовал, хорошо ли закреплена присоска и посмотрел на топливомер, расположенный рядом с горловиной. Стрелка, дрогнув, поползла вверх, и … мощная струя керосина ударила меня в живот, едва не сбив с ног.
