Ирина Дедюхова - Время гарпий
— Тоже из часов? — поинтересовалась девочка и рассмеялась на утвердительный кивок горгоны.
— Забрала, когда она не оправдала моих надежд, — пояснила она. — Природа творчества двойственная, без связи с горгонами помощь муз бесполезна. Мне не хочется погружать тебя в античные семейные дрязги, после которых ты иначе взглянула бы и на настоящее, ведь все вокруг лишь отражает то, что давным-давно предсказано в мифах, как щит бронзовый Персея. Мифы не ради одного развлечения передавали из поколения в поколение — как предсказание, а вовсе не забавную сказку о тех временах, когда боги покупали фрукты на рынке.
— А знаете, всегда чувствовала что-то такое! — с жаром ответила девочка. — У нас многие считают, что раз они сейчас пока живые, так намного умнее тех, кто умер! Поэтому могут обо всем судить с потрясающей легкостью! Но если бы сами не лгали самим себе, если бы сами могли творить подобные мифы, который бы захватывал так же. Вот сегодня вы меня спросили про поэму Маяковского, Это, конечно, очень лживый миф, от него веет невероятной жестокостью к мертвым. Но… из моего класса его вряд ли кто-то прочтет целиком, кроме меня. А в чем смысл мифа о горгонах? Чувствую там какой-то подвох…
— Творческие силы человеческой души поистине безграничны, — невесело улыбнувшись, продолжила Эвриале. — Беда горгон состояла в том, что некогда именно они были ближе всех к ее истокам. Не зря же и сын Медузы Пегас — выбивает копытом родники, многие из которых сами по себе делают человека поэтом. Музы уже намного дальше отошли от первобытной творческой силы души, в искусствах, которым они покровительствуют, появилось много условностей, отделяющих от них реальность. А настоящее, исконное искусство — это магия, позволяющая менять лицо мира. Поэтому и мы с тобой сегодня не могли обойтись без маленьких чудес, недоступных простым смертным.
— Но ведь каждый может… писать стихи, например, — задумалась девочка. — Значит, каждый может, «попасть в струю», в чем-то внести изменения?
— Любой человек в чем-то меняет мир! А здесь… речь идет о начальной силе всех времен, которая является Словом, — подтвердила Эвриале. — Согласна, весьма опасно оставлять такой дар неразумным душам, которые здесь должны обрести зрелость. Но зачем лгать, будто чудовища — это те, кто нес в себе этот дар, останавливал время и исправлял все огрехи его использования?.. Столкнешься еще с парадоксом, что чудовищ снаружи не бывает, все они скрываются до поры до времени в человеческой душе.
— О, это ваш портрет? Как вы похожи! Вы изображаете Медузу? — спросила девочка, показывая на портрет у себя за спиной, который она увидела, повернувшись за чайником.
— Микеланджело Караваджо, сын архитектора Фермо Меризи и его второй жены Лючии Аратори, дочери землевладельца из городка Караваджо, неподалеку от Милана, — менторским тоном ответил девочке голос из чудесных часов. — Отец служил управляющим у маркиза Франческо Сфорца да Караваджо. В 1576 во время чумы умерли отец и дед, мать с детьми переехала в Караваджо. Первыми покровителями будущего художника были герцог и герцогиня Колонна.
Девочка хмыкнула, понимая, что и в этом приобретении горгона не обошлась без часов. Эвриале, неопределенно пожав плечами, покраснела.
— Это самый конец четырнадцатого века, а посмотри, какой реализм! — сказала она несколько неестественным тоном. — Пожалуй, даже прекраснее знаменитой мозаики в Дельфах, где в центре храма изображена голова Медузы без кабаньих клыков и прочих глупостей. В галерее Уффици хранится другая копия, где ее лицо обезображено ужасом. Там она изображена с кустистыми бровями, зубы желтые. До того, как в ее волосах оказались черные гадюки, ее волосы были золотыми. Да и выглядит, будто старше лет на двести. Что ты о ней знаешь?
— Мне этот миф откровенно не нравится, — призналась девочка. — В нем какая-то недоговоренность, за которыми обычно скрываются подлость и предательство. То, что сказано о ней в «Метаморфозах» Овидия, уже бросает тень на Персея. Она была красивой девушкой, была жрицей в храме Афины, затмевая красотой саму богиню. Затем прямо в храм врывается Посейдон, овладевает Медузой, оскверняя храм. За этот грех Афина наказывает одну беззащитную Медузу, превращая ее чудесные волосы в гадюк, изгоняя из своего храма. Здесь, в первую очередь, возникает вопрос, как Посейдон смог пройти без помощи Афины в ее святилище? Да, собственно, никак. Ну и, второй момент. После этого сестры горгоны прятались с беременной Медузой, никто не знал, где они находятся, даже Гермес. Он подсказывает Персею, что тот может узнать, где скрываются горгоны, украв единственный глаз у их родственниц — вещих грай. Мне вообще противно читать, как молодой человек в плаще-невидимке крадет единственный глаз у древних старух, чтобы узнать, где скрывается беременная женщина, оскорбленная и уничтоженная… И если никто, включая Гермеса не знал, где живут горгоны, то зачем врать, будто они всех обращали в камень, будто при этом нападали на всех и пили кровь? Хотя бы выбрали что-то одно: или в камень, или кровь. Отсутствие логики — первый признак «хитроумного» вранья.
— Тяжело же тебе придется! — вздохнула горгона.
— У нас в детском саду была книжка Корнея Чуковского, — продолжала девочка. — Мне тогда было странно, что из всех мифов этот замечательный детский писатель пересказал именно миф о Персее. Вот не о Геракле, не о Тезее, который убил Минотавра и спас своих товарищей из лабиринта с помощью нити Ариадны. А это ведь намного более благородная история, чем о Персее. Зачем малышей приучать с детства к подлости? На меня потом мальчик один напал с деревянным мечом, сказав, что меч ему дал Гермес, а что ему надо отрубить мне голову. С ним было говорить бесполезно, мне пришлось его отлупить.
— Медуза была смертной, но обладала сокрушительной силой, неподвластной никому, — грустно сказала Эвриале. — В ней была заключена древняя стихия, поэтому она была обречена. Никаким чудовищем она не была, да и ее головка приковывала взгляды изначально из-за своей красоты, в чем многие не желали признаться. Тебя никогда не удивляло, отчего это в мифе про Персея возле него крутится этот отвратительный торгаш Гермес? Он и меч приносит, он и свои крылатые сандалии дает. Такой добрый и обходительный, что лишь удивляет, как это бог стяжательства и ростовщичества обошел стороной двенадцать подвигов Геракла и не помог ни в чем Тезею, победившему Минотавра? Против слабой спящей девушки — он тут как тут! А против гидры даже пальчиком не шевельнул. На вот, почитай словарь русского языка Даля, многое объясняет, между прочим. Ты сказку «Морока» читала? Запомни, все передается в языке, как и умение мыслить! Не надо думать, будто люди, жившие до вас, были поголовными идиотами, если у них не было кино и телевидения. Ты тоже увидишь много технических чудес в своей жизни, но запомни, что никто ради вас не станет устраивать мир иначе, он останется таким, каким и был, когда Даль описывал значение каждого слова. Так тебе нравится сказка «Морока»?
— Честно говоря, нет. Она скучная! — сказала девочка, у нее сразу заблестели глаза об одном упоминании о словаре Даля.
— Вот! — радостно закричала горгона, почувствовав в своей стихии. — Скука — один из смертных грехов, а они так называются, поскольку лишают душу свойственной ей силы. Я иногда думаю, что все эти убийства, которые Еврисфей заставил совершить Геракла, с провокационными обстоятельствами — изначально задумывались, чтобы обессилить душу героя. Ну, мне так кажется, могу и ошибаться. Итак, читаем, какой же смысл несет в русском языке слово «морока».
Она поднесла руку к ящичку часов, и те тут же выплюнули объемистый том, сообщив, что первое издание «Толкового словаря живого великорусского языка» Владимира Ивановича Даля вышло в свет в 1866 году.
— Вот, слушай! — горгона раскрыла томик на нужной букве и зачитала. — Это — морок, мрак, сумрак, мрачность, темнота и густота воздуха, марево, мгла, сухой туман, облака и тучи. Как бы поначалу — чисто климатические явления, вроде бы и не о чем сказочку сочинять. Но вдобавок это — мара, греза, обаянье. В других языках это еще называется «майя». Морока — это обморок, припадок, омраченье ума. А вот дальше уж в точности говорится о Гермесе: «Обойти кого морокой, мороком, морочить, обманывать хитростью, лукавством, лживыми рассуждениями, уверениями, каким-либо обманом чувств и обаяньем; отводить глаза». И стоит ведь лишь поинтересоваться его милой матушкой, чтобы понять все!
— А кто его мать? — поинтересовалась девочка. — Не помню, кстати, ни одного сообщения об этом любовном похождении. Зато в мифах говорится, что он воровал с детства, причем, даже у пастухов, которые его кормили. И еще во младенчестве пытался все наворованное сбыть на базаре.
— Чего точно не говорится в мифах, что… у него ледяные пальцы. Мы его за это называем «Холодец», хорошее русское слово. Его мать — горная нимфа Майя, морочившая путников, развлекавшаяся тем, что сбрасывала оступившихся в пропасть. Может, она — чудовище? Вовсе нет! Она — прекрасна и удивительна! И никто не помнит ее романа с Зевсом, но как-то ей удалось всех обморочить, заявив, будто Гермес — его сын. Но… к нему отношение тоже было всегда вымороченным. Знаешь, нигде не любят малолетних воришек. В Альпах Майя появляется в образе Ледяной Девы, никому ничего хорошего в жизни не сделавшей, а сама встреча с ней предвещает гибель.
