Борис Иванов - Сборник " "
На минуту все — и даже, кажется, Шпилли — воззрились на Колдуна. Но тот, ничем не означив какого-либо желания продолжать разговор, поднялся с места и, пожелав всем приятных сновидений, удалился.
Окончательно обалдевший от событий этих не самых спокойных в его жизни суток и твердо решивший, что утро вечера мудренее, Русти последовал примеру дока Маддера.
* * *Дойдя до крохотного — словно на детей рассчитанного — камбуза, он застал там Ника, задумчиво сидящего перед рюмкой сливовицы: «Леди» была основательно загружена спиртным — прямо-таки летучий винный погребок какой-то, что, однако, было и неудивительно, учитывая перевозимый ею контингент пассажиров последнего рейса. Русти молча уместился на второе свободное место за откинутым разделочным столиком, взял свободную — хрустальную вроде емкость и нацедил и себе немного «огненной воды». На строение у него было из рук вон.
— Так вы в карты не играете, гошподин Флаэрти? — спросил он у молчаливого альбиноса, произведенного им «де-факто» в собутыльники — У меня был один жнакомый — на «Георгии Победоношце» — навигатор по имени Михаил… Он вот тоже — карты в руки — ни-ни. То ли из баптистов был, то ли из этих… штароверов… Обштоятельный мужик — хотя и по фамилии Шебутной. «Шебутной» — это по-рушшки ожначает што-то вроде «рашторопный», в шмышле — наоборот. Шложное, одним шловом, понятие… Один раж только, говорят, в карты глянул — и то: кэпу Тоцкому шерез плечо — когда он в плену на Харуре с Кривым Шайтаном на жизнь и швободу твоего экипажа в «покер» режалшя. Туг уж у каждого в рашкладе интереш был, шоглашитешь, миштер. «Дурень, — говорит, — вот ровно, как миссис Шарбогард давеча — Ш бубей ходи! И што же — кэп его пошлушал и отыграл-таки кораблик швой назад, да и Шайтана шамого еще чуть без шганов не оштавил… А Майкл так год потом грех жамаливал — вше поштом да молениями. Ребята от него вше дожнавались: как это он про бубны допер, ешли шроду карт в руки не брал? Одного джину на него бочку извели — на разговение — так нет! Кремень мужик: так и не призналшя. «Божье, — говорит, — Шлово мне было». Вот так, жначит. А вы тоже из этих?
Тут Русти скосился на налитую стопку и кашлянул. В образ истово верующего страстотерпца сей предмет как-то не вписывался… Разве что — на разговение…
Ник, проследив его взгляд, молча подхватил емкость со стола и, буркнув «Прозит!» — отсалютовал ею боцману и опрокинул в себя. Русти последовал его примеру.
Принятая толика живительной влаги сообщила угрюмому молчуну чуток разговорчивости.
— Нет, я не баптист, — сообщил он, раз уж все равно пришлось раскрыть рот, чтобы поместить в него закуску. — Протестант — по крещению. А вообще-то — безразличен к таким материям… Пусть доказательством бытия Божия занимаются те, кому за это деньги платят… А что до карт — извините, офицер, — у меня с ними связаны неприятные воспоминания. Чисто личного характера…
— Ну — ижвините, миштер, ешли я жадел ваши щувштва. — придав своему голосу должную глубину, процедил боцман.
Такой прием обычно сразу заставлял собеседника ощутить себя бесчувственным злодеем, причинившим старшему интенданту Раусхорну своими психологическими вывертами море страданий.
Сработало и сейчас.
Николас Флаэрти зарделся — второй раз за этот вечер — и снова налил сливовицы — себе и Русти.
— Видите ли, мистер Раусхорн, — подумав, начал он, — азарт карточных игроков — это, пожалуй, самый большой недостаток мой и моего брата — Питера… Вы, наверное, уже слышали от кого-нибудь нашу с ним историю?
Русти кивком подтвердил это предположение и с достоинством отпил сливовицы.
— Только вот, в отличие от меня, Пит и до сих пор не прочь перекинуться в картишки, а для меня это развлечение — теперь навек под запретом. Видите ли, когда я еще только стажировался в Службе, мне пришлось как-то быть ночным дежурным в полевом госпитале на Седых Лунах. Служба любит именно там «обкатывать» новичков. И действительно — там уж действительно с человеком случается все, что только может случиться…
Именно там я и проспал атаку москомортов. Знаете — такие твари — не больше обычного комара. Только Укус у них смертелен. Мы всю ночь дулись в «преф» — затягивает, знаете ли. Нет, я вовремя вставал из-за стола, делал обход, проверял состояние больных и аппаратуры. Но к утру меня сморило — и перед сдачей Дежурства я не проверил. Не проконтролировал систему «электрозанавеса», одним словом. Она постоянно включалась на ночь и в предрассветные часы — когда моски особенно активны…
По всей видимости, кто-то из ходячих больных — из новичков, которые еще, как говорится, пороху не нюхали на Лунах, наверное, вырубил «занавеску». Когда она работает — духота и, знаете, запах… Горит мелкая мошка… Ну, там, разумеется, имелись предупреждающие надписи, предохранители… Но этот несчастный со всем этим благополучно справился. Ну а моски, как им и положено, налетели на рассвете. Шестеро погибших — как на зло, все — из палаты выздоравливающих. Меня признали невиновным — ограничились тем, что аннулировали стаж, загнали на Ведьмины равнины, — но я-то знаю, кто виноват. И что виновато…
Оба помолчали.
— Вы, пожалуй, шлишком штроги к шебе, миштер Флаэрти… — утешающе заметил Русти, наливая по третьей.
Но на этот раз не достиг того психологического эффекта, на который рассчитывал: Ник прикрыл свою стопку ладонью и, еще раз сославшись на необходимость раннего подъема завтра, оставил Русти наедине со сливовицей.
Та иссякла довольно быстро, проявив затем свои — весьма дурные — качества: всю ночь собравшийся было по-человечески выспаться перед принятием важных решений Русти то кемарил судорожным полусном, то просыпался в холодном поту, стряхивая с физиономии пригрезившихся ему в изобилии москомортов…
* * *— Так что и спать Русти в ту ночь не спал, и бодрствовать не бодрствовал… За ночь — даже лицом осунулся и всю шепелявость от распухших губ у него как рукой сняло — Хенки примерился и аккуратно наполнил кружку собеседника, не забыв и о себе. — Ну вот — едва продрав глаза. Русти долго пытался понять, на каком свете он находится или, по крайней мере, на каком корабле. Вспомнив, на каком, черт бы его — этот корабль — побрал, он вскочил и, отмывшись от остатков ледяного пота, которым обливался всю ночь, отправился проверять на «Леди» все, что имело отношение к той бумажке, которую вчера торопливо, чтобы никто не заметил, он сунул в карман. Проведенная проверка довела его до ручки. Дела обстояли плачевно — плачевнее некуда… Приготовление завтрака для всей честной компании, которое ему выпало по наспех составленному графику, заняло у боцмана минимальное время, тем более что после вчерашних треволнений к завтраку в кают-компанию все тянулись поодиночке и в основном молчали, приветствуя друг друга лишь полусонными кивками. А вот за обедом его кулинарные достижения подверглись жестоким поношениям со стороны пребывавшей не в духе мисс Генриетты.
* * *— Я не могу есть ЭТО! — Доктор Ульцер с таким отвращением отодвинула от себя стандартный эскалоп, полчаса назад извлеченный Русти из корабельного морозильника и в меру прожаренный в гриле микроволновки, словно это был, по меньшей мере, фаллос пожилого павиана в соусе из змеиного яда.
— Но почему, Генриетта? — Доктор Сандерс воззрился на свою подчиненную словно отец семейства на непослушную дочь, истомившую его бесконечными капризами — Если ваши э-э… религиозные традиции не позволяют вам есть свинину, то вы могли бы заранее попросить боцмана приготовить вам, ну, скажем, хороший говяжий ростбиф.
— При чем тут религия, доктор?! Я ведь, кажется, предупреждала вас еще на «Транзите», что я вегетарианка и не употребляю мяса. Вы только посмотрите на это! — Она ткнула вилкой в свою тарелку. — Здесь же сплошной холестерин с канцерогенами в придачу. А уж про содержание жирных кислот я вообще молчу!
— Боже мой, с того времени, когда мы с вами на «Транзите» беседовали на кулинарные темы, произошли некоторые события, которые немного заслонили в моей памяти наш разговор… — с грустью произнес в признание своей вины и в свое же оправдание руководитель Миссии. — Что касается холестерина, то…
— «Кто умножает познание, тот умножает и скорбь», дорогая, — уплетая вторую порцию свиной отбивной, бодро процитировала Большую Книгу госпожа Шарбогард. — Бросьте вы свои причуды к такой-то матери и ешьте что вам дают. У меня лично после всей этой заварухи с абордажем в Открытом Космосе прорезался зверский аппетит.
— Лучше буду голодать, чем изменю своим принципам, — демонстративно выходя из-за стола, заявила капризная Генриетта — Человек есть то, что он ест!
— Как знаете, милочка, — флегматично проигнорировала оскорбительный намек ее коллега, перекладывая нетронутый эскалоп в свою тарелку — В «Савое», согласна, готовят получше, но мы с вами не в том положении, когда можно привередничать.
