Люси Невилл - О, Мексика! Любовь и приключения в Мехико
Наши отношения только окрепли, когда я стала подростком, тогда как мои радикальные родители – дети послевоенного поколения с его демографическим взрывом – считали меня трудной девочкой. Когда они подслушали один мой телефонный разговор, в котором упоминалось слово «экстези», то впали в истерику и пригрозили отправить меня в закрытую школу, расположенную в пустыне. Разумеется, тот факт, что мой отец в 1970-е годы восторженно писал об употреблении наркотиков для развлечения, не имел для них никакого значения. Вскоре после этого нас с сестрой перевели в элитную англиканскую частную школу в столице потому только, что в пустыне закрытых школ не оказалось.
Напротив, моя бабушка с большим интересом слушала, когда я рассказывала ей о наркотиках; она даже призналась, что была бы не прочь как-нибудь покурить марихуану. Впоследствии в течение пяти мучительных лет, последовавших за инсультом, когда парализовало все тело моей бедной бабушки, за исключением правой руки и головы, в доме держали для нее особые сигареты – на тот случай, когда не действовал морфий.
Впервые с момента отъезда мне нестерпимо захотелось домой, к родным, к маме. Я пошла в интернет-кафе, которое находилось через дорогу от гостиницы, чтобы дочитать письмо до конца. После этого мне стало намного легче. Бабушка тихо скончалась в окружении родных: ее дети и брат-близнец были рядом и держали ее за руку. Бабушка никогда не любила похороны, поэтому вместо поминок близкие устроили праздник в ее честь и выпустили в небо 83 оранжевых воздушных шара – по шарику за каждый прожитый бабушкой год. Меня утешала мысль о том, что ее страдания закончились. В конце письма мама сообщала, что все семейство приедет навестить меня в Мехико, как только моя сестра Анжелика сдаст последние школьные экзамены. Это была хорошая новость, однако она меня обеспокоила. Мои родители – чудесные люди, но с ними просто беда. Я знала, что они примутся дотошно изучать мою жизнь… Чистая ли у меня одежда? Поглажена ли? Не слишком ли я исхудала? Не нужно ли мне к стоматологу?
Прежде чем я успела подумать, что это я делаю, мы с Рикардо стали близки. Мне никогда не узнать, было ли это побочным эффектом электрошока или просто я вконец истосковалась по близким отношениям. Но наступил момент, когда я обнаружила, что не могу сопротивляться желанию быть с ним, и это было взаимно.
Эволюция наших отношений – от рабочих и дружеских до любовных – была стремительной, но в то же время настолько естественной, что я почти не заметила, как это произошло. Полный смысл этого события дошел до меня, по правде говоря, только когда мы вместе ехали в автобусе обратно в Мехико. Мы ехали молча, обнявшись в темноте так, будто знали друг друга много лет.
Я рассказала Рикардо об Октавио: что он мой сосед и что мы хорошо ладим, но редко видимся друг с другом. Я не сочла нужным рассказывать подробности о моем увлечении Октавио, особенно сейчас, когда подтвердилось, что всякая близость между нами, которую я ощущала, должно быть, существовала только в моем воображении. Когда я думала о нем, у меня сжималось сердце. Но пора было забыть о нем и двигаться дальше. Может, если у меня появится молодой человек, это вымостит мне путь к по‑настоящему дружеским отношениям с Октавио.
Была почти полночь, когда мы с Рикардо приехали на автовокзал на самом севере столицы. Когда мы вышли и оказались на промышленной окраине города, я задалась вопросом: зачем мы вообще сюда вернулись? Вокруг фабрик виднелись цементные лачуги. В ночном воздухе ощущался легкий привкус дыма, а небо было грязно-желтого цвета.
Мы пошли к подземному переходу, который вел на станцию метро. Внезапно Рикардо схватил меня за руку и потащил за собой так быстро, что я чуть не упала. Справа от нас, в темноте, компания молодых людей окружила человека в костюме. В руках, засунутых в карманы, они небрежно сжимали револьверы и все теснее смыкали кольцо вокруг своей жертвы. С платформы мне было видно, как дрожали плечи этого немолодого мужчины, когда он отдавал им свои вещи.
Рикардо проехал со мной на метро и проводил до квартиры. Мы обнялись, а потом он ушел. Было странно расставаться с ним после того, как мы провели вместе почти каждую минуту из последних нескольких недель. Я точно не знала, что я испытываю к нему, – только чувствовала себя защищенной и счастливой в его присутствии. Я повернула ключ в замочной скважине и услышала звуки классической гитары.
Октавио встретил меня в дверях. На нем снова были красные шорты и белая футболка.
— Привет, я соскучился, – сказал он.
И сердце у меня екнуло.
8
Пресвятая дева
— Что-что ты сегодня засиделся, – сказала я, вернувшись в гостиную после того, как сбросила в своей комнате с плеч рюкзак. Было почти три часа ночи.
— Только что пришел с концерта.
И я поняла, что концерт прошел хорошо, судя по тому, как Октавио с усмешкой закружился по комнате под гитару.
Я рухнула на подушку, лежащую на полу, и прислонилась спиной к стене. Я устала с дороги, но все же решила сделать усилие и вместо сна потратить несколько минут на то, чтобы восстановить контакт со своим соседом.
— Как тебе Керетаро?
— Утомительно. Нет, конечно, город хорош. Красивое место, но столько работы – с утра до вечера!
Я не нашла в себе силы рассказать Октавио о смерти моей бабушки. Хотя мы с ним и были друзьями, у меня все еще было ощущение, что мне с ним нужно держаться сдержанно.
— Слушай, можешь оказать мне огромную услугу? – спросил он, направляясь ко мне с парой ножниц. – Я завтра собираюсь к бабушке, в Куэрнаваку, и она опять будет говорить, что у меня слишком длинные волосы.
Я запротестовала:
— Нет уж, извини, тот простой факт, что я женщина, еще не означает, что я умею подстригать волосы.
— Давай, это просто. Только чуть-чуть сзади, спереди я сам могу… Чтобы от плеч было около дюйма и чтобы ровно.
— Может, завтра?
— Нет, я уезжаю рано утром. Ты еще будешь спать.
Он устроился на полу между моих коленей, вытянув длиннющие волосатые ноги на полкомнаты. Не могу сказать, что интимность этой позы меня совсем не волновала, но гораздо больше меня тревожила стоящая передо мной задача. Я принялась за дело осторожно, состригая с кончиков его волос по миллиметру.
— Новая картина? – поинтересовалась я, заметив огромный черно‑белый холст на стене напротив.
— Ага. Нравится? Я купил ее в Оахаке у приятеля‑художника.
Мне она нравилась. Резкими экспрессионистскими мазками была изображена женщина в накидке из звезд, сложившая руки в молитве. Она стояла на перевернутом растущем месяце, который держал в руках ангелочек, и ее тело излучало мерцающий свет. Я сразу узнала этот образ: эта картина была интерпретацией, пожалуй, самого известного мексиканского изображения – Пресвятой Девы Гваделупской.
Этот образ присутствует в Мексике почти повсюду, куды бы вы ни взглянули. С какой бы станции метро вы ни вышли, почти наверняка вы встретите ее снаружи, тихо стоящую внутри стеклянного футляра, украшенного свечами, розами и китайскими фонариками. Проходя мимо нее, большинство пешеходов хоть на мгновение остановятся, чтобы перекреститься. Эдгар однажды рассказал мне, что эти алтари ставятся муниципалитетом так, чтобы удержать людей от бросания мусора в определенных местах. «Возле Девы Марии никто не мусорит», – добавил он.
Ее образ доминирует в изделиях мексиканских ремесленников и в китче и постоянно проникает в мексиканское искусство. Ее чаще всего изображают в психоделически ярких – красных, желтых и бирюзовых – тонах; ее продают на улицах в виде постеров, ювелирных украшений, копий в рамочках, подсвеченных лампочками, или в лавках в виде статуэток из хорошего фарфора.
— Ты же знаешь эту историю, да?
— Э… нет… Но перестань двигать головой.
Октавио взялся рассказывать мне историю мексиканской Богоматери. Все началось с крестьянина по имени Хуан Диего, который в 1531 году отправился пешком из своей деревни в Мехико. Когда он шел через холм Тепейяк, произошла неожиданная вещь: перед ним явилась юная девушка. Она приблизилась к нему, и он увидел, что от нее исходит сияние. Она заговорила с ним на науатле – языке ацтеков – и рассказала, что она – Дева Мария, Богоматерь. Она являлась Хуану Диего четыре раза и на четвертый раз велела построить церковь в свою честь. Так что Хуан Диего отправился в город и разыскал епископа, чтобы рассказать ему о том, что видел. Но епископ-испанец не поверил ему и потребовал доказательств.
Тогда Хуан Диего снова вернулся на тот же холм. И снова ему явилась Пресвятая Дева, и он рассказал ей о требовании епископа. Она велела ему собрать цветы, выросшие на холме, и отнести их епископу. Хуан Диего собрал цветы, и Пресвятая Дева завернула их в его тильму – традиционную индейскую накидку. Когда он вручил их епископу, на ayate (ткани из волокон кактуса-магуэя), из которой была сшита тильма, проступил образ Пресвятой Девы. Епископ упал на колени. Эти двое мужчин вместе занялись строительством храма.
