Джулиан Барнс - Лимонный стол
Ну, эта диссертация о попугаях произвела на меня впечатление. Миссис Одри Пенн — женщина, несомненно, образованная. Не имея под рукой других справочников, кроме старого по моему колледжу, от нечего делать я поискала ее там и нашла. Там она значится как леди Маргарет Холл, на восемь лет моложе меня, стипендиатка, тогда как я была первой в своем выпуске, а специальность — французский язык. (А не ветеринария!)
Я не могла не написать вам про это, поскольку никто другой не поймет всей странности подобной синхронности. Но я недостаточно осведомлена, чтобы решить, представляет ли это собой совпадение в полнейшем смысле слова. Мои созаточенки здесь либо свихнутые, либо глухие. Я, как Фелисите[24], глуха. К несчастью, свихнутые не глухи, но кто я такая, чтобы утверждать, что глухие — не свихнутые. Собственно говоря, я тут, хотя и младшая, но Старшая Девочка, так как благодаря сравнительной юности я сравнительно компетентна.
Croyez cher Monsieur a l'assurance de mes sentiments distingués.[25]
Сильвия Уинстенли.4 марта 1986
Дорогой мистер Барнс!
Так почему же вы указали, что вы доктор? Что до меня, то я незамужняя, хотя вы нелюбезно предложили мне выбор только между мисс, миссис и мс. Почему не леди Сильвия? Как-никак, я принадлежу к Высшклассу, «именитый род графства» и все такое прочее. Моя двоюродная бабушка рассказывала мне, что кардинал Ньюмен, когда она была маленькой, привез ей из Испании апельсин. Один ей и по одному всем ее сестрам. Фрукт этот тогда в Англии был почти неизвестен. Н. был крестным отцом моей бабушки.
Смотрительница сказала мне, что владелица Доминика «пользуется в квартале общим уважением», из чего неопровержимо следует, что сплетни бушуют, и мне лучше держать язык на замке. Я отправила примирительное письмо (ответа не получила) и заметила, когда в следующий раз проходила мимо, что Доминика с окна убрали. Может быть, он болен. В конце-то концов, если у попугаев нет слизистых оболочек, почему из его клюва капало? Но если я начну задавать такие вопросы во всеуслышание, мне придется побывать в суде. Ну да я судей не боюсь.
С моими учениками я подробно разбирала Андре Жида. Пруст наводит на меня скуку, и я не понимаю Жироду, поскольку мозг у меня своеобразный — блистательный в некоторых областях и безнадежно тупой в других. В школе мне прочили первое место, директриса сказала, что съест свою шляпу, если я его не получу. Я не получила (второе, с отличием за свободное владение разговорным языком), и она послала протест; из ответа следовало, что количество Альф уравновешивается количеством Гамм, и никаких Бет. Понимаете, о чем я? Я не ходила в обычную школу и, как «леди», не изучала ортодоксальные дисциплины, так что на вступительных экзаменах мое эссе о материнских повадках уховерток оказалось мне куда полезней, чем «образовательные» потуги девочек из Шерборна[26]. Я была первой в своем выпуске, как, по-моему, я уже упоминала.
Так почему же вы указали, что вы доктор шестидесяти лет, когда вам явно не может быть больше сорока? Ну послушайте! В юности я обнаружила, что все мужчины — заведомые обманщики, и решила заняться Флиртом только после того, как в 60 лет начну получать Пенсию по Старости, — но это привело к тому, что в дальнейшие 20 лет я — говорит мой психолог — стала неисправимой кокеткой.
Покончив с Барнсом, я перешла к Брукнер Аните, и надо же, в тот же самый день ее показали в Ящике. Не знаю, не знаю. ОНИ бесспорно что-то со мной творят. Я говорю: «Если это верное решение, дайте мне увидеть оленя», выбрав самое маловероятное животное для этого места. Возникает олень. Точно так же — зимородок и пестрый дятел в других случаях. Я не могу согласиться, будто это игра воображения, или что мое подсознание предполагало, будто все эти существа ждут своей-очереди за кулисами. Словно бы существует Высшее «Я», и оно, например, приказывает ничего не понимающему эритроциту отправиться закупорить порез. Но в таком случае, что в вашем Высшем «Я» и моем Высшем «Я» учит нашу кровь закупоривать порезы? В «Ночном дежурстве», как я заметила, они просто упихивают все сырое мясо назад в дыру и предоставляют ему самому преобразоваться в мышцы, а я три месяца назад перенесла критическую операцию, но все кусочки словно бы воссоединились в правильную форму и правильно зажили. Кто показал им, как это сделать?
Хватит мне места на странице для попугаячьих перышек? Директриса, мисс Ферстон, была довольно нескладной женщиной с лошадиным лицом и на 24 года старше меня, «assoiffée de beauté»[27], носила неуместные широкополые шляпы с перьями и ездила в них на велосипеде (в кембриджском стиле с корзинкой сзади). Одно время мы были очень близки и планировали поселиться вместе, но она обнаружила, как раз во время, до чего я мерзкая. Как-то я увидела во сне мисс Ферстон: она плясала от радости; на ней была колоссальная шляпа, с которой слетали попугаячьи перья. Она сказала: «Теперь между нами все хорошо» (или что-то похожее). Я сказала себе: «Но эта женщина никогда не была НЕКРАСИВОЙ». За завтраком я сказала кузине: «Я уверена, мисс Ферстон умерла». Мы заглянули в «Телеграф» — никакого некролога, хотя ему следовало бы быть.
Приходит почта — на обороте конверта: «As-tu vu que miss Thurston est morte?»[28] Мы навешаем другую кузину; некролог и фотография в «Таймc». Мне следует добавить, что я ни в какой мере не экстрасенс.
Не стану утверждать, будто не собиралась разводить такую болтологию. Я здесь Старшая Девочка, как самая МЛАДШАЯ и самая компетентная. Имею автомобиль, могу им управлять. Поскольку они почти все глухие тетери, шепотков по углам почти не бывает. Можно мне создать величественное слово для обозначения длиннейших писем (эпистоломания)? Нет, я правда прошу извинения.
Наилучшие пожелания, удачи с писательством.
Сильвия Уинстенли.18 апреля 1986
Дорогой Джулиан,
называю вас так с разрешения и получив право Флиртовать; хотя Флирт, если для разгона имеется только суперобложка, это что-то новое, как вы легко можете себе представить. Ну а почему я замуровала себя в Старосаде, хотя могу ходить по улицам и управлять автомобилем, и радоваться угрозе судебного иска, то все свелось к тому, чтобы прыгнуть, прежде чем тебя столкнут или sauter pour mieux reculer[29]. Моя милая кузина умерла, мне угрожала критическая операция, и перспектива быть собственной экономкой, пока я не откину копыта, представилась мне малозаманчивой. И тут вдруг, как нынче выражаются, открывается непредвиденная вакансия. Я одинокая волчица, как вы могли сделать вывод, и житейскую мудрость нахожу именно что житейской. Ж.М. утверждает, что нам всем следует сохранять независимость как можно дольше, и отправляться в Старосад, только когда наша семья больше не сможет нас терпеть, или мы начнем, открыв горелку, забывать зажечь газ и ошпаривать себя чашкой какао на сон грядущий. Но при таких обстоятельствах Старосад может обернуться сильнейшим потрясением, наши мозги взболтаются, мы переродимся в идиоток и обеспечим скорое открытие еще одной непредвиденной вакансии. И потому я решила доставить себя сюда, пока я еще более или менее функционирую. Ну, детей у меня нет, и мой психолог согласился.
А теперь, дорогой Барнс, увы! Единственная ваша книга, которую вы велели мне не читать, оказалась единственной, имеющейся в библиотеке. «До того, как она встретила меня» с января выдавалась 11 раз, как вам будет упоительно узнать, и кто-то из читавших жирно подчеркивал слово «трахать» всякий раз, когда оно встречалось. Тем не менее он снизошел прочесть ее всю до последнего «трахать» на стр. 176. Я еще так далеко не добралась. За ужином я попыталась завязать raconterie[30] с другими глухарками, но безуспешно. «Полагаю, — сказала я, — это книга о радостях постели». «Што? Што? Швините? Швините?» «Жадость! Вы знаете! Милая уютная подушка, мягкий матрас, бай-бай». Ну и никто не счел эту тему достойной raconterie. А я ее прочту и, без сомнения, узнаю очень много нового.
Я очень сердита, зла и т. п. из-за казарменных грубостей мужа Смотрительницы, бывшего старшего сержанта, и охотно бы спустила его с лестницы спиной вперед, но предположила, что он, вероятно, окажется сильнее. Позвольте мне еще немножко филиппик на тему Старосадов. Когда Няня наконец совсем впала в детство, я обследовала ряд таких заведений. Настроение не слишком поднимается, когда раз за разом видишь тот же самый полумесяц послушных бабулек, сидящих в дешевых креслах, а Ящик вопит на них, как Муссолини. В одном заведении я спросила Смотрительницу: «Какие активные развлечения вы обеспечиваете?» Она обалдело посмотрела на меня: разве не было ясно, что старые глухарки уже получают всю дозу увлекательного времяпрепровождения, какую способны стерпеть ум и душа? Потом она ответила: «Раз в неделю к ним для игр приходит тренер». «Игр?» — переспросила я, не обнаружив вокруг подходящих кандидаток для олимпийской команды. «Да, — снизошла она до ответа. — Он выстраивает их в круг и бросает в них пляжный мяч, а они должны бросать его обратно». Ну так сегодня утром я упомянула Ст. Сержанту про пляжные мячи, но, естественно, до него не дошло. Глухарки и свихи тут больше всего боятся Доставлять Затруднения. Единственно верный способ не Доставлять Затруднения — это лечь в гроб, а потому я намереваюсь Доставлять Затруднения как способ оставаться в живых. Преуспею ли я в этом или нет, не знаю. Данный Старосад функционирует, будто прямо из Бальзака. Мы выкладываем сбережения всей нашей жизни, чтобы уступить другим контроль над нашей жизнью. Я вообразила систему просвещенной диктатуры, одобренную Вольтером, но не знаю, существовало ли когда-нибудь подобное правительство, и вообще способно ли оно существовать. Смотрительницы то ли спланированно, то ли по бессознательной привычке мало-помалу все больше и больше разрушают наши волю и дух. Власти предержащие, предположительно, наши союзники.
