Всеволод Бенигсен - ПЗХФЧЩ!
— Ой! — вскрикнула Нина Ивановна. — Точно! Всё! Всё сходится!
— Что сходится? — устало отозвался гинеколог, по-прежнему глядя в окно.
— Да то! Сегодня какое число?
— Ну первое июня. День защиты детей.
— Да каких на хер детей! — закричала ополоумевшая акушерка. — Вы вспомните, когда у Христа день рождения был! Первого января! А этот… ровно через полгода. То есть наоборот! Точно Антихрист!
— Так Христос это… — поморщился гинеколог, которому даже мыслительный процесс доставлял невыносимую боль в области черепа, — вроде не первого ро-дился-то.
— А какого же?
— Седьмого вроде. Или двадцать седьмого. Я тут сам путаюсь.
— Да какого седьмого?! — возмутилась акушерка. — Седьмого революция была, да и то ноября. А первого января как раз пришли с подарками эти… ходоки.
— Ходоки к Ленину ходили. Волхвы, наверное.
— Точно. А когда у нас с подарками приходят? Как раз первого. У себя Новый год отпразднуют, нажрутся и к соседям за добавкой.
— М-да? Ну, может быть.
— Надо ее отправить домой.
— Кого это?
— Ну кого-кого? Кузькину мать, конечно! И Кузю этого, Антихриста. От греха подальше. Ну их к черту. А то будут здесь торчать, как у Христа за пазухой.
— Как у Антихриста за пазухой, — мрачно пошутил гинеколог и добавил: — Ну, отправляйте под свою ответственность. Только учтите, Иван Дмитриевич приказал сразу после родов никого не отпускать. Вы же не хотите работу потерять?
Акушерка задумалась, мучительно соображая, которое из двух зол меньшее: Кузя или потеря работы. Работу терять совсем не хотелось.
— Я поняла, — прошептала она загробным голосом. — Надо сначала его это… убить.
Павел Борисович удивленно вскинул брови.
— Зачем это?
— Мир спасти. Он когда вырастет, будет всем кирдык.
— Ну, убейте, — пожал плечами врач.
Он задавил сигарету в банке из-под шпрот и сочувственно посмотрел на акушерку.
— Совсем тут с вами ебанешься, Нина Ивановна. Шли б вы домой. Все равно полчаса до конца смены. А я додежурю.
Нина Ивановна, ничего не говоря, развернулась и задумчиво вышла в коридор. В своей комнатке переобулась и надела куртку. Затем налила сто грамм спирта и опрокинула их одним глотком. Поморщилась и взяла со стола ножницы. Несколько секунд постояла, глядя на сверкающую сталь лезвий, затем положила обратно на стол и тихо вышла в коридор. В коридоре было пусто. Откуда-то доносился плач детей. Проходя мимо палаты с роженицей, услышала мужские голоса. Открыла дверь и замерла. На кровати сидела сияющая от радости роженица с Кузей у груди. Около нее стояло трое небритых мужиков — все навеселе. На одном из них, прямо поверх кепки, красовались красные маскарадные рога из пластмассы. Рога светились электрическим светом.
— Вы кто? — хрипло спросила акушерка, уставившись немигающим взглядом на рога.
— Мы? — удивился самый трезвый. — Так, это… Я — муж Танькин. А это кореша мои. Пришли поздравить. Кузя ж родился! Да, мужики? — радостно окликнул он приятелей.
— А то, ёпти! — откликнулись те, качаясь, словно на палубе в открытом море.
— Вот, кстати, апельсинов принесли. Хотите? Мы ж еле доехали. От Опакляпсино до вас полтора часа добирались заместо сорока минут. Дорогу развезло. Да еще и заблудились. Хорошо, над роддомом свет увидели, на него и ехали.
— Какой еще свет? — спросила акушерка.
— Так прожектор от крана строительного.
— Понятно, — сказала Нина Ивановна и неожиданно прищурилась: — А кто вас пустил в помещение в верхней одежде, а? Да еще в сапожищах!
— Так, это… мы прошли и все. Да вы сами в верхней одежде.
Акушерка растерянно посмотрела на себя, но тут же спохватилась:
— Мне положено! Короче, так. Завтра придете и заберете. Нам заведующий запретил выписывать сразу после родов! И марш отсюда!
Она стала выталкивать мужиков.
— И рога свои дурацкие снимите! Тут вам не цирк!
Она сдернула с головы одного из мужиков красные рога и запихнула их ему в карман куртки. Кузя, сидевший до этого смирно, заревел, как сирена. Он стал капризно сучить ножками и тянуть свои маленькие ручонки к уходящим посетителям.
— У-у, племя иродово, — прошипела акушерка.
Она сплюнула три раза через плечо и выпихнула мужиков в коридор. Там проводила их до двери и сдала сонному охраннику. А сама побрела домой. Всю дорогу до дома в ушах ее стоял рев маленького Кузи.
Едва акушерка ушла, гинеколог кликнул Зойку и распорядился перевести роженицу в общую палату, а Кузю поместить к остальным новорожденным. После чего проверил записи в родовом журнале, внес туда неучтенного Кузьму и сел дожидаться сменщика, нетерпеливо поглядывая на часы. Время тянулось медленно. Можно даже сказать, топталось на месте. От нечего делать Павел Борисович решил сходить глянуть на младенцев — все ли в порядке. Еще в коридоре его встревожил надрывный плач, доносившийся из комнаты для новорожденных. Он перешел на бег, а в голове у него (видимо, под впечатлением от безумных выкладок акушерки) стали вставать картины одна страшней другой. То он представлял Кузю, который жадно урча и сверкая желтыми глазками, сосет кровь у своих соседей-младенцев. То ему виделось, как все тот же Кузя душит несчастных новорожденных своими пухлыми розовыми ручками. А может, и вообще — летает по комнате, изрыгая адское пламя. Гинеколог распахнул дверь и замер. Никто по комнате не летал и никого не душил, все было спокойно, если бы не рев детей и не какое-то движение, которое гинеколог поймал краем глаза. Он бросил взгляд в угол комнаты и замер: там сидела упитанная крыса. Она внимательно и даже как-то хищно смотрела на врача, словно прикидывала, не сгодится ли тот на обед. Потом лениво развернулась и, вильнув серым хвостом, нырнула под обои, где у нее, видимо, был прогрызен потайной ход.
— Зоя! — истерично завопил гинеколог, перекрывая крик новорожденных. После чего бросился к кроваткам. У Пантелеймона, Варфоломея и Лукерьи не было никаких следов от укусов — видимо, они орали просто от испуга. Единственным, кто не орал, был Кузьма. Он лежал с блаженной улыбкой на лице и вертел в руках маленький кусочек высохшего сыра.
«Чертовщина! — поежился врач, сразу вспомнив и слова акушерки, и то, как подозрительно быстро и безболезненно родился Кузя, — крысы ему, видите ли, сыр приносят».
Он выхватил сыр из рук Кузьмы и протер пальцы ребенка влажной салфеткой. Кузьма сразу заревел.
— Что случилось? — вбежала перепуганная Зоя.
— Что-что! — недовольно буркнул гинеколог. — Крысы у тебя тут бегают, вот что. Вон там, под обоями, дыра — пока задвинь чем-нибудь, а потом сходи к Михалычу, пусть законопатит ее. Сколько раз просил кошку привезти, мать вашу!
Он еще раз посмотрел на Кузьму. Тот уже перестал плакать и теперь просто лежал, водя грустными глазами по комнате.
«Может, и правда Антихрист, — подумал гинеколог и зевнул. — Надо будет Нине Иванне рассказать».
Придя домой, акушерка пригубила немного водочки, разделась и нырнула в кровать. Но заснуть так и не смогла: едва закрывала глаза, как перед ней сразу возникал большой мохнатый черт с красными рогами на голове. Он прожигал Нину Ивановну своим недобрым взглядом и вопрошал протяжным оперным басом:
— Ты зачем сына моего обижаешь?!
Акушерка вздрагивала и просыпалась. Наконец, не выдержала и встала с кровати.
«Надо помолиться», — подумала она. Молитв она, правда, никаких не знала, поэтому решила импровизировать на ходу — главное, чтоб от сердца. Она встала на колени перед кроватью и сложила ладони рук.
— Я молюсь тебе, Боже, чтобы это… все было хорошо. Чтобы всякие черти мне не являлись и дали поспать. Я ж вторую смену на ногах. А заведующий, черт бы его побрал, Маньке специально дает смены хорошие. А знаешь, почему? Потому что он с ней спит. Вот такие дела. Выходит, зарплата у нас одинаковая, а работает Манька реже. Это разве справедливо? И еще это… вразуми меня. И направь.
Акушерка не знала, как конкретно Бог должен ее вразумить и куда направить, но она знала, что это уже не ее забота — Богу-то лучше знать.
Она снова сплюнула три раза через плечо. Потом почесала ногу и два раза перекрестилась. Один раз слева направо, другой раз — справа налево, чтоб наверняка.
И снова легла. Но едва закрыла глаза, как мохнатый черт опять возник перед глазами. Он ничего не сказал, только рассмеялся, уперевшись копытами рук в бока:
— Ха-ха-ха!!!
— Да что ж такое! — возмутилась Нина Ивановна, открывая глаза. — Вроде и помолилась уже.
За окном уже начало светать, а акушерка все никак не могла заснуть.
Стала думать — может, что перепутала или забыла. Наконец вспомнила, что лучше всего молиться на икону — да только где ж ее взять? Акушерка, кряхтя, встала с кровати и принялась рыться в бабушкином комоде в надежде найти что-нибудь подходящее. Ничего не обнаружив, задумчиво обвела глазами комнату — не сойдет ли что-нибудь за икону. У телевизора лежал журнал с программкой на неделю. От безысходности Нина Ивановна начала листать журнал и — удача! На третьей странице была фотография то ли из какого-то фильма, то ли из какого-то сериала. На ней был изображен известный актер в образе Христа. Акушерка поспешно схватила ножницы, вырезала фотографию и прикрепила ее на стену.
