Александр Проханов - Политолог
Стрижайло вел геометрический луч из зрачка снайпера. Сквозь стеклянный прицел. Вдоль вороненого ствола. В слуховой проем. Через солнечное пространство двора. Луч достигал спортивного зала, сквозь разбитое окно проникал внутрь и косо, под небольшим углом, касался баскетбольной корзины. Вонзался в подвешенную взрывчатку, в прямоугольный, обмотанный полиэтиленом кулек, от которого тянулись провода, — вниз, к восседавшему на стуле бритоголовому боевику, и вдоль стального тросика с другими подвешенными зарядами.
Луч, прочерченный Стрижайло от прицела к баскетбольной корзине, не исчезал. Продолжал светиться в пространстве. Казалось, в том месте, где линия прочерчивала воздух, начинали накаляться крохотные частицы, вскипали беспокойные молекулы воздуха. Они были красного цвета, словно кровяные тельца. На всем протяжении луча трепетали, сталкивались, будто это был тончайший сосудик, в котором пульсировали кровяные клетки.
Грузовик приблизился, неловко наехал на куст. Водитель подал вперед, чтобы еще раз повторить маневр. Стоящий в кузове человек нервничал, подвинул ногой лежащие носилки.
Стрижайло смотрел на луч, переполненный кровяными тельцами. Вслушивался в близкое, за стеной пространство двора, и в другое, огромное, захватывающее далекие горы, высокое синее небо, черный безвоздушный Космос с бриллиантовыми звездами, все бесконечное Мироздание. Слышал, как проходит в мироздании трещина, словно отламывается огромный кусок сотворенного Богом мира, шатко качается, готов обвалиться. И эта начавшаяся оползень мира, данная ему в ощущении, была столь грандиозна, что парализовала его. Сидел, окаменев, упираясь ладонями в пол, слушая тектонический разлом Вселенной.
— Находящимся в школе!.. — голосом робота заговорил мегафон. — Просьбе не стрелять!.. Дайте убрать трупы!.. Работники МЧС без оружия!..
И как бывает в горах, когда слабый звук голоса приводит к сходу лавины, так металлический речитатив мегафона породил сползания гигантских массивов Вселенной. Они начали отрываться от основ, нарушая физические и божественные законы, стали рушиться.
Стрижайло увидел, как в глубине чердака, из дула винтовки вырвалась струя раскаленного газа. Раскрылась в желто-голубое соцветие. В цветке образовался фиолетовый кратер. Из него проклюнулась пуля, — латунное, буравящее воздух острие несло на заостренном конце ярко-красную капельку плазмы. Все это было явлено в замедленном времени, ибо гибнущее пространство Вселенной останавливало время, позволяя отчетливо наблюдать его отдельные кванты.
Пуля выходила из чердачного сумрака, озарялась солнцем, становилась золотой. Ее вращение порождало вокруг крохотные голубые вихри, за ней клубился турбулентный след растревоженного пространства. И пока она озарялась солнцем, Стрижайло увидел Рим, — фонтан «Треви», каменных, позеленевших от сырости богов океана, фантастических рыбин, морских чудовищ. Все они изрыгали шумящие водопады. Вода в фонтане рябила, сквозь рябь блестело множество белых монеток. Какой-то юноша опустил в фонтан руку, норовил подцепить монетку.
Пуля летела над школьным двором, позолоченная, как церковный купол, совершенная по форме и свинцовая по содержанию. От нее расходился дрожащий клин, словно пуля сбрасывала изящное покрывало. Пролетала над букетом осенних золотых шаров, которые засохли и осыпали часть пожухлых лепесток. И пока летела над букетом, Стрижайло увидел Париж, — остров Сите с готикой собора, каменных уродцев на кровле, розетку разноцветного витража. Сена текла мутная, коричневая. Под парапетом набережной на волнах качался брошенный в реку журнал. На развороте голая женщина колыхалась в волне и казалась живой.
Пуля преодолевала ту часть двора, где лежала убитая курица, окруженная ворохом рассыпанных перьев. Голова птицы была свернута на бок. Мертвый глаз мерцал, как ягода черной смородины. Гребень пламенел на серой земле. Стрижайло увидел Лондон, — зеленый газон Гайд-Парка, черный масленый блеск памятника Веллингтону. Мимо обнаженного героя с коротким мечом следовали степенные всадники, мужчина и женщина, в одинаковых синих картузах. У мужчины во всю щеку багровело родимое пятно.
Пуля летела мимо грузовика, который остановился у школы. Работник в камуфляже спрыгнул из кузова, тянул за собой носилки, пугливо, с брезгливостью, оглядывался на мертвецов. Стрижайло видел Мадрид, — тесную, окруженную дворцами площадь, чугунный отсвет брусчатки, конную статую короля Альфонса. У постамента девушка в белом платье улыбалась, придерживала раздуваемую ветром фату. Юноша в черном костюме самозабвенно фотографировал невесту.
Пуля подлетала к спортивному залу, проникала в оконный проем, выпадала из солнца, обретая цвет накаленной латуни. В оболочке с термическими радугами кипела капля свинца, оставляя за пулей шлейф свинцовых паров. Стрижайло видел Нью-Йорк, — тенистые, уходящие ввысь небоскребы, слюдяными плоскостями отражавшие небо. В коричневом воздухе, среди лиловых бензиновых паров, в витрине ювелирного магазина сверкали бриллианты. Тощий хасид с куделями у висков, в широкополой шляпе, наклонился к витрине, разглядывал бриллианты.
Пуля летела в зале, приближаясь к баскетбольной корзине. Пользуясь залипшим, почти неподвижным временем, слыша, как, сметая галактики, сходит лавина Вселенной, Стрижайло потянул к себе оцепенелого, сонного сына. Сунул себе за спину, закрыл собой, слыша слабый изумленный стон.
Пуля вонзилась в заряд, вырвала из обертки куски целлофана. Стала погружаться в вязкую, как замазка, взрывчатку. Лавина сошла, возвращая времени сумасшедший стремительный бег.
глава тридцать восьмая
Он почувствовал одновременные тугие удары гигантской боксерской перчатки, бившей в левую и правую скулы, в лоб, под-дых, под разными углами в живот. Эти тупые удары плющили лицо, разрывали внутренние органы, сотрясали мозг. Перед тем, как исчезнуть, моментальным взором увидел бегущую цепь взрывов, — от баскетбольной корзины, вдоль стального троса, по периметру зала, вдоль окон и стен. Красные, расширяющиеся шары, охваченные туманом, выгибали стены, поднимали кровлю. По всему пространству, как на батуте, взлетали, перевертывались, парили в нелепых позах люди. Глаза запомнили младенца в белой рубашке, раскрывшего крохотные пухлые ручки, словно летящий амур на плафоне особняка, и бритого боевика с оскаленным ртом и выпученными глазами, взлетающего ногами вверх. Было множество других фантастических зрелищ, запечатленных зрачками, проскользнувших в глубину подсознания, где они смешались с реликтовой памятью о Всемирном потопе и падении Тунгусского метеорита. Он потерял сознание.
