Толпа - Эдвардс Эмили

Ха. Элизабет, как всегда, абсолютно вовремя. Что ж, по крайней мере, Брай теперь точно знает, что ответить. Она берет телефон и набирает:

Она убирает телефон, сворачивается в позу эмбриона и ждет, когда потекут слезы.

18 июля 2019 года

Сквозь полудрему Джек слышит, как, высунувшись из окна ванной, которое обрамляет похожее на фруктовое мороженое утреннее небо, Элизабет бормочет себе под нос: «Какой эгоизм», — и потом: «Невероятно». Он даже с закрытыми глазами знает, что она делает. Она повторяет это уже которое утро, поливая из шланга розы, дельфиниумы и гортензии, чтобы потоки воды смыли эту отвратительную белую пыль. Нашествие божьих коровок в сочетании с пылью — это для нее уже слишком. Джек отворачивается от окна. «Пожалуйста, не надо», — умолял он ее, когда она вылезала из кровати в шесть утра.

Но, по-видимому, Элизабет считает, что, если приложит достаточно усилий, сможет контролировать всю вселенную. Он знал, что бесполезно ее упрашивать, но все же надеялся, что однажды утром она пожмет плечами, скажет: «Да пошло оно все», — и вернется в их теплую постель.

Возле кровати стоит ее небольшой чемодан на колесиках, Джек купил его три года назад на их десятую годовщину. Он уже собран для поездки в Корнуолл на выходные с Шарлоттой. Элизабет уезжает завтра рано утром, на две ночи. Джек взял отгулы на сегодня и на пятницу. Он знает, что дети уже договариваются, какую еду закажут домой, на какие пляжи пойдут и какой фильм посмотрят. Начались летние каникулы, и они полны энтузиазма. Джек предвкушает, как проведет время с детьми, — только он и они — с бо́льшим воодушевлением, чем он готов признать вслух.

Он слышит, как на другой стороне дома открывается дверь и маленькие ножки шлепают по полу, а затем в двери спальни начинает поворачиваться старая медная ручка. Джек с головой ныряет под одеяло в тот самый момент, когда дверь распахивается. Комнату наполняет едва сдерживаемое хихиканье, и вот уже теплые проворные ручки шарят под одеялом, как маленькие зверьки, пытаясь пощекотать его ноги.

— Папа! Папочка!

Несколько мгновений Джек лежит совершенно неподвижно.

— Папа?

Он обожает, как она всякий раз на это попадается. Внезапно, с громким ревом он сбрасывает с головы одеяло и хватает визжащую дочь. Он поет «С днем рожденья тебя» и прижимает ее к груди, чтобы обнять ее и расцеловать, и она, как всегда, начинает извиваться от смеха.

— Я не могу поверить, что сегодня наконец-то наступило, папочка! — она широко улыбается, так что становятся видны дырки от выпавших зубов, и трижды чихает. — Я в Восторге с большой буквы «В»!

Она трет глаза и ложится на спину, рыжей головкой на грудь Джеку, играет с его пальцами, переплетая их со своими, и любуется, как легкий утренний свет танцует между их ладонями. Пока Клемми болтает о волшебном дне, волшебном лете впереди, о конфетах-шипучках и русалочьих хвостах, Джек целует ее в лоб и думает: «Да, да, все эти часы в электричке по дороге на работу, время, проведенное вдали от детей, беспокойство из-за денег — сейчас понятно, что оно того стоило. Все оно того стоило». Ему не хватает только Элизабет, чтобы она была рядом и могла почувствовать то же самое.

Утро в вихре распоряжений Элизабет пролетает быстро. Макс и Чарли помогают работникам, устанавливающим надувной замок-батут, а потом возвращаются к крикету. Джек делает детям бутерброды, пока Элизабет раскладывает в саду блестящие неоновые краски и огромные листы бумаги для игр между обедом и выступлением фокусника. Клемми поручили унести в комнату мальчиков верхнюю одежду и обувь из прихожей. Она громко чихает, снова три раза. Элизабет, которая стоит на стремянке и вешает растяжку «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ» — неизменный атрибут каждого детского праздника, останавливает идущего из туалета на кухню Джека и медленно спускается со стремянки.

— Серьезно, Джек. Нам нужно поговорить с Розалин, уверена, она к тебе прислушается. Это из-за ее пыли Клемми так чихает, больше не от чего.

Элизабет всегда нервничает перед важными мероприятиями, а особенно перед детскими праздниками. Джек понимает: она старается ради них, чтобы все прошло хорошо. Сегодня все усугубилось тем, что завтра она уезжает в Корнуолл. В час ночи она отправила Джеку письмо, в котором подробно расписала, какую еду приготовила для детей, и даже напомнила об их любимых перекусах: Максу апельсин, Клемми виноград. Этот микроменеджмент заставляет Джека даже дома чувствовать себя как на работе, ощущать, что за ним наблюдают, его оценивают и неизменно находят недостаточно эффективным. Он не возражал против этого, когда дети были крошечными хрупкими созданиями, которых он боялся уронить. Сейчас, когда это уже маленькие люди, наставления Элизабет превращают его в неуклюжего наемного работника, а не отца. Однако Джек знает, что сегодня не лучшее время, чтобы сообщить жене о своих чувствах. Этот день принадлежит Клемми, и он, как и Элизабет, хочет, чтобы он прошел хорошо.

— Ты не мог бы прямо сейчас пойти и поговорить с ней? Я боюсь, что она начнет шуметь в разгар выступления фокусника или в другой неподходящий момент и даже не услышит, что мы просим ее работать потише.

— Элизабет, она же знает, что сегодня праздник, и не будет…

— Джек, прошу тебя, пожалуйста.

Она подходит к нему ближе и мягко подталкивает к двери. Легче сделать, как она просит, чем спорить.

— Ладно, хорошо, уже иду.

И Джек оказывается на крыльце дома номер восемь. Он дважды стучит и уже собирается уйти, когда дверь медленно открывается. Розалин явно только что вылезла из постели, на ней мужская рубашка, слишком большая для нее. Вряд ли она из гардероба Рэйфа, как его представляет себе Джек, но это может быть вовсе и не его рубашка. «А ты молодец, Розалин!»

— Розалин, простите, что побеспокоил так рано.

— Здравствуйте, Джек, — сонно отвечает она. — Разве уже не десять утра?

— Вообще-то половина одиннадцатого.

— О-о, — она одновременно улыбается и морщится, но ей совершенно все равно, что прекрасное утро вторника уже в разгаре.

Джеку хочется обнять ее за то, что она напомнила ему: можно жить и в таком темпе. Он хочет, чтобы она открыла ему секрет, как сделать так, чтобы Элизабет оставалась с ним в постели, пока солнце не поднимется высоко, и не думала, что на ней надето, прежде чем открыть входную дверь?

— Я могу что-то для вас сделать?

— Элизабет попросила меня заглянуть к вам и спросить, не планируете ли вы… М-м… Не планируете ли вы сегодня работать в саду?

Розалин улыбается.

— Сегодня я не собираюсь вообще что-либо делать.

— Везет вам, — искренне говорит Джек. — Ну, если хотите, приходите попозже на чай. Уверен, у нас будут еще несколько родителей.

— Спасибо. Возможно, загляну.

Джек откуда-то точно знает, что она не зайдет, и чувствует себя, как бы глупо это ни звучало, отвергнутым.

— Ах да, и еще кое-что. М-м… Клемми, наша младшая, в последнее время часто чихает, и мы подумали, что это из-за…

Он запинается и понимает, что не может просить о том, чего требовала Элизабет. Розалин приходит ему на помощь.

— У меня то же самое. У нее аллергия на пыльцу?

— Несомненно, — Джек кивает. Как они не подумали про аллергию? Разве у нее не было аллергии прошлым летом? Или это был Чарли? — Конечно, это аллергия.

— Подождите, у меня кое-что есть.

Розалин исчезает в темноте прихожей и вскоре возвращается, рассматривая коричневый пузырек в руках.

— Я без очков, можете прочитать, что на этикетке?

— Лук репчатый, амброзия и еще что-то, не могу разобрать.