Подделка - Чен Кирстен

Но когда я попыталась убедить Винни в рискованности этой новой затеи, объяснить, что, не будь у Босса Мака таких проблем со здоровьем, он бы категорически отказался идти на такое, она ухмыльнулась и ответила: он не отказывается от денег, а тут их до чёрта. Она быстро пришла к выводу, что я должна отправиться в Дунгуань и проработать детали этого нового партнёрства, которое сделает фабрики Босса Мака нашим единственным поставщиком поддельных сумок.

Я повторяла, что план слишком опасен, что фабрики в жизни не смогут его осуществить, что Винни отказывается от власти, и всё ради чего-то, что обречено на провал.

Я пыталась даже апеллировать к её эго. Это был твой гениальный план, сказала я. Без тебя не было бы ничего. А теперь они будут контролировать поставки, и ты окажешься у них в подчинении. Ты будешь на них работать.

Откровенно говоря, детектив, я не могу точно сказать, действительно ли я верила в свои доводы или просто искала причины, чтобы туда не ехать. Потому что уже тогда я понимала, что значит поехать в Дунгуань: стать доверенным лицом Винни, не просто наёмным работником, но полноправным её партнёром, равно ответственным, равно виновным, равно втянутым в эту и другие многочисленные незаконные схемы.

И поэтому я пыталась выиграть время, предложив пару недель подумать над разными вариантами, но Винни и слышать об этом не хотела. Она рубанула рукой по воздуху, как будто это могло развеять все мои опасения. Чёрта с два, сказала она. Я бы ни к чему не пришла, если бы всего боялась. Мы в деле.

В отчаянии я сказала ей, что не могу оставить Анри. О Господи, только не начинай опять, презрительно пробормотала она.

Оли меня в жизни не отпустит. Ты же знаешь, какой он.

Её лицо посуровело. Ну, если ты не можешь сама с ним поговорить, давай поговорю я. Расскажу ему всё как есть. Этого ты хочешь?

Кожу шеи защипало. Я пыталась разглядеть в её лице намёк на иронию – она ведь, конечно, шутила. Она ведь, конечно, вот-вот собиралась разразиться хохотом. Но нет, в её глазах читалось лишь чистейшее дистиллированное презрение. В этот момент я увидела Винни той, кем она была на самом деле: не неуклюжей книжной девочкой, не великолепной бунтаркой, а обычной мошенницей.

Ладно, сказала я. Когда надо будет уехать?

Она хлопнула в ладоши, вновь став прежней жизнерадостной Винни. Эта перемена была молниеносной. Полетишь следующим рейсом. Будет круто, вот увидишь.

Как будто она только что не угрожала разрушить мой брак и мою жизнь.

В тот вечер, когда Оли вошёл в дом, усталый и измученный, каким он всегда был в конце недели, я была готова его убеждать. На плите кипела его любимая говядина по-бургундски – единственное, что я научилась готовить, на доске из орехового дерева были веером разложены четыре вида твёрдого и мягкого сыра, в графине манило хорошее красное вино.

Я подала мужу дымящуюся порцию густого тёмного рагу. Мясо было нежным, лук-шалот ароматным, грибы блестели, как жемчуг. Он медленно пододвинул свой стул к моему и положил голову мне на плечо. Я запустила пальцы ему в волосы, и он тихонько замурлыкал.

Тогда я и рассказала ему о поездке.

Его голова взлетела вверх, как баскетбольный мяч. Летишь в Шэньчжэнь? В Китай? Послезавтра?

Я напомнила ему, что Винни не может покинуть страну, поскольку подала заявление на получение гражданства, а я единственный её знакомый адвокат. Я слышала, как слова слетали с моих губ и теряли смысл, поэтому болтала без умолку. Но поскольку я не могла раскрыть настоящую причину поездки, всё, что мог понять Оли, это то, что я снова улетаю, в последнюю минуту, и, что еще хуже, оставляю нашего сына.

Ава, скажи честно, у тебя появился любовник? – спросил он.

Кусок мяса попал мне в горло, и я выплюнула его в салфетку.

Твои волосы, сказал он, указывая на мои локоны, недавно мелированные тёмно-рыжим, и эти яркие платья – такое сраное клише.

Я поклялась, что верна ему, что он сам убеждал меня носить больше красочных вещей; я делала это для него! Я пыталась объяснить, что мне нужно лишь встретиться лично кое с кем в Китае, пожать им руки, поставить несколько подписей и тут же вернуться обратно, ну, не считая того, что бабушке на этой неделе стукнет девяносто, и, может, я раз в жизни приду к ней на день рождения, если он, конечно, не будет против?

Да что с тобой такое? – спросил он. Ты вообще слышишь, какой бред несёшь?

Я заткнулась. Оли отодвинул тарелку. Нашего сына растит няня.

Ну, это было уже слишком. Мои тщательно выстроенные аргументы раскололись, как бревно. И это я виновата? – взревела я. Или, может, человек, который большую часть недели живет отдельно от семьи?

Ты же знаешь, сколько часов я работаю, сказал Оли дрожащим голосом. Это мой первый выходной за последние три недели.

Здесь обычная я, настоящая я, остановилась бы. Но одержимая я атаковала, думая только о себе.

Ой, да ладно, ты знал, во что ввязываешься. Тебя никто не заставлял.

Он побледнел. Отлично. Заплати Марии, чтобы она осталась на все время твоего отсутствия. Я не могу ездить туда и обратно из Пало-Альто каждую ночь.

Я рада, что твои приоритеты так ясны, сказала я и заметалась по комнате в поисках телефона, чтобы отправить Марии сообщение и предложить новую прибавку.

Он сказал: это ты ломаешь нашу жизнь своей так называемой работой. Господи, я даже не знаю, чем ты занимаешься.

Это потому что ты никогда не слушаешь, крикнула я с кухни, где лежал мой телефон в опасной близости от раковины. Я тебе раз десять говорила, но ты только и делаешь, что работаешь, работаешь, работаешь, а потом приезжаешь домой на выходные и играешь с сыном пятнадцать минут. И это ты называешь воспитанием?

Вместо ответа раздался оглушительный грохот. Я рванула обратно в столовую, где Оли совершенно нехарактерным движением смахнул с буфета на пол хрустальную вазу «Баккара», подаренную его матерью.

Он стоял, обхватив голову руками, и его плечи вздымались с каждым вздохом. Раньше я бы обняла его, уткнулась лицом в тёплую впадину под его подбородком. Сейчас я лишь сказала: приберись перед уходом! – и вышла из комнаты.

Спустя три дня после того, как Винни сперва предложила, а затем приказала мне отправиться в поездку, я приземлилась в аэропорту Шэньчжэня и увидела, что в городе наводнение. Я ругала себя за то, что не догадалась захватить зонтик, когда увидела своё имя на табличке, которую держал стильно взлохмаченный молодой человек в бюджетном костюме.

Несмотря на мои протесты, он вырвал у меня чемодан (Роллаборд) и под вместительным чёрным зонтом для гольфа бросился в ливень, пообещав вернуться с машиной.

Некоторое время спустя я вышла на улицу и на миг окунулась в сырость, прежде чем скользнуть в блестящий серебристый «Мерседес», охлажденный до температуры холодильника.

Кожаное сиденье было жестким и неуютным, вода в подстаканнике – такой холодной, что у меня заболели зубы. Введя пароль от вайфая, приклеенный скотчем над дверной ручкой, я увидела, что Мария прислала мне фото спящего Анри. Его спутанные волосы прилипли к вспотевшему лбу – верный признак того, что он плакал. Чувство вины накатило на меня волной вязкой, обжигающей жижи. Я проверила почту, надеясь увидеть письмо от Оли, но не увидела. Машина ехала всё медленнее, пока наконец не встала, и водитель объяснил, что из-за наводнения перекрыта одна из полос шоссе. Возле моего герметически закрытого ящика встали двое молодых людей на мотоциклах, укутанные в импровизированные дождевики из мусорных мешков, и печально смотрели на наводнение. Краснолицый мужчина в крошечном электромобиле, облокотившись на клаксон, опустил стекло и выплюнул комок мокроты.

Я надела наушники и включила китайские субтитры в надежде подтянуть язык, что вызвало бы у Винни усмешку. Перестань волноваться, сказала мне она. Ты нужна не для того, чтобы вести глубокие беседы, а чтобы продемонстрировать, что мы достаточно заботимся о партнёрских отношениях и прислали своего представителя. На этот раз тебе не обязательно быть лучшей в классе. Просто садись в самолет и лети.