Ирвин Шоу - Люси Краун
Много есть вещей, о которых никому не скажешь. Например, школа. Отец спрашивал Тони, хочет ли он пойти в школу следующей осенью, и сказал, что хочет, потому что знал, что это желание отца и он не хотел разочаровывать его. Когда отец был разочарован, он ничего не говорил, но это было и так очевидно, как запах или шепот в соседней комнате, когда не слышно отдельных слов, но смысл понятен. Лучше бы уж отец что-то говорил в таких случаях. Мальчик и так сожалел, что своей болезнью расстроил отца. И он чувствовал это, когда наблюдал за отцом, бросающим завистливые взгляды на других мальчиков его возраста.
Тони знал, что отец хочет видеть его кем-то большим и значительным, когда он вырастет. Поэтому, когда его спрашивали кем он хочет стать, когда вырастет, он отвечал: «Астрономом», потому что эта мысль никогда никому не приходила в голову. Другие дети хотят стать докторами, юристами, игроками в бейсбол, и отец всегда посмеивался над этим. Тони понимал, что отец считает его мечту оригинальной, хотя и не принимал ее всерьез. Поэтому не стоило и прилагать усилий, не стоило заниматься чем-то или стараться получать хорошие оценки в школе, чтобы стремиться поступить в Гарвард. Хотя после школы нужно будет что-то делать. Тони ничего против школы не имел, но ему не хотелось расставаться с матерью. И если он скажет это отцу, его лицо снова примет это знакомое выражение и начнется разговор о том, что когда люди вырастают, они не цепляются за юбку матери. Но Тони тайком думал, что где-то к концу лета, когда уже поздно будет укладывать его в постель здесь, у него может быть приступ. Небольшой. Я могу сказать, что задыхаюсь, что у меня мушки перед глазами. И если я побуду на солнце целый день, то могу нагреться так, что это будет как температура.
Болеть в общем-то не так плохо, если не считать самого начала, когда все болит, и тебе на глаза накладывают повязку, и приходят проверять каждые десять минут. А потом мама рядом весь день, каждый день читая вслух, играя в слова, напевая песенки и даже обедая с ним вместе в его комнате. И когда другие дети приходили навещать его, он все рассказывал, сообщая с гордостью, что он чуть не умер, ведь никто из них не находился так близко к смерти.
Альберт Баркер взамен на рассказы о смерти просветил его в вопросе рождения детей. По его словам женщина и мужчина ложатся в постель без одежды и мужчина забирается сверху на женщину и говорит: «Раздвинь ноги» и женщина издает странный звук (Альберт Баркер даже пытался изобразить его нечто похожее на глухой стон, как когда поднимаешь тяжелый ящик). А потом женщина становится такой громадной — и рождается ребенок. Тони был уверен, что Альберт выдумал большую часть всей этой истории, но он не мог поподробнее расспросить его, потому что в этот момент в комнату вошла мама с молоком и печеньем, и он понял, что как и смерть, это была еще одна тема, на которую не говорят в присутствии взрослых.
Альберт Баркер больше не пришел навестить Тони. Дети приходили к больному Тони раз или два, потом исчезали, потому что делать было нечего, кроме как просто сидеть в комнате. Но мама говорила, что все они ждут, когда Тони поправится и сможет выйти на улицу и снова участвовать в их играх, и они снова станут друзьями как было раньше.
Мальчик не очень огорчался тем, что его не навещали, потому что мама была всегда рядом, но Альберта Баркера хотелось повидать еще раз, чтобы все это окончательно выяснить.
Интересно, знала ли об этом Сюзанна Никерсон. Похоже, что она многое знает. Только она совсем не обращала на него внимания. Иногда она плавала с ним или приходила поболтать, но все время она, казалось, искала что-то другое, или ждала телефонного звонка, и если кто-то появлялся, она сразу же уходила.
Жаль, что лето такое короткое. А то он придумал бы, как привлечь внимание Сюзанны Никерсон, если бы у него было чуть больше времени. А зимой все спешат. Зимой все живут своей жизнью и становятся рассеянными. Джеф пойдет в свой колледж и они не будут видеться несколько месяцев. А может не увидятся никогда. Плохое слово, но иногда приходится смириться. Но даже если бы они с Джефом часто встречались, то все равно это было бы не то. Одно дело, когда проводишь с человеком каждый день, совсем другое дело, когда встречаешься с ним раз в несколько месяцев. Через такое долгое время люди уже думают о чем-то другом.
Это была одна из причин, по которой ему не хотелось уезжать в школу — когда он приедет обратно домой, мама тоже будет думать о чем-то другом. Взрослые не придают этому большого значения. Они при расставании просто говорят «до свидания», жмут друг другу руки и думают о том, что может не увидят друг друга долгое время — месяцы, годы — может они прощаются навсегда. Взрослые не умеют дружить. Даже когда умерла бабушка, ее похоронили, но отец почти не изменился. На следующее утро он как всегда за завтраком читал газеты и через день после похорон, как обычно, отправился на работу, а через неделю уже играл вечером в бридж, будто ничего не произошло.
Тони задрожал и поплотнее закутался в одеяло. Он уже жалел, что начал думать о подобных вещах. Но все равно, если умрет его мама, он-то уж точно не сядет играть в бридж через неделю.
Наверное, стоит стать врачом, ученым. Тогда можно изобрести сыворотку, от которой люди будут жить вечно. Можно начать с обезьян. Сначала работать в полной тайне, а потом в один прекрасный день, привести в аудиторию колледжа обезьяну, и все будут сидеть и ждать, что ты скажешь, а ты подведешь животное к кафедре и скажешь: «Господа, сорок лет тому назад я привил этой обезьяне свою секретную сыворотку номер Кью ноль семь. Вы можете заметить, что у нее нет седых волос и она может прыгать с самых высоких деревьев».
Потом нужно будет очень строго следить за тем, кому выдается это средство. Сначала маме и папе, Джефу и доктору Петтерсону, но будет много людей, которым ты скажешь: «Нет, извините, но ее слишком мало для всех». И пусть предлагают взамен все что угодно. И ты не будешь ничего объяснять, хотя у тебя будет каждый раз своя причина.
Он усмехнулся про себя, лежа под кучей одеял и воображая, как будут выглядеть люди, услышавшие: «Нет, ее слишком мало для всех».
Он повернулся на бок и хотел уж было закрыть глаза и предаться мечтам о бессмертной обезьяне, когда вдруг заметил фигуру человека, пересекающую лужайку и направляющуюся к дому. Он на мгновение затаил дыхание и стараясь не шевелиться, наблюдал. И тут он узнал мать, шагавшую по траве в свободном не застегнутом пальто. Был легкий туман, стелившийся по земле, и казалось, что мама плывет ему навстречу по серому озеру. Он молчал, пока она не дошла до самого крыльца. Тут она остановилась, повернулась и несколько секунд напряженно вглядывалась в туман. Было темно, только слабый свет лампы пробивался через занавесы из глубины дома, но мальчик различил улыбку на губах матери.
