Ирина Волчок - Чужая невеста
Глава 11
В Москву они вернулись в среду вечером, сначала высадили Казимира у его дома, а потом поехали к Ольге — на часок, просто позвонить кой-кому, срочное дело, не хотелось бы откладывать. Ну-ну, деловые все стали. По инерции Алексей относился к Ольге с некоторым недоверием, хотя в этой поездке образ жесткой крутой москвички как-то постепенно трансформировался в… Во что — этого он пока окончательно не решил. Во всяком случае, Ксюшке она нравится. Это уже о чем-то говорит. Не считая того, как эта Ольга вчера запахалась на чужом огороде. Честно говоря, этого он не ожидал.
И этого он никак не ожидал — маленькая двухкомнатная квартира Ольги была совершенно не похожа на жилье богатой женщины. Да и вообще на жилье женщины это было мало похоже. Алексей отволок в крошечную кухню корзину с деревенскими гостинцами и, пока Ольга показывала Ксюшке, куда что рассовывать и где что брать, чтобы приготовить ужин на скорую руку, пошел бродить по квартире. Собственно говоря, бродить-то было особенно негде. Одна небольшая комната казалась полупустой — кроме телевизора, забитой видеотехникой, дисками и кассетами тумбочки, дивана, двух кресел да журнального столика там больше ничего и не было. Не считая чахлого лимона в горшке на подоконнике. А другая комната, совсем крохотная, была наполовину заставлена высокими, до потолка, закрытыми шкафами темного дерева. В одном конце комнаты, у окна, стояли письменный стол и одноногое вертящееся креслице, в другом конце находилось что-то вроде низкого широкого ложа, закрытого покрывалом из искусственного меха. Зеркало было только над полкой с мылом и шампунями в крошечной ванной комнате, и то небольшое. И нигде никаких безделушек. Зато аж три телефона — один в кухне на подоконнике, а два — на письменном столе в маленькой комнате. Зачем два аппарата стоят рядом? Или они не параллельные?
И тут же один из телефонов пронзительно заверещал. Алексей пошел в кухню, чтобы позвать Ольгу, но она уже бежала оттуда, на ходу вытирая руки драным вафельным полотенцем и договаривая через плечо последние команды Ксюшке:
— Это уже готовое, только разогреть немножко. И подсоли! Они всегда недосаливают…
Она наткнулась на Алексея, сунула ему в руки свое полотенце и тем же тоном скомандовала:
— Позвони тете Наде. Из кухни можно, телефон на окне.
Она нырнула в маленькую комнату, прикрыла за собой дверь и тут же забубнила что-то холодным официальным голосом. Ну да, она же шеф. Босс. Интересно…
В кухне Ксюшка совала в духовку электроплиты посудину из цептеровского набора и, не оглядываясь, мечтательно сказала:
— Посуду такую я тоже хочу.
— Жадная ты какая, — удивился Алексей. — Ладно, так и быть, я такой сервиз тебе на свадьбу подарю.
Ксюшка тихо закрыла духовку, медленно выпрямилась, медленно оглянулась… Они долго-долго смотрели друг на друга, и Алексей напряженно ждал, что она скажет. Ведь должна же она что-нибудь сказать? Например, «спасибо».
— Спасибо, — сказала Ксюшка задумчиво. — Только ты не понял. Я для бабушки посуду хочу. В новый дом. И позвони тете Наде, а то мороженое еще надо размолоть.
Алексей устроился у окна, пытаясь дозвониться тете Наде, и наблюдал, как Ксюшка «размалывает» в миксере твердые, как камень, брикеты шоколадного мороженого. Дозвониться тетке Надьке было труднее, чем президенту: у всех соседей были параллельные телефоны, и, прежде чем тетка Надька подняла трубку, Алексей успел поговорить с ветераном войны Василием Захаровичем, учеником третьего класса Димой и портнихой-надомницей Лидией Андреевной. И всех попросил — на случай, если так и не дозвонится — зайти к тете Наде и передать, что у них все хорошо и что они через пару часов приедут. Так что когда наконец тетка Надька сама сняла трубку, первое, что Алексей услышал, было:
— Леший? Знаю, знаю, Димка уже забегал, и Лидочка вот сейчас зашла сказать… О, Василий Захарович пришел. Что? Ага, знаю… Леший, это я не тебе…
Второе, что он услышал после неясного бормотанья в сторону, были слова, которые тетка Надька сказала как бы между прочим:
— Да, сегодня Марк с Ларкой заезжали. Завтра Марк опять обещался. Но, может, Ларка его куда уведет. Сегодня она его на какую-то выставку поволокла. Я сказала, что вы завтра будете.
— Могла бы сказать, что вообще не приедем, — буркнул Алексей, и в этот момент Ксюшка выключила миксер, услышала его слова и вырвала у него трубку.
— Приедем, приедем! — закричала она радостно. — Вот только мороженое сожрем — и приедем… А? Да… Ну и что?
Она послушала еще минутку, попрощалась, положила трубку и сказала, обращаясь почему-то к вошедшей Ольге:
— Марк завтра к тете Наде заедет. После обеда.
— А-а… — Ольга подумала минутку. — Тогда давай так. Я за тобой утром заеду, скажем, к десяти. Только ты полностью чтобы готова была, ждать некогда будет.
— А если он с утра на работе будет? — Ксюшка, кажется, была смущена и несколько испугана.
— Не будет, не трепыхайся. Это я организую. — Ольга вынула из духовки кастрюлю и поставила ее на стол. — Давайте-ка лучше грибы есть.
Они говорили о чем-то понятном только им. Алексей чувствовал себя лишним. Вяло ковыряясь в тарелке, он исподтишка следил, как Ксюшка с Ольгой обмениваются вроде бы ничего не значащими словами, и искал в каждом слове скрытый смысл. Ксюшка поймала его взгляд, улыбнулась чуть виновато и сказала:
— Ты не сердись, Леший. У нас тут одно дело наметилось. Пока секретное.
И у Ксюшки уже какое-то дело. Ну-ну. Все нынче деловые стали. Казимир был кругом прав: беда, когда у бабы такие деньжищи.
Алексей тихо грустил всю дорогу до Павловки, грустно слушал, как Ксюшка взахлеб рассказывает тете Наде, какой замечательный дом будет у бабушки с дедушкой, и совсем загрустил, когда Ксюшка вдруг таинственно сказала:
— Теть Надь, у меня к вам дело. Секретное. Пойдем поговорим?
— Говорите здесь, — буркнул Алексей и поднялся. — Я спать пошел.
Но пошел он не в свой закуток на закрытой веранде, а в сад, под старые яблони, в гамак. Но ни погрустить в свое удовольствие, ни подумать о чем-нибудь он не успел, потому что мгновенно уснул.
И опять ему приснился хороший, веселый сон. Будто Ксюшка сказала ему что-то такое, отчего он сразу понял, как жить дальше, и это понимание наполнило его счастьем — глубоким, теплым, спокойным счастьем.
— Ты все-таки скажешь когда-нибудь, почему во сне смеешься?
Алексей открыл глаза и в густых сумерках позднего вечера различил силуэт Ксюшки, склонившейся над ним. Еще в полусне, еще с ощущением полного, всепоглощающего счастья он протянул к ней руки, готовый прямо сейчас все и сказать… Она не поняла, ухватилась за его руки своими, потянула изо всех сил, пытаясь помочь ему подняться:
