Чак Паланик - Невидимки
Кристи Пила человеческую кровь.
Роджер Жил с мертвой матерью.
Бренда Съела своего ребенка.
Я переключаю канал.
Я переключаю канал.
Я переключаю канал и вижу других трех людей:
Гвен Работает проституткой.
Невиль Был изнасилован в тюрьме.
Брент Спал со своим отцом.
Люди по всему миру рассказывают другим о случившейся в их жизни единственной трагедии, а также о том, как им удалось преодолеть это страшное испытание. Теперь они живут прошлым, а не настоящим.
Я нажимаю кнопку, возвращаю Гвен, работающей проституткой, голос и слушаю ее проститутские разглагольствования.
Разговаривая, Гвен подается вперед и оживленно размахивает руками. Она смотрит куда-то вверх, вправо. Не на камеру. Я знаю, что там установлен монитор. Гвен наблюдает за собой.
Она сжимает пальцы в кулаки, оставляя выпрямленным только один - указательный на левой руке. Потом медленно переворачивает кисти таким образом, что ее ногти оказываются сверху, в центре внимания.
- …чтобы быть в состоянии защитить себя, большинство девушек, работающих на улице, отламывают небольшой кусочек бритвы и приклеивают его под ноготь. Потом красят ногти лаком, и лезвия не видно.
Гвен, наверное, что-то не нравится в изображении на мониторе. Она хмурится и откидывает назад огненно-рыжие волосы, обнажая уши в жемчужных серьгах.
- А когда девочки попадают в тюрьму, - обращается к себе Гвен, глядя в монитор, - или теряют былую красоту и привлекательность, некоторые из них используют бритву для перерезания собственных вен.
Я опять лишаю Гвен, работающую проституткой, голоса.
Я переключаю канал.
Я переключаю канал.
Я переключаю канал.
Нажав на кнопку шестнадцатый раз, я вижу на экране чудесную молодую женщину в обтягивающем
фигуру вечернем платье с блестками. Она улыбается и выбрасывает в дымовую трубу фабрики "Ням-ням" мясные отходы.
Эви и я. Мы с ней снимались в этом ролике. Он - один из тех, которые похожи на настоящую телепередачу, хотя длятся не так долго. На экране появляется другая девушка в блестящем платье. С серебряным подносом в руках. Она пробирается сквозь толпу северян и туристов со Среднего Запада и предлагает парочке в одинаковых гавайских рубашках выбрать канапе с ее подноса. Парочка и все остальные люди, наряженные в одежды из двухфонтурного кругловязаного полотна, смотрят куда-то вверх, вправо. Не на камеру.
Там установлен монитор.
Выглядит странно, но происходит следующее: все снимающиеся в рекламе пялят глаза на собственное изображение в мониторе, пялят глаза на собственное изображение в мониторе, пялят глаза на собственное изображение в мониторе. Они замкнуты в кольцо реальности, которая никогда не закончится.
В глазах девушки с подносом - линзы неестественно зеленого цвета. Ярко-красная помада выступает за настоящие контуры ее губ. Ее густые светлые волосы подняты вверх, поэтому плечи не кажутся такими ширококостными. Канапе на подносе, который она крутит перед носами собравшихся, - крекеры, нагруженные мясными субпродуктами. Девушка продвигается вперед, в центр студии, ярко освещенный прожекторами. У нее ненатурально зеленые глаза и светлые волосы. Это моя лучшая подруга, Эви Коттрелл.
Конечно, это Эви. А это Манус. Он выступает вперед и своим обалденным внешним видом отделяет Эви от толпы. Манус, агент сыскной полиции, берет с подноса крекер, нагруженный мясными продуктами, и кладет его между своих искусственных зубов. И жует. И запрокидывает красивую голову, зажмуривая глаза - волшебные голубые глаза. Потом крутит головой из стороны в сторону и глотает. Внимание зрителя сосредоточивается на его квадратном мужественном подбородке.
Черные густые волосы, как у Мануса, напоминают о том, что голова человека покрыта рудиментарным мехом. Вот такой этот Манус - сексуальный волосатый пес.
Мануса показывают крупным планом. Теперь он смотрит прямо в камеру. Его глаза выражают любовь и полное удовлетворение. Дежа-вю. Манус выглядел точно так же, когда спрашивал у меня, достигла ли я оргазма.
Потом Манус поворачивается и дарит свой неподражаемый взгляд Эви, а остальные люди все смотрят в другую сторону - на себя в мониторе, на себя в мониторе, на себя в мониторе, и на Мануса, с любовью и удовлетворением улыбающегося Эви.
Эви тоже улыбается Манусу. Губами, на которых ярко-красная помада выходит за их натуральные контуры. А я - малюсенькая блестящая фигурка на заднем плане. Я виднеюсь над плечом Мануса, я далеко, у трубы из органического стекла на самом верху фабрики "Ням-ням".
И почему я была такой тупой?
Хочешь покататься на яхте?
Конечно.
Мне давно следовало догадаться о том, что происходит между Манусом и Эви.
Даже сейчас, лежа в кровати в номере отеля через год после того, как все закончилось, я сжимаю пальцы в кулаки.
Я ведь могла просмотреть этот глупый ролик и тогда сразу поняла бы, что Эви и Манус закрутили грязный романчик, что пытаются выдать его за настоящую любовь.
Что ж, теперь я все знаю. Мне давно известно об их связи. И ролик этот я просматриваю уже, наверное, в сотый раз. Я вижу в нем только себя. Реальность - это круг. Петля, которая никогда не закончится.
Камера перемещается к первой девушке, к той, которая на сцене. Это я. Я такая красивая! Я демонстрирую на телевидении замечательную способность фабрики производить легкие закуски, и я ошеломительно красивая. Черт побери, я потрясающе красивая.
Отключенный голос за кадром вещает о том, как фабрика "Ням-ням" может принять от вас любые мясные субпродукты - языки, сердца, губы или гениталии, - переработать их, приправить и, уложив на крекеры, преподнести вам в виде трефы, пики или бубны, как пожелаете.
Я лежу на кровати и плачу.
Бубба- Джоан. У нее отстрелена челюсть.
У меня за спиной тысячи миль. Я кем уже только не была. А история остается прежней. Почему чувствуешь себя полным придурком, если смеешься, находясь один в комнате? Но плач обычно заканчивается именно смехом. Как так получается, что ты постоянно видоизменяешься, но продолжаешь быть все тем же смертоносным вирусом?
Глава одиннадцатая
Перенесемся в тот день, когда меня выписали из больницы. Я потеряла работу, жениха, квартиру и была вынуждена ночевать в большом доме Эви, ее настоящем доме, где не нравилось жить даже ей самой. Там, в лесу, жутко одиноко, и никому нет до тебя дела.
Я лежу на спине на кровати Эви в эту первую ночь своей новой жизни и не могу заснуть.
Ветер треплет занавески, занавески из кружева. Вся мебель Эви украшена завитушками в стиле французской провинции и покрыта белой и золотой красками. Луны на небе нет, но полно звезд, поэтому все вокруг - дом Эви, изгородь, едва проглядывающая сквозь кусты роз, занавески в спальне, тыльные стороны моих рук, лежащих поверх одеяла, - все черное или серое.