Елена Уолш - Реальная страна Бритопия
Официант вернулся с бутылкой вина, которая, как он с гордостью заметил, была изготовлена вручную с копии XVIII века. Смакуя сладкое розоватое вино, мы старались уловить в нем обещанный на этикетке привкус яблока и айвы, и разговорились о венгерских винах. Я помнила «сладкие» вина нашей юности, венгерские Мурфатляр в длинных бутылках и Токайское в пузатеньких, еще по студенческим временам. Потом то ли вкус поменялся, то ли эти вина исчезли, но мы стали пить сухие вина. Правда, когда бывали в Крыму, всегда наслаждались восхитительным мускатным шампанским.
— Я, наверное, этих вин уже не застала, я ведь училась в институте лет на десть позднее. А у Марио есть свои винные погреба, — сообщила Оля. Могла бы и не заострять внимание не нашей разнице в возрасте. Я итак уже себя в зеркале иногда не узнаю, особенно по утрам, — подумала я.
— Это не совсем так. Дело в том, что я только что вступил в права наследования. Моя тетка умерла и оставила мне виллу с виноградником на Сицилии, ну и соответственно погреба. Так что мне еще многое предстоит узнать о виноделии, — поправил её Марио. По-английски он говорил с некоторым трудом и иногда прибегал к помощи жены, которая, судя по всему, вполне освоила итальянский. — А вот мой дядя Энрико был большим знатоком вин. Во время войны он служил офицером на подводной лодке и погиб где-то на Азовском море. После его гибели тетке пришлось осваивать и продолжать семейный бизнес, — продолжил Марио.
— Интересно, я в студенческие годы ездила с друзьями отдыхать на Азовское море, под Керчь. Мы обычно жили в палатках в бухте, прямо на берегу, и я слышала, как наши знакомые рассказывали, что где-то неподалеку затонула итальянская подводная лодка, и даже как будто какие-то ценности на ней были. Я еще удивлялась, что подлодка была итальянская, — сказал я.
Марио заметно оживился. — Подлодка, скорее всего, действительно была итальянская. Италия к началу второй мировой войны была известна своими достижениями в области строительства и эффективного использования подводного флота. Например, итальянцы первыми сконструировали дыхательный аппарат для подводного погружения, который не создавал пузырей воздуха на поверхности воды. Они достигли особого успеха в уничтожении кораблей противника, используя миниатюрные подлодки и водолазов — людей-лягушек. В январе 1942 года немецкое командование впервые в истории германо-итальянского военного альянса запросило у Италии конкретную помощь — усилить их военно-морское присутствие на Черном море. В ответ на эту просьбу адмирал Рикарди сформировал 101-ую флотилию в составе четырех торпедных катеров «MAS», шести миниатюрных подлодок класса «CB» водоизмещением 35 тонн, пяти торпедных мотолодок и пяти лодок-самоубийц, «barchini», и отправил её на Черное море с конвоем Моккагатта. Конвой под командованием капитана Франческо Мимбелли проследовал по Дунаю через румынский порт Костанца в Ялту.
— Откуда такая осведомленность? — поинтересовалась я. — Я просмотрел множество материалов на эту тему и даже написал статью. Кстати, катера «MAS» сражались и на Ладожском озере. А миниатюрные субмарины были особенно удобны для использования на Азовском море. Экипаж такой лодки состоял их четырех человек, а лодка была оснащена двумя торпедами. После поражения немцев под Сталинградом в январе 1943 года командование итальянского флота разрешило своим морякам вернуться домой, оставив немцам свою флотилию. Однако, многие итальянские экипажи продолжали сражаться до августа 1943 года…После этого остатки флотилии были транспортированы в Костанцу, где в августе 1944 года они попали к русским, — Марио сделал выразительную паузу.
— Где-то слышала, что теперь на Украине есть даже новый вид отдыха — для искателей приключений организуют ныряние за морскими сокровищами, поиски затонувших кораблей, — вспомнила я. — Впрочем, нам надо спешить в театр.
За разговорами и подоспевшим десертом время пролетело незаметно. Марио щедро расплатился с официантом, и мы едва успели дойти быстрым шагом до оперного театра. После окончания представления, от которого все были в восторге, как и от самого театра, проводила друзей в гостиницу. Я порекомендовала им небольшую, уютную гостиницу Арт-отель, но они предпочли современную Кемпински-хотел, недалеко от театра и моего дома.
Устав от обилия впечатлений, была рада вернуться в свою уютную квартирку. Недавно отреставрированный дом, очевидно, постройки XIX века находился неподалеку от моста Эржебет в престижном V районе города. Отсюда все было близко: моя любимая улица Васи с многочисленными магазинами, ресторанами и кафе, Базилика Святого Иштвана, Цепной Мост, здание Парламента, построенное по образцу здания парламента в Лондоне.
Витые перила лестницы с мраморными ступенями, лепными потолками и зеркалами напомнили мне наш бывший дом Эмира бухарского в Питере в его былом величии, конечно. Так что, поселившись здесь, я как бы оказалась в своем старом доме, но только на век раньше.
Организация оплачивала аренду моей просторной двухкомнатной квартиры с французскими окнами на балкон, откуда открывался потрясающий вид на Дунай. Я приготовила себе чашечку горячего шоколада и вышла на балкон. Октябрь стоял на удивление теплый, и я с наслаждением вдыхала запах реки, приправленный ароматом опадающих листьев и всевозможных блюд, подаваемых посетителям уличных кафе. На балконе у меня стоял небольшой мраморный столик и кресло-качалка, здесь я обычно и проводила большую часть своего свободного времени. Ради этого вида я готова была терпеть даже самодура-начальника…Правда, в качестве антидота я все чаще употребляла более крепкие, чем шоколад, напитки.
По набережной реки, со стороны Пешта, все еще деловито сновали трамваи. На противоположном берегу Дуная красовался подсвечиваемый огнями замок Буда, немного левее моста Эржебет возвышался холм Геллерта, увенчанный статуей Свободы. Когда я впервые увидела эту скульптуру женщины, держащей пальмовую ветвь над головой, на вершине холма, я удивилась, что венгры до сих пор чтят советских воинов-освободителей. Хотя они называют их оккупантами, но скульптуру сохранили на первоначальном месте. Все остальные скульптуры, связанные с советской эпохой, венгры демонтировали и поместили в «Парк скульптуры», куда организуют так называемые туры «Серпа и молота». Вместо того, чтобы вычеркнуть из памяти 50 лет истории своей жизни в цепких объятиях «старшего брата» по соцлагерю, они теперь получают с этого дивиденды.
Любопытно, что первоначально скульптура на вершине холма должна была увековечить память сына властителя Венгрии, Миклоша Хорти, который правил страной с 1920-го до 1944-го года. Сын этого «адмирала без флота и регента без королевства» погиб в авиакатастрофе, и по замыслу архитектора, женщина должна была держать над головой не пальмовую ветвь, а лезвие пропеллера. После освобождения Будапешта советскими войсками находчивые венгры нашли применение этой скульптуре, дополнив композицию фигурой советского воина у постамента.
Называется холм в честь бенедиктинсокого монаха Геллерта, который приехал в Венгрию из Италии по приглашению короля Святого Иштвана для распространения христианства и стал первым венгерским епископом. В начале XI века непокорные язычники сбросили проповедника в Дунай, поместив его в бочку. Но король Иштван все-таки сумел превратить страну кочевников в государство католиков. Скульптура Святого Геллерта находится на противоположной стороне холма. С этого холма обычно запускают праздничный фейерверк в день национального праздника Венгрии 20 августа. В этот день в 1083 году король Иштван был канонизирован. Его корона, полученная от Папы Сильвестра II, хранится в Парламенте, а мумифицированная правая рука — в Базилике, построенной в его честь.
Более двух тысяч лет назад эту землю населяли кельтские племена — предки моего уже бывшего мужа. Потом на эту землю пришли римские завоеватели. В пятом веке нашей эры отсюда правил империей гуннов от Дуная до Балтики и от Германии до реки Урал грозный Аттила по прозвищу «Бич Божий». По этой реке плыл на подлодке класса «СВ» дядя Марио, Энрико, чтобы остаться вместе с ней на дне чужого моря. Много наших солдат полегло на этой земле. Мой отец закончил войну в Будапеште…А на салют по случаю Дня победы мы всегда ходили с ним на Кировский мост к Петропавловке…
Мать с отцом развелись, когда я уже заканчивала институт. Я уже давно знала, что между ними не все было гладко. Мать вечно ревновала отца, дома были бесконечные ссоры по поводу его частых командировок, поздних приходов домой, телефонных звонков каких-то женщин. В конце концов, решив, что я уже довольно взрослая, чтобы принять её сторону, мать указала ему на дверь. Но сторону её я принять не могла, я любила и жалела отца. Решили разменять нашу трехкомнатную сталинскую квартиру у метро Петроградская на однокомнатную для отца, однокомнатную маме и комнату мне… Для обмена наняли маклера, и, в конце концов, у нас выстроилась довольно сложная цепочка обмена. Мать надеялась, что мы будем жить в двухкомнатной квартире. Но я предпочла эту комнату в коммуналке только ради того, чтобы жить рядом с отцом и подальше от матери.
