Вика Варлей - Наказание
– Странно, что он согласился вас принять, – заметил надзиратель. – Обычно от журналистов отказывается. Молчит. Может, по народу соскучился.
– Он не буйный?
– Этот то? Нет. Этот смирный. И фамилия подходящая, – довольный шуткой, хмыкнул надзиратель. – Только ничего в руки ему не давать. Ничего не оставлять. Понятно?
Сергей все же с опаской вслед за надзирателем и оператором вошел в камеру, но огляделся с интересом. «Охрана тут приличная, ничего не скажешь. Одни замки чего стоят!» – подытожил Прохоров. Все взгляды тут же сосредоточились на фигуре возле окна. Заключенный с не меньшим интересом разглядывал гостей. Сергей кашлянул, прочищая горло и начал.
– Мы – журналисты. Хотели бы взять у вас интервью. Если вы не против, конечно…
– Интервью? – преступник заметно просветлел лицом и важно протянул. – Что ж, можно…
Прохоров бросил несколько банальных реплик, затем последовало несколько общих вопросов о том, где родился – учился. Журналист внимательно, с цепкостью хищника вглядывался в лицо убийцы. Обостренные моментом чувства говорили, что контакт налаживается.
– Как вы опишите свое детство? Вас часто целовали? Ласкали? Брали на руки?
– Мама меня любила. Да. Но вот на руки брала не часто.
– Вы ее любили?
– Конечно, любил. Как не любить мать то?
– Вы боитесь смерти?
– Нет. Чего ее бояться? Я столько раз умирал… Наверное, уже умер…
– Верите в загробную жизнь? В наказание?
– Не знаю я… Хочется думать, что все мы на небесах окажемся. За все то мучения!
– Вы считаете себя мучеником, достойным жить на небесах?
Заключенный не отвечал. Пауза становилась все более долгой. Сергей благоразумно сменил тактику.
– Ну, хорошо… Вы говорили, что вас часто обижали в детстве.
– Так и есть. Ко мне все были очень жестокие…Меня всю жизнь обижали, не только в детстве.
– А отец? Отца вы любили?
– Отец давно умер, – убили случайно в драке. Даже не хочу вспоминать… Нет его! И все тут… Зачем мне его фамилию опять всучили? Не понимаю…
Почувствовав раздражение, Сергей быстро среагировал:
– Расскажите, пожалуйста, как проходят ваши дни в заключении. Может, что-то вам интересно. Старые увлечения, например…
– Что ж. Есть, конечно, увлечения. Вот, картины пишу…
Видеокамера отметила, как на лице подозреваемого появилось смущение, даже легкий румянец. Он вскочил, порылся в груде листков, вытянул один.
– Вот! Это Дон летом. Рисовал по памяти. Там мы с Санечкой отдыхали. Палатки. Рыбалка…
Все дружно уставились на картину. «А хорошо написано…», – с удивлением отметил Сергей и встретился с не менее удивленными взглядами остальных. Но нельзя было терять драгоценное время, – пора переходить к главному. Он несколько неуклюже оборвал рассказ заключенного об отдыхе в кругу семьи.
– Поделитесь, пожалуйста, с нами... Вы помните своих жертв? Их внешность, одежду…
- Да… Помню.
– Что вы чувствовали, когда искали очередную жертву?
– Страх. Нетерпение чувствовал. Страх, что поймают, запомнят меня.
– Может быть, ваши жертвы вам снятся? Вы думаете о них?
– Нет. Зачем?
– А они о вас думают, как вы считаете?
– Мертвые то? Хм… Нет, Слава богу во сне не приходили…
– Вы – человек религиозный?
– Бог есть. Только он другой. Справедливый. Он понимает меня и знает, что я ни в чем не виноват…
– Тем не менее, вы убивали. Разве это не грех? Скажите честно, вам нравилось убивать? Попробуйте сами сформулировать, для чего вы убивали?
В камере повисла гнетущая тишина. Убийца долго собирался с мыслями. Прохоров уж было решил, что ответа так и не дождется, но преступник, глядя в одну точку, все же произнес:
– Сколько меня о том спрашивали! Честно говоря, не знаю… Не могу объяснить. Но мне это было необходимо как воздух. Как черт во мне сидел и требовал крови. Крутило всего, спать не мог. А потом уж я спокойный становился, даже на подъеме был. На какой – то момент себя нормальным чувствовать начинал и душа пела. Да, пела душа. Мог садиться писать картины, например…
Сергей переглянулся с изумленным оператором, нервно дернул плечом...
Осознание пришло, как озарение. Ему просто нечего сказать! Нечего! Перед ним сидит среднестатистический сорокалетний мужик, у которого, как говориться, «не все дома». Тот факт, что он резал людей, как мясник на бойне значит для него не больше, чем чистка обуви. Ну, да. Убил. А что такого? Вот меня как обижали всю жизнь! Вот про это послушайте! Жертв подбирал по принципу – все, кто не может толком за себя постоять. Дерьмо собачье!
Сергею до боли захотелось плюнуть подозреваемому в лицо и принять душ. Что он вообще здесь делает? Этого козла себе как что-то необыкновенное представлял. Столько сил потратил, чтоб попасть сюда! Лучше бы с детьми и женой время провел!
Камера погасла. Гости попрощались. Сергей с мрачным лицом первым же поспешил наружу. На крыльце журналист с оператором остановились, полезли за сигаретами. Оператор пробормотал:
– Я так удивился, блин! Внешне нормальный мужик. Никогда бы не подумал, что маньяки рисуют и все такое…
– А что ты думал они делают? – усмехнулся Прохоров.
– Ну… что они какие-то другие. Больные на всю голову. Что уж что-то культурное им чуждо по определению… – оператор несколько раз сплюнул и добавил. – Так и не пойму почему…
– Что «почему»?
– Почему людей убивал. Детишек. Столько человек в гроб положить!! Как человек мог такое сделать?!
– Не он первый, не он последний. Сколько людей мочат ради бабок? И детей и женщин. Вроде, тоже «нормальные» люди. В пиджаках дорогих ходят, умные речи говорят.
– Этот же не из-за бабок. Этот даже не понятно ради чего. Ради самого убийства что – ли…
– Хочешь сказать, что убивать за бабки нормальней?
– Нет, конечно. Только не пойму, зачем он мучил так? Резал?
Сергей хмуро затянулся второй сигаретой и произнес:
– Он резал не для того, чтобы убить. Он убивал, чтобы потом резать.
Глава 49
Пожилая женщина с трудом поднялась по ступенькам здания. Потертой клюшкой несколько раз стукнула по двери с цифрой «6», внизу приписывалось – Сидоренко А.Л.
– Войдите! – раздалось хором.
В кабинете было несколько мужчин. Андрей Львович бросил взгляд изучающий взгляд на посетительницу – на вид той было лет семьдесят. Высокая. Лицо сморщенное, словно печеное яблоко, но черты правильные, крупные. Седые волосы, убранные в пучок. Коричневого цвета плащ, авоська. Наверное, когда-то она была интересной женщиной, но от всего остался лишь бледный след. Она, задыхаясь, выговорила:
– Здравствуйте. Мне бы Андрея Львовича…
– Это я. Ваш пропуск, пожалуйста. Вы что хотели?
– Сыночка моего… О-ох…
Женщина упала без сил на предложенный стул и заскулила, уткнувшись в огромный носовой платок:
– Сыночка моего… Родненького… один ведь у меня…
– Гражданка! Успокойтесь! Ну-ну... Да чего вы хотите то?
– Сыно-очка бы уви-иде-еть…
– К сожалению, здесь я вам ничем не могу помочь.
– Что уж он такого натворил то, что родную мать к нему не пускают?
– Ваш сын задержан по подозрению в свершении особо тяжких преступлений. Он убивал...
– О, Господи! Да вы что?!!! Быть такого не может! Он же такой добрый! И мухи не обидит…Мой сыно-очек… Моя крови-ино-очка…
– Прошу, гражданка, успокойтесь. Встречи с родственниками запрещены. Он – особо опасный преступник. Я не имею права разглашать место его нахождения. Поверьте мне, это в ваших же интересах. В целях вашей безопасности и безопасности его семьи. С этой же целью его жена и дети перевезены в другое место и произведена смена фамилий. Это ради вас же, – повторил полковник.
– Ох, мне-то зачем безопасность? Я уж свое отжила. Жду, когда Господь призовет. Хотела умереть спокойно. А тут такое горе… Такое горе… За что его держат? Не может быть, чтобы это он убил кого…
– К сожалению, есть неоспоримые факты, что он убивал, а также насиловал, – осторожно добавил Сидоренко. – Ближе к лету, думаю, начнется судебный процесс.
– Чтоб мой Ванечка да насильник? В жизни не поверю! – еще пуще зашлась мать. – Знаю я, как вы эти признания получаете! Невинного человека в тюрьму посадили, а преступник на воле гуляет! Это вы – убийцы… Да как вам не стыдно то?
Один из присутствующих направился к графину с водой и затем протянул стакан посетительнице. Неожиданно третий мужчина возле окна не без любопытства в голосе произнес:
– Скажите, голубушка, вы знали, что ваш сын страдает половым бессилием? Что он с трудом может совершить половой акт? Он вам доверял свои беды?
– Александра мне ничего такого не рассказывала. Что вы за глупости все говорите! Как же не мог, если у них двое ребятишек? А вы еще его насильником обзываете!
