Мухаммед Диб - Бог в стране варваров
— Что же делать?
— Что делать! Что делать! Конечно… надо что-то делать. — И в запальчивости старая женщина выкрикнула: — Ты знаешь, что!
Угроза обретала форму. Первая слабая попытка защититься:
— Понятия не имею.
Пока не придумано ничего получше.
— Так тебе и поверила!
У мадам Ваэд защемило сердце, хотя она и была готова к тому, что услышит. Она уже давно примирилась с тем, что посторонние перемывают ей косточки, но теперь предстоящий разговор вызывал у нее страх. И когда тетя Садия намекнула об этом — о господи, какая дрожь пробрала мадам Ваэд. Она хорошо знала, как эти люди умеют доводить до белого каления.
Она молча ждала, что последует дальше.
Видя ее замешательство, тетя Садия сказала:
— Я знаю, ты не одобряешь этого, боишься. Но как еще помочь делу? Или, по-твоему, пусть будет, как есть?
— Да нет!
— Значит, надо решиться. Позовем заклинательницу злых духов, и сегодня же. Впрочем, я уже приняла меры, я предвидела, что рано или поздно мы с этим столкнемся. И предупредила Зинубу.
— Так сразу? Может, еще немного подождем?
— Подождем? Пока злые духи совсем приберут его к рукам?
Значит, она угадала, куда клонит тетка; все решилось как бы само собой, она даже не успела воспротивиться. Но мадам Ваэд не могла вот так взять и признать свое поражение.
— Я думала…
— Что?
— Если представить ему разумное объяснение, он удовольствуется, и тогда отпадет необходимость…
— Представлять ему разумное объяснение, когда им завладели злые духи? Асия, дорогая, ты сама смотришь на вещи неразумно. Ты меня просто поражаешь! Надо же — самой не видеть своей выгоды!
Мадам Ваэд поняла бессмысленность сопротивления — не столько собеседницу она опасалась восстановить против себя, сколько окружающих ее людей. И она смирилась:
— Делайте, что хотите.
— Я намерена делать не то, что хочу, а то, что положено в подобных случаях, и выбора особого у нас нет. Успехи нашего Камаля навлекли зависть, его сглазили. Этого следовало ожидать. Ты попыталась его хоть как-то оградить? Приходило это вообще тебе в голову?
— Признаться, не приходило.
— Ну вот видишь, я права. Самое время было этим заняться. Зинуба получила задаток, она знает, что должна явиться по первому моему зову.
Обернувшись к входной двери, тетя Садия громким голосом, силе которого никто не мог противостоять, позвала:
— Хейрия! Хейрия!
Служанка, у которой от ее голоса словно вырастали крылья, появилась на пороге с тревогой на лице:
— Вы меня звали, тетя Садия?
— Еще бы не звала! Зачем же я, по-твоему, кричала? Накинь покрывало — и пулей к Зинубе. Знаешь, где она живет?
— Хаджа Зинуба?
— Хаджа? Ну если тебе так нравится! Она самая. По мне, она такая же хаджа, как я ангел небесный. Но молчок! — И старуха прикрыла рог рукой, боясь, как бы колдунья не услышала на расстоянии. — Вижу, ты меня поняла. Скажешь ей: «Меня послала тетя Садия, пора тебе прийти. Она ждет». И не забудь, Хейрия, напомнить ей про задаток, скажи ей, что деньги она уже получила. Поэтому пусть приходит. Приведи ее сюда. Давай!
Вот уже год, как тетя Садия вручила Зинубе задаток. На всякий пожарный случай.
Толстая, грузная, служанка понеслась молнией, и вдогонку ей летело:
— С собой, Хейрия! Приведешь с собой! Не то смотри у меня! Не обрадуешься!
Хотя отступать было поздно, мадам Ваэд мучила совесть. Мучила, потому что она поддалась нажиму тетки, позволила ввести в свой дом ведунью, и неизвестно еще, чем это для всех кончится. Ее мутило от одной только мысли, что надо будет присутствовать при ворожбе. И она отказывалась даже думать о том, что приключится, заявись в этот момент Камаль.
— О господи, господи, не отринь нас, — вырвалось у мадам Ваэд.
— Как! Единственное лекарство, способное исцелить, — и ты его боишься? Тебе не в чем раскаиваться.
— Я не хочу, чтобы Камаль пришел и застал здесь эту женщину.
— Мы ему скажем, что у нас гости. Будь спокойна, он ничего не заподозрит.
— Вы ведь знаете, как он относится к таким вещам.
— Знаю. Вот она, теперешняя молодежь. Их заботит лишь то, что можно объяснить с точки зрения здравого смысла, и они забывают, что миром управляют не одни только видимые причины. Но другие силы, которые не даются им в руки, царят кругом, и людям следует их опасаться. Потому что от этих сил, от бога зависит, повезет человеку в жизни или нет, и много разных других вещей. Не годится навлекать на себя их немилость, поверь мне. Я недорого дала бы за тех, кто не признает их или не может снискать их расположения. Не беспокойся, Камаль ни о чем не догадается.
Мадам Ваэд не могла, однако, не поддаться искушению до прихода заклинательницы отвлечься от донимающей ее печали. Уступив старухе, она теперь расточала любезности:
— Мы рассчитываем, тетя Садия, что вы поедете с нами на море в следующий месяц. Надеюсь, вы не забыли.
— Не знаю, дочка. Это очень мило с вашей стороны. Но взгляни-ка на меня. Настоящая развалина. Зачем вам взваливать на себя такое бремя?
— Да что вы такое говорите? Бремя! Для нас это будет радость, истинный праздник. Виллу уже сняли, она такая просторная, лучшего и желать нечего. И пляж есть для женщин.
— Чтобы в мои годы начинать путешествовать к морю… надо впасть в детство. Мне только этого не хватало.
И старушка зашлась в приступе смеха.
— В том доме прекрасная терраса. Там я вас и помещу. Оттуда вы все будете видеть.
— Голубушка, до сих пор я жила без моря, и неплохо жила. И дальше проживу. Думаешь, было бы разумно с моей стороны тащиться в такую даль? И потом, сколько вы намереваетесь там пробыть?
Все это время в глубине души мадам Ваэд молила бога, чтобы никто из соседей не засек прихода Зинубы.
— Месяц.
— Как? Целый месяц? Да вы вернетесь черные как негры.
— Не бойтесь. Мы не будем разлеживаться на солнце. Значит, договорились, едете с нами.
Тетя Садия снова заспорила, но тут послышалось шлепанье туфель, сначала от входной двери, затем, более громкое, из внутреннего дворика, и женщины отвлеклись от своей беседы, к которой внезапно потеряли интерес.
Хейрия проскользнула в комнату — в эту минуту она еще больше, чем всегда, походила на ошпаренную кошку. С непривычной для себя важностью служанка прошептала:
— Она пришла.
На пороге с непокрытым лицом появилась колдунья, вид у нее был торжественный, но добродушный. Зинуба, женщина огромного роста, с непомерными формами, выжженным, с татуировкой, лицом бедуинки — как раз такие наводят страх на горожан, — передвигалась крайне медленно.
— А вот и хаджа Зинуба, дорогие мои, — объявила она приветливым грудным голосом, в котором звучала медь. — Так что все будет как надо. Как вы себя чувствуете, тетя Садия?
— Хорошо, — отрезала та, положив конец приветствиям, грозившим продлиться до бесконечности. — Садись и приступай.
Зинуба без церемоний плюхнулась рядом со старухой.
— Ох, милая, дайте мне немного отдышаться. На улице сегодня настоящее пекло. Это и есть ваша золовка? — спросила она, кивнув в сторону мадам Ваэд.
— Она самая. Мать того молодого человека.
— О, господи, какая красавица! Ну вылитая голубка!
Мадам Ваэд молча уставилась на нее; слова колдуньи скорее покоробили ее, нежели польстили. «Эта заклинательница, должно быть, спесива и коварна», — подумалось мадам Ваэд.
— Зинуба, мы тебя позвали не для того, чтобы выслушивать твои комплименты. Начнешь ты, наконец?
— Ах, ах! Этим горожанам всегда не хватает времени. Или думаете, вам не хватит отпущенных дней? Бедняжки, куда вам столько времени?
— Хочешь знать, почему мы так торопимся? — еле сдерживаясь, проговорила тетя Садия. — Мы беспокоимся, как бы не принесло нашего молодого человека. Если он застанет тебя за твоим занятием, то выставит тебя за дверь, а заодно и нас.
Довод показался Зинубе убедительным, ей уже не раз приходилось попадать в щекотливое положение. Она сосредоточилась, посерьезнела, лицо ее стало бесстрастным, каким-то совсем иным. Мадам Ваэд с трудом узнавала в ней женщину, которая вошла в дом, переваливаясь с ноги на ногу.
Глухим голосом Зинуба распорядилась принести два сосуда, один с водой, другой с маслом, и печь с раскаленными угольями. Хейрия, сидевшая на корточках у двери, не стала дожидаться, когда обратятся непосредственно к ней, вскочила на ноги и бросилась исполнять приказание. Тем временем Зинуба засунула руку за пазуху и что-то вытащила оттуда в зажатом кулаке. Вошла служанка, осторожно внесла две блестящих миски и поставила перед Зинубой, Та начала в них всматриваться все пристальнее и пристальнее. Хейрия вернулась на кухню и вскоре появилась снова, на этот раз держа печь с раскаленными угольями. Отдала ее колдунье и отпрянула назад, уселась у двери, вся настороже.
