Алексей Притуляк - Я ухожу. Прощай навеки. Твоя душа
Наверное, я задремал, и все это мне приснилось. Потому что когда я сумел вырваться из плена охвативших меня картин (фантазий? снов?), трамвай стоял уже возле нас.
Впрочем, нет, разумеется, это был не трамвай. Ведь трамваи совершенно определенно не ходили по этой улице. Здесь даже и рельс-то никогда не было. И ни одной трамвайной остановки даже.
Да, это был не трамвай. Это было такси.
Усатый водитель в сомбреро с минуту рассматривал меня и мальчика на барабане, а потом, решив, видимо, что мы все-таки никуда не едем, вернулся к наверное прерванному ранее занятию. Он достал откуда-то спицы с начатым вязанием и принялся быстро работать пальцами. Спицы на удивление быстро замелькали в его руках, поблескивая в свете ближайшего фонаря. Он весьма неплохо поднаторел в вязании на спицах, и было видно, что это занятие доставляет ему немалое удовольствие и поглащает его целиком.
Вдалеке, на площади, начали бить часы. Даже сюда, на эту дальнюю улицу, удары доносились довольно громкие и отчетливые. Что же было говорить о самой площади, где вокруг часовой башни тесно сгрудились дома. Их жители сейчас приникли, наверное, к окнам и отсчитывают удар за ударом и следят за огромными стрелками, заползшими в полночь.
Я тоже невольно принялся отсчитывать удары. Как я понял, мальчик на барабане занялся тем же.
О! Из стоящего рядом с нами такси тоже донесся размеренный баритон водителя:
- Ше-с-с-сть!.. Се-е-м-м-мь!.. Во-о-сем-м-мь!..
- Де-е-евять! — произнес я нараспев.
- Де-е-сять!.. — пропел мальчик неожиданно чистым мелодичным дискантом.
- Один-над-ца-а-ать!.. — понизил таксист голос до баса.
- По-о-олночь!.. — провозгласил я с последним ударом.
Но удар оказался не последним. Часы продолжали бить.
- Так бывает, — ответил из машины таксист на мой недоуменный взгляд. — Часовщик опять забыл смазать механизм.
- Механизм, — повторил мальчик. — График…
А часы между тем продолжали бить.
Ребенок теперь занялся тем, что сопровождал каждый удар курантов ударом в барабан: «Буммм!.. Буммм!.. Буммм!..»
Надо было отдать ему должное — у него довольно неплохо получалось попадать в ритм боя часов, он почти не ошибался, не опережал его и не отставал.
Мне вдруг стало грустно. Слушая этот двойной бой, я очень остро ощутил, как уходит в никуда время, я буквально почувствовал, как из меня по капле вытекает жизнь.
Все бы ничего, но часы не остановились и после двадцать четвертого удара (на что я втайне надеялся. в смысле, что они все же остановятся), а продолжали уверенно громыхать дальше.
- Ну все, — произнес таксист весело и с шаловливой улыбкой, — загадывайте. Сколько жить осталось.
- У нас так многие гадали, — пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд в его сторону. — И еще ни разу часы не ошиблись. Кто будет загадывать?
- Я! — поднял руку мальчик совсем как на уроке в классе, прежде, чем я успел что-нибудь произнести.
- Давай! — ответил таксист, приостановив свое вязание и приготовясь считать удары.
Словно послушавшись его, часы, которые на время умолкли, сделали первый удар.
- Раз! — произнесли мы хором.
Наши лица застыли в ожидании следующего удара. Но удара не последовало. Его не было ни через секунду, ни через две, ни через десять…
- Все, стало быть, — рассмеялся таксист, обратившись к ребенку. — Немного же тебе осталось, малыш!
Он, улыбаясь, покачал головой и вернулся к своему вязанию.
Мальчик совсем не расстроился, как можно было бы ожидать. Вместо этого он стал размеренно бить в барабан, соблюдая ритм боя часов и считая удар за ударом. Вслед за ним принялся считать водитель. К нему присоединился и я.
Лишь когда ребенок досчитал до ста, он остановился.
- А иди-ка, хлопец, садись! — позвал его таксист, открывая заднюю дверь машины. — Зазяб совсем, наверное.
Мальчик, который действительно выглядел очень замерзшим, немедленно покинул свое место на барабане, забрался на сиденье такси и захлопнул дверь.
Только теперь я почувствовал, насколько устали мои ноги от долгого стояния на месте и предыдущей продолжительной прогулки.
Я нарочито громко постучал тростью об асфальт, пытаясь привлечь внимание водителя к своей персоне. Но он шевелил губами — видимо, отсчитывая петли вязания, и был чрезвычайно погружен в свое занятие.
Я с грустью подумал, что мне предстоит провести остаток ночи на темной и холодной сентябрьской улице. Но делать было нечего, не просить же, в самом деле, таксиста пустить в машину и меня.
Впрочем, я довольно быстро нашел выход из положения. Я занял еще не остывшее место мальчика на его барабане. Сидеть ведь гораздо теплее, чем стоять. А мой теплый плащ, поверх костюма, жилетки и рубашки с галстуком, не позволит ветру обглодать мою плоть. Ведь самое страшное — это ветер, а не холод сам по себе. Тем более, что сентябрь выдался довольно-таки теплым.
На барабане сидеть было весьма удобно — мои-то ноги вполне себе доставали до асфальта. Я сложил руки на набалдашнике трости, положил на них голову и стал смотреть на моих спутников («собеседников» мало подходит. может быть, — компаньонов?).
- Эй, не спите! — окликнул меня водитель со смехом.
Наверное, я и правда задремал, чем и насмешил таксиста. Во всяком случае, в конце улицы я заметил удаляющуюся от нас парочку. Мимо машины он прошли, должно быть, не меньше десяти минут назад. Значит, я действительно спал.
Чтобы согреться, разогнать сонный озноб и саму сонливость, я воскликнул:
- А вот посмотрим-ка, сколько осталось мне!
И стал размеренно бить кулаком в барабан, стараясь соблюдать ритм часов на башне, и отсчитывая каждый удар.
Мальчик сначала, кажется, заинтересовался моим гаданьем, но уже на третьем или пятом ударе зевнул и отвернулся. Наверное, ему хотелось спать. Да, он согрелся в теплой машине и его клонило в сон. Водитель же такси вообще никак не реагировал на мою игру — он был слишком занят своим вязанием.
На шестьдесят четвером ударе мне стало страшно. Я не предполагал прожить такую длинную жизнь. Поэтому я перестал бить в барабан. Вместо этого я достал из внутреннего кармана свою любимую записную книжку в кожаном переплете с золотыми уголками, отстегнул кнопку, взял из специального кармашка маленький карандаш и записал чуть ниже сделанной недавно записи о циклопе: «Не бей в барабан, если не уверен, что тебе это нужно». Потом я закрыл книжку, аккуратно застегнул кнопку и вернул свое богатство на место — во внутренний карман пиджака.
Только тут я обратил внимание, что та парочка, которую я видел в конце улицы удаляющейся от нашей компании, возвращается. Они были уже не более чем в двух десятках метров от нас. Может быть, обратно они шли быстрее.
Ничего особенного нельзя было сказать об этой паре — пара как пара, самые обычные люди: мужчина в светло-коричневых, почти желтых, ботинках и такого же возраста женщина, о которой нельзя было бы даже твердо сказать, красива она или нет. Она шла рядом со своим спутником, держа его под руку и склонив голову ему на плечо. Вероятно, они просто прогуливались перед сном, во всяком случае, не было никаких оснований заподозрить их в чем-либо нехорошем.
Через пару минут они поравнялись с машиной и остановились напротив, на другой стороне улицы. Там они принялись яростно о чем-то перешептываться. Как я ни пытался по выражению их лиц понять, о чем идет речь, сделать этого я не смог. Лица их абсолютно ничего не выражали. Женщина стояла все так же склонившись головой на плечо своего спутника. Он положил свою голову на ее пышную прическу.
Наконец, их диалог закончился и они перешли дорогу, приблизившись к такси со стороны водителя. Тот, словно и не видя их, продолжал вязание. Я заметил теперь, что его заготовка значительно увеличилась в размерах за последнее время. По форме изделия невозможно было догадаться, что же именно водитель вяжет, можно было только предположить, что — сомбреро.
Подойдя к машине, пара постояла с минуту, словно не зная, что делать дальше. Потом мужчина слегка наклонился к окну водителя.
- Отвезите нас домой, — попросил он.
Таксист ничего не ответил, он был слишком поглощен своим вязанием и возможно даже не слышал обратившегося к нему мужчину.
Тот неуверенно повернулся к своей спутнице, словно прося помощи. Она немедленно наклонилась к окошку водителя и произнесла с волнением в голосе:
- Нам очень нужно быть дома через пять минут. Жанна, наверное, уже плачет. И молоко все выкипело.
Я встал и подошел к машине с другой стороны, встав от нее на таком же расстоянии, на каком стояли мужчина и женщина.
- Простите, что вмешиваюсь, — обратился я к ним. — А кто это — Жанна?
Женщина смеряла меня неприязненным взглядом и, кажется, даже фыркнула то ли сердито, то ли недоуменно. Мужчина успокаивающе погладил ее по плечу и мягко произнес:
