Николай Дежнёв - В концертном исполнении
Это была странная квартира. Легкий запах засушенных цветов смешивался в ней с запахом пыли и старых, давно не видевших солнца и воздуха вещей. Взяв Анну за руку, Лука провел ее по лабиринту коридора, толкнул дверь в комнату. Бледный свет едва пробивался с улицы через задвинутые шторы. Их окружало нагромождение мебели, колоссальных размеров шкафы угадывались в полутьме, скалами нависая над узким проходом. Лука чиркнул спичкой, поджег фитилек свечи. Крохотное пламя взметнулось, высветив старый, застланный вязаной скатертью стол и пару таких же старых громоздких кресел.
— Это квартира моего друга. Здесь никто не живет. Я сделал так, что о ней забыли, и теперь это нечто вроде его музея…
— Он куда-то уехал? — Анна провела рукой по обтянутой материей спинке кресла. Резной буфет, старинный кувшин для воды — все здесь напоминало ей детство.
— Умер. — Лука сделал шаг к окну, раздвинул тяжелые шторы. Внизу через улицу стояла маленькая церковка. В лунном свете над выкрашенными лазурью стенами блестело золото ее куполов. — Это и есть наша защита! Церкви всегда строились на местах светлых…
Старый рассохшийся паркет скрипел, Анна подошла, остановилась рядом с Лукой. За немытым стеклом ей открылся сказочно прекрасный, залитый призрачным лунным светом мир.
— Вот из такой же тонкой материи было сделано сердце моего друга… Он был послан на Землю с миссией любви к людям и добра, но, скорее всего, об этом не подозревал. Многие из нас знают внутренним знанием, что не так просто явились в этот мир, но, к сожалению, далеко не всем удается осознать свою предназначенность. Если хотите, я расскажу вам о нем. — Лука помог Анне снять плащ, усадил ее в кресло. — Это был светлый человек и одаренный писатель, которого, впрочем, никто не замечал. Он, естественно, мучился, много и бестолково работал, пока наконец не пришел к выводу, что писать следует на потребу. И, надо отдать должное, это ему удалось. Очень скоро он стал если не знаменит, то известен, и книги его, полные насилия, ужасов и секса, появились на лотках. Писания свои он поставил на конвейер, и, возможно поэтому, встречаться с ним мы стали много реже. Но однажды, и встреча состоялась именно в этой квартире, я предупредил его об ответственности творца за создаваемые им образы… Вы знаете, что есть ад? — Лука опустился в кресло напротив Анны, закурил. — А почему преступников держат в одиночках?.. Он тоже не знал! Все дело в том, что самое страшное наказание — остаться в вечности наедине с созданным тобой внутренним миром. Не надо никаких котлов с кипящей смолой — это хуже любых пыток. Я сказал ему все, что думал об этом, но он лишь смеялся мне в лицо. Потом как-то так вышло, что он куда-то пропал и появился годы спустя — знаменитый, уставший от жизни. Позвонил сам и попросил прийти.
После столь значительного перерыва разговор наш не вязался. Он то принимался хвалиться, то пил водку и кого-то ругал. Потом вдруг затих, сказал задумчиво и грустно:
«— Ты был прав, они за мной пришли!
— Кто? — не понял я, но друг мой не стал разъяснять. Он просто сидел, так же как вы сейчас, смотрел на меня и молчал. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем он продолжил:
— Пытаясь от них оторваться, я написал роман. О любви. Чего не делал уже долгие годы. Просто роман о любви. Но, по-видимому, было уже поздно. С этого романа все и началось. Я так был им увлечен, что, поставив точку, не смог на этом остановиться. Понимаешь, по инерции я выдумал себе любовь! Взял одну из знакомых мне женщин и по-настоящему в нее влюбился. Правда, любовь эта длилась недолго: достаточно нам было поговорить, и я понял, что все лишь рукотворный мираж… Но это уже другая история. С этого времени написанное мной стало меня преследовать, как если бы открылась плотина, и мне на голову хлынул поток выдуманных мною же событий. Да, да, со мной происходило именно то, о чем я писал. Как будто где-то за сценой работал режиссер-постановщик. Из моей повести или романа брался небольшой отрывок и инсценировался, причем из каждого произведения только один. Не хочу тебя утомлять, скажу лишь, что меня сшибла машина абсолютно так же, как это описано в моем предпоследнем рассказе. В полном соответствии с текстом я ломал ногу и на меня покушались с ножом… Короче, ты знаешь сюжеты моих вещей! Так вот, сегодня я понял, что осталась нетронутой лишь одна повесть, которая в свое время принесла мне первый успех. По сути своей она состоит лишь из одного эпизода — в подробностях описывается, как монстр разделывается со своей жертвой.
Он поднял на меня глаза, я и сейчас помню застывшее в них выражение.
— Но мы живем в цивилизованное время… — попытался я его успокоить, но он не слушал.
— Я рассказал тебе это лишь для того, чтобы хоть кто-то знал настоящую причину моей смерти».
Больше он этой темы не касался. Ушел я от него в странном настроении.
Наутро его нашли мертвым. Официальный диагноз — инфаркт, но по моей просьбе была проанализирована сетчатка его глаза. Последнее, что он видел в этой жизни, была маска монстра, которого он с такой любовью описывал в своих произведениях…
Лука замолчал, оглядел комнату.
— Он умер здесь, за этим столом, но миссия его на Земле не закончена. Он еще вернется, вот я и стараюсь сохранить все, как было при нем. Когда-нибудь, в следующее свое рождение, он сюда обязательно придет, и это даст ему шанс вспомнить и понять, в чем была его ошибка. Печальная история? — Он посмотрел на Анну, широко улыбнулся. — Нисколько! Плохо лишь то, что ее использовали как предлог, дабы послать меня в ссылку…
Лука поднялся из кресла, взял с полки стоявшую между книг бутылку.
— Я понимаю, что утомил вас и, скорее всего, напугал, но таков мир, в котором мы живем. Мне надо очень многое вам рассказать, и пусть история моего друга послужит этому прелюдией. — Откуда-то из полутьмы он подкатил к креслу Анны сервировочный столик, на котором дымились две чашки кофе, в хрустальных, с серебром, вазочках лежали печенье и конфеты. — Попробуйте старый финский ликер, мой друг понимал в этом толк.
Лука разлил по плоским рюмкам тяжелую жидкость, сел в свое кресло.
— Выпейте немного, вам это понадобится! Оттого, что мы не будем замечать окружающий нас огромный мир, он никуда не исчезнет. Можно, конечно, сидеть в своем трехмерном пространстве и игнорировать все, что не соответствует убогим человеческим представлениям, но ведь рано или поздно люди все равно столкнутся с законами космоса.
Лука поджег сандаловую палочку, и сладкий восточный аромат поплыл по комнате. У Анны кружилась голова, ей казалось, что все это происходит с кем-то другим, что она лишь зритель бесконечно увлекательного, но всего лишь фильма. Вот сейчас вспыхнет свет, и сказка кончится… Кто этот сидящий перед ней мужчина? У него мягкие манеры, смеющиеся глаза и такие жесткие, горькие складки у губ. Что он здесь делает? Сколько может быть ему лет? Анна почему-то вспомнила Машку, ее рассказ, и улыбнулась.
— Вы улыбаетесь? — Лука взял со столика чашку с кофе. — Вы, конечно же, не верите ни одному моему слову. Хорошо, можете не верить, но хотя бы выслушайте. Времени в обрез, а точнее сказать, его просто нет, и самое позднее утром вам надо будет принять решение. Оно может полностью изменить дальнейшую нашу судьбу, да-да: вашу и мою! Но прежде позвольте мне рассказать вам о себе. Это не будет так уж просто. — Он помолчал, как если бы не знал, с чего начать. — Мужчина так устроен, что всегда стремится понять мир, в котором он живет, и определить свое в нем место. Чаша эта не миновала и меня. В моем раннем детстве произошла встреча, которая многое предопределила, заставила меня задуматься о смысле времени. Идя из жизни в жизнь по цепи реинкарнаций, я стремился найти связь между ним и предназначением человека на Земле, соотнести пределы Господни и глубины ада. Позднее, по мере того как ум мой мужал, волновавшие меня проблемы умножались. Я задал себе вопрос: в чем смысл человеческой жизни и почему неумолимый космический закон причины и следствия с механической последовательностью возвращает душу на Землю, снова и снова заставляет пройти бренный и скорбный путь. Подспудно я чувствовал, что все тревожащее меня, будоражащее мое воображение — это суть, части единого целого, но, как я ни пытался сложить их вместе, ничего не получалось — мозаика распадалась на куски. Тогда я обратился к древним книгам и очень скоро понял, что причина неудач во мне самом. Долгие углубленные размышления убедили меня в существовании универсального космического закона, запрещающего непосвященному, рабу собственных страстей, бросить даже краткий взгляд на единую картину мира. Я уже вам говорил, что тайное знание охраняется от тех, кто не вступил на путь просветления. Мне предстояла тяжелая и длинная дорога… Разгадка тайны — во мне самом, в глубине моего «я», маленькой частицы космоса. Познав себя, придя к самому себе, можно, как в капле воды, увидеть океан окружающего тебя мира, прийти к Богу. «Спасись сам, — заповедовал Серафим Саровский, — и вокруг тебя спасутся тысячи». И я пошел по открывшемуся мне пути познания истины, и этот путь пролегал через мою душу. Я искал гармонию мира, единство с ним, и горе и радость были моими учителями, а воля — поводырем. Этот путь не был прост, как не был легок, и пройти удалось лишь малую его часть, но не о нем сейчас речь. С каждым шагом мне все больше открывался мир, мне даровано было счастье видеть и понимать увиденное. И вот однажды я обнаружил, что знаю, почему закон кармы возвращает человека на эту трагичную, трогательную и смешную планету. Это знание дало мне веру в собственные силы. Нет, это была не гордыня, это была радость знать, что Господь милостив, что Он не ставит границ человеческому совершенству: если хочешь и можешь — иди! И я шел, и мне открылся смысл рая и ада. Я увидел, что это лишь те крайние точки, к которым человек устремляется, окончательно покинув этот мир. В послесмертии душа не может изменить собственную карму, она лишь движется по пути, избранному человеком во время его пребывания на Земле. Тот, кто светел и чист, продолжает восхождение к Нему, несет в собственной душе рай. Тот, кто злобствовал и ненавидел, жил скотом среди скотов, — несет в своей душе ад содеянного, груз мыслей и поступков, увлекающий его на дно, в преисподнюю. На Земле есть выход — можно сойти с ума. По ту сторону смерти такой милости человеку не дано…
