Джоан Барк - Хризантема
— Что ты сказала? — воскликнул он в ужасе.
— Слишком поздно. Я беременна, — выговорила она уже тверже.
— Черт побери!
Фумико смело встретила его взгляд.
— Можешь сердиться сколько хочешь, — бросила она гневно, — но у меня в животе твой ребенок, и вина тут не только моя!
Хидео кипел от ярости, и ему понадобилась вся сила воли, чтобы сдержаться.
— Я сто раз спрашивал тебя, Фумико, — начал он тихо, но твердо. — Ты убеждала меня, что принимаешь меры предосторожности, что волноваться не о чем… А теперь что? Как мне это понимать? Ты решила поставить меня перед фактом, чтобы заставить развестись?
— Предосторожности! — фыркнула она. — Они не всегда действуют, я узнавала. При чем тут я? Или ты думаешь, я сошла с ума, что решила завести ребенка без мужа? Что скажет моя семья?
Хидео глубоко затянулся, сел за низкий столик и раздавил окурок в пепельнице.
— Что ты собираешься делать?
Фумико яростно сверкнула глазами.
— Что я собираюсь делать? — переспросила она сквозь сжатые зубы.
— Да, — холодно кивнул он. — Думаю, это резонный вопрос.
— А что ты собираешься делать, позволь тебя спросить? — взвизгнула она. — Или ты хочешь сказать, что я одна должна выкручиваться?
— Послушай, давай говорить спокойно. Крик тут не поможет. В конце концов, такое случается сплошь и рядом. Я могу дать тебе денег на аборт. На работе скажешься больной, наплетешь что-нибудь родным и поживешь пару дней в гостинице. На прошлой неделе еще все было в порядке, так что срок небольшой. Одним словом, никаких проблем, аборты сейчас — обычное дело.
Она снова принялась всхлипывать.
— Ты говоришь будто о какой-нибудь сделке. Тебе правда этого хочется?
— Да, — твердо ответил он. — Другого выхода нет.
— Значит, ты никогда не собирался на мне жениться?
— Фумико, — вздохнул он с раздражением, — сколько можно тебе повторять: не будь я женат, все было бы иначе. Я не в силах ничего изменить, понимаешь? Мой дядя ни за что не согласится, а он глава семьи и мой начальник. Неужели ты хочешь стать женой безработного?
— Я тебе не верю! — выкрикнула она истерически. — Если бы ты любил меня, то нашел бы выход. А ты посылаешь меня на аборт, просишь, чтобы я пошла к врачу и убила твоего сына, единственного, которого тебе, может быть, суждено иметь!
— Почему сына? Откуда ты знаешь?
— Как бы то ни было, это твой ребенок, и он вполне может оказаться мальчиком. — Фумико прижала руки к животу. — Я уверена, что так и есть, женщины всегда чувствуют… А твоя тощая фригидная жена вообще никого тебе не родит, уж это точно! Когда-нибудь ты состаришься, останешься один, и некому будет даже вспомнить о тебе после смерти. Вот тут-то ты и пожалеешь, что убил сына! Кто тогда тебе поможет — твой хваленый дядя?
Хидео молча прикрыл глаза. Потом встал, сунул руки в карманы и отвернулся.
— Извини, — проговорил он наконец, — я виноват. Голос его дрожал. — Дай мне время подумать, хотя бы немного. Я пойду прогуляюсь, скоро вернусь, обещаю.
Не оборачиваясь, он взял со стола пачку сигарет, вышел и закурил, ежась от ночного холода на металлических ступенях. В голове крутилось слово «сын». О наследнике он мечтал давно, но у Мисако, похоже, и в самом деле проблемы. Правда, она говорила, что доктора ничего не нашли, однако женаты они шестой год, а детей все нет. Хидео горестно покачал головой. Брак их, надо признать, не слишком удался. Мисако очень мила и неплохая хозяйка, но им никогда не было весело вместе, во всяком случае, так, как с Фумико, не говоря уже о сексе. Неужели он не может хоть немного порадоваться жизни? Тем не менее развод — это просто немыслимо. Мать ни за что не согласится, для нее слишком важно, что скажут люди. С другой стороны, ей всегда хотелось внуков. Может быть, если рассказать о ребенке, она смягчится? В конце концов, какая разница, кто мать, если это его ребенок, да и отношения со свекровью у Мисако сразу как-то не заладились. Жалко, конечно, причинять боль жене, она такая нежная… если узнает, не станет бороться, просто уйдет. Ну что ж, может, оно и к лучшему. Она должна согласиться на развод, потому что знает, как он хочет сына. С какой стати ему отвечать за неспособность жены родить?
Мысли метались, он тщетно пытался привести их в порядок. Докурив сигарету, раздавил ее каблуком и поднялся по ступенькам наверх. Приглушенный свет едва разгонял мрак. Стол исчез, вместо него на полу из татами была расстелена постель. Фумико вышла из ванной и остановилась рядом с футоном, почти обнаженная, лишь с полотенцем вокруг бедер. Ее грудь и плечи сияли, будто натертые маслом, длинные черные волосы струились по спине. Здоровая, сильная, похожая на туземку с какого-нибудь тропического острова. Приподняв руками полные груди, женщина повернулась к Хидео, словно предлагая их ему.
— Скоро они наполнятся молоком, — тихо произнесла она, опускаясь на постель.
Хидео встал на колени и нежно погладил лицо возлюбленной.
— Я не хочу, чтобы ты делала аборт, — сказал он. — Роди мне сына, будь моей женой. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Я не смогу жить без любимой, моей маленькой мамочки.
Они слились в страстном поцелуе. Потом Фумико нежно прижала его голову к груди и стала укачивать, как младенца.
В течение положенных семи недель после смерти отца Кэйко приходила в храм каждый день: возносила молитвы, жгла благовония, обновляла чашечки с рисом на алтаре и ухаживала за цветами. Разглаживая алтарное покрывало или сметая пепел, Кэйко сдвигала урну с прахом, потом ставила обратно и отступала на шаг, оценивая эффект.
— Ну вот, — произносила она ласково, словно мать, беседующая с ребенком, — теперь все чисто и красиво.
Лицо старика улыбалось в ответ с фотографии, украшенной черной лентой. Кивнув ему, Кэйко отправлялась искать Тэйсина, чтобы обсудить повседневные дела. Веря, что дух покойного ждет семь недель, прежде чем отправиться в дальний путь, она торопилась поскорее привести в порядок его земные дела. Отец не успокоится, если храм не будет в надежных руках, а способности Тэйсина вызывали сомнение. Страшно подумать, как прошли бы похороны, если бы не своевременное присутствие монаха из Камакуры. Нет, за всем, что делает Тэйсин-сан, придется пока тщательно присматривать.
Кроме всего прочего, дочери настоятеля не давал покоя зловещий ящик с прахом, обернутый белым шелком.
— Я нашла останки, из-за которых все случилось, в комнате за алтарем, — сообщила она мужу за чаем. — Их не должно быть в храме, и я этого добьюсь!
С того дня, как отец согласился принять злополучный прах, он стал вести себя странно, что привело к трагическому исходу. Однако убрать урну без разрешения Тэйсина означало подорвать его авторитет. Это совершенно исключалось, тем более сейчас, когда она так старалась помочь толстяку преодолеть слабость и нерешительность.
— Пока я буду молчать, — продолжала Кэйко, — но потом, когда жизнь наладится, обязательно подниму вопрос. Если урну увидит Мисако, то с ней неизвестно что может случиться. Я уверена, что Тэйсин-сан возражать не будет. — Она в сердцах хлопнула ладонью по столу. — Хватит с нас мистики!
Добряк доктор с удивлением поднял брови, впервые увидев Кэйко столь решительно настроенной.
— Хай! Я понимаю, — произнес он, подражая ее тону, тоже хлопнул по столу и рассмеялся. Однако жена в ответ лишь натянуто улыбнулась.
С мужем и свекровью Мисако, прежде чем они уехали, Кэйко имела серьезный разговор. Пригласила их к себе на чай и откровенно объяснила ситуацию:
— Моя дочь испытала глубокое потрясение, оказавшись свидетельницей смерти деда. Мы с доктором Итимурой серьезно беспокоимся за ее здоровье и надеемся, что вы о ней позаботитесь. Мисако ни в коем случае нельзя волноваться. Мы рассчитываем, что к церемонии сорока девяти дней она полностью поправится. С вашей помощью.
Тогда, в Ниигате, Хидео согласно кивал, однако в свете последующих событий исполнить просьбу Кэйко едва ли представлялось возможным. На повестке дня стоял развод, и старания матери, обильно расточавшей любезности невестке, только раздражали неверного мужа. Еще большую досаду вызывало поведение самой Мисако: в ответ на его попытки обострить отношения она лишь улыбалась, избегая любых споров.
К тому же все обстоятельства были против него. Как мог он заявить жене, по-прежнему оплакивавшей деда, что намерен поменять ее на восхитительно сексуальную беременную любовницу шестью годами моложе? В то же время Фумико продолжала его донимать, не желая дожидаться не то что сорок девять дней, а и сорок девять часов.
Говорить с матерью или дядей было еще страшнее. Мать точно его не поймет. Прожив худо-бедно с невесткой пять лет, оказаться лицом к лицу с новой? Выехать из родительского дома просто немыслимо. Нельзя нарушать долг перед матерью, да и денег не хватит, чтобы устроиться хоть сколько-нибудь удобно. Тем не менее решимость Хидео жениться на Фумико не ослабевала. Она лучше подходила ему во всех отношениях, а главное, могла родить сына, без которого он уже не представлял себе будущей жизни. В тридцать пять лет пора иметь нормальную семью.
