Светлана Викарий - Вот моя деревня
— Ну, вот — теперь ты барышня-крестьянка. Но это ведь временно, Вика!.. — утешила, наконец.
— Первая интервиста — это все. — Со вздохом, вспомнив свое, сказала Оля. — А потом, знаешь, сколько их будет! Главное, спокойствие. Не съедят.
— Поняла. Интервью. Почти как в журналистике. Разговор двоих.
— Да, молодец, делаешь успехи в испанском. — Похвалила Света, и продолжила свои инструкции.
— У Долорес есть Инка ее горничная. Она уезжает на Украину, на месяц. Понимаешь, пока Инка будет на своей Украине хвастаться жизнью в Испании, ты ее заменишь. На месяц. А потом подберем тебе другую работу.
Испанская праздничная фиеста закончилась, пора было браться за работу. Ой, как не хотелось! Ей так нравилось отдыхать в Испании, дышать этим воздухом, ловить на себе восторженные взгляды, мало похожих на легендарных испанских мачо мужчинок — низкорослых в своем большинстве, но все же!.. Все же это было приятно. Кроме того, нее уже появился ухажер — Себастьян.
Утром она ехала в полупустом вагоне метро по зеленой линии, к горам, а не к морю, где всегда многолюдно и шумно. Влюбленная парочка взасос беззастенчиво целовалась, считая приличия достижением прошлого века. Виктория залюбовалась молодостью. Рука парня со страстью мяла и щипала пухлые ягодицы подруги.
Люди, жители земли, как они красивы! Но они красивы, когда юны, жизнерадостны, открыты, влюблены. Ах, как потом они некрасиво старятся! Многие становятся злыми, потому что зеркало отражает процесс, в который они вовлечены не по своей воле. Что для человека самое ценное? Здоровье. Но разве человек думает о нем, пока не ощутит боль и слабость. Страшно видеть себя в зеркало стареющим. Вслед за этим видением приходит беспомощность, и если тебе ее нечем победить, ты погиб. А чем ты можешь победить беспомощность?
Любовью. А если ее нет? А если жизнь проходит в поисках и достижении хотя бы ощущения этой любви?
Напротив сидел живой скилетик, однако же, с неестественно выпученным животиком. Она диагностировала ему цирроз. Больной имел возраст весьма преклонный, он читал «20 минут» — периодику, газету, которую у входа в метро раздают по утрам бесплатно. Время от времени мужчина смотрел на нее замасленными глазами. Она едва не рассмеялась. Гормоны у испанцев качественные! В этом она уже успела убедиться с Себастьяном, который проявлял бешеный темперамент. И этот живой трупик туда же!..
Себастьян напоминал о себе по нескольку раз в день. И все бы ничего, он был щедр, ласков, говорил комплименты, каждый день дарил по красной розе, возил ее в маленькие ресторанчики в горах. Из окон раскрывались прекрасные панорамы. Он был гурман, впрочем, все испанцы любители вкусно покушать. Но было в Себасе что-то похотливое, липкое, однообразное, и это ей не нравилось. Он все время закатывал глаза от восторга, пялясь на ее грудь. О, титес, титес! Ми амор, Вики!
Она залезла в словарь, с которым никогда не расставалась. Тьфу, ты! Опять титьки слово не наше! На ум пришло старинное, однако она тут же засомневалась — нет, перси, тоже явно не русское слово.
Она оценила, что Себастьян, превозмогая боль в бедре, у него была травма, после дня работы в Жироне, приехал к ней только, чтобы посидеть в кафе, попить вина и посмотреть на нее и на ее титес, к которым они питал особый интерес. Но она-то к нему интереса особого не питала, ей было скучно, откровенно скучно с ним. Кроме всего, он был женат. А значит, это был не ее объект. Разве, что для разминки.
У него было больше семейство, старая толстая жена, трое взрослых детей и двое внуков. Он их любил до задыхания, и каждый раз показывал Вике новые фотографии своих «ниньос».
Однажды он повез ее в мотель. Вдоль частной трассы, по которой они поднимались в горы, стояли проститутки. Девки молодые и явно славянского происхождения. В мотеле, машина въехала в подземный гараж, двери которого открывали два служителя в униформах, потом другой служащий сопровождал их в номер, официант принес ужин с дорогим валенсийским вином. Сабес был сама — душка. Он подарил ей изящную тоненькую золотую цепочку. А когда дело дошло до постели, Вика едва справилась с вроде бы привычным делом. Себастьян, как мужчина был силен, страстен и нежен. Но в этой чужой, холодной, огромной постели, помнящей сотни потных пар, она ощущала себя элементарной проституткой, снятой с дороги. И это унизительное ощущение не давало ей расслабиться. Сабес заметил это, и пообещал, что больше никогда не повезет ее сюда. Вообщем, он был хороший и понятливый человек.
Часы на мобильнике показывали без пятнадцати десять, и она торопливо зашагала вверх. И вдруг ремешок пляжного шлепанца лопнул. Здравствуйте! Она, как дура, оказалась разутой посреди улицы. В дурацкой юбке, с пакетом в руке, вместо нормальной сумки, и теперь уже босиком. Ее буквально подгоняло время. Но она нажала кнопку домофона ровно в десять. Голос, который ей ответил, был русским и принадлежал Инке. Об этом не трудно было догадаться.
— Я тебя встречу внизу. — Инка произнесла это так, как будто делала ей великое одолжение.
Через несколько минут в вестибюле подъезда — тоже испанское слово, появилось тощее существо, ростом не выше метра пятидесяти, облаченное в полосатую униформу — халатик с передником. Серые хилые волосики не способные украсить столь же серого Инкиного личика были завязаны в пучок. Ногти на пальцах были распластаны, имели лопатообразную форму и Вика про себя, автоматически диагностировала ей заболевание кроветворной системы и сердца.
Инка видела, как новоиспеченная служанка-интеллигентка волнуется. Она посмотрела нее, как на полную идиотку.
— Ничего не бойся. Они люди хорошие. — Утешила снисходительно.
— Я же ничего не умею делать! Я же белоручка! — почти истерически вскрикнула Виктория, вдруг осознав, что сейчас закроется эта дверь и за ней начнется другая жизнь, к которой она была совершенно не готова. И сможет она с этим справится, или нет, неизвестно. Ей было ясно, что требования у синьоры Долорес очень высокие.
— Зачем тогда приперлась сюда, если белоручка? Здесь пахать надо, не знала? И терпеть. Ну, что уже теперь. Не бойся. — Повторила Инка. — Работай и все. Делай то, о чем тебя просят и никакой инициативы.
— Да?
— И готовить я по-испански не умею.
— Бердуру приготовишь. Подумаешь, овощи она отварить не сможет!
— Бердуру? Слово очень похожее на русскую бурду.
— Может быть. Картошку же дома варила, а здесь картошка, морковка, фасоль, лук… Просто отварить и все. Вот такая бурда-бердура. Воду слить, а оливковым маслом они сами по вкусу польют. Долорес покажет, не волнуйся. Она все тебе покажет. И не вздумай им пельмени лепить! Они равиоли едят и конольоносы. Им насрать на наши блины и борщ.
— Ясно.
— Не ясно, а по-испански отвечай — кларо.
— Это что с Кларой связано?
— Оттуда. — Коротко ответила Инка, явно давно постигшая этимологию происхождения слов.
— А теперь ректо…
— Как это ректо?
— Ректальный проход знаешь?
— Прямая кишка, ну?
— По-испански, значит, прямо. А потом директо?
— Вроде…
— Ага. Директор, хорошо нам известный всегда идет только прямо. Поняла?
И они вошли в роскошную квартиру. Из глубины ее вышел человек, крепко сложенный и довольно высокий. Понятно, хозяин.
— Буэнос диас. Я — Виктория. — Отрекомендовалась она.
Мужчина был породист. Но глаза у сеньора Хосе мягкие, приветливые. Он с интересом оглядывал ее, и Вика смутилась. Хорошо, что запасные шлепанцы успела надеть в лифте. Наверное, ни разу в жизни она не выглядела так нелепо в глазах такого интересного мужчины!
Потом они с Инкой снесли в гараж приготовленные для поездки вещи.
— На месяц тряпок, конечно, она набрала больше чем надо. Ну, уж у нее такая манера. Она еще и в Тоссе будет покупать, посмотришь. Любит это дело. Богатая. У нее завод пластмасс, завод шампанского, виноградники, земля, целая деревня налог ей платит.
— А у него? — вставила Вика.
— У Хосе-то? У Хосе ничего нет, кроме мамочки. Он крупный чиновник был, сейчас на пенсии. Химик, в формакологии работал. Мужик умнейший, не голова у него, а дом советов, а денег нет. А мне уже эта Тосса осточертела. Я же тут три года работаю. На машине Долорес поедете. — Сказала Инка. — Новенькая БМВуха, красавица. Смотри, на будущее. Это их паркинг на две машины. Вот они, эта Мерседес Хосе. А это его мотоцикл. Он любит повыпендриваться, хотя самому 62 года. Не молоденький. Но это по-нашему. Хотя для них это не возраст. У них старые кони борозды не портят! Моему мужу 54, ни разу не был женат… до меня.
— Так ты замужем за испанцем?
— Ну, да. Год назад вышла. А много лет назад, еще студенткой я ходила замуж за кубинца.
— Вон что! — протянула она, понимая, откуда у Инки такой перфектный испанский.
— У меня дома, в Ровно, дочь 18 лет, красавица.