Элис Хоффман - Речной король
— Что это такое?
Джоуи горячо мечтал оказаться где-нибудь в другом месте. Лучше всего было бы остаться в постели с Мэри-Бет, но если это невозможно, то тогда он с большим удовольствием регулировал бы движение на шоссе номер семнадцать, чем торчал тут с Эйбом.
— У него не должна идти кровь, — сказал Эйб.
Раздался плеск, и оба полицейских вздрогнули, словно от выстрела. Виновником переполоха оказалась всего лишь водяная крыса, ищущая пропитание, но зверек здорово их напугал. Однако беспокоила их не только крыса. Она прекрасно знали, что мертвые тела не кровоточат.
— Наверное, вода скопилась под кожей в порезах и царапинах, смешалась с кровью и теперь просто вытекает. Он насквозь пропитался водой, — с надеждой предположил Джоуи.
Эйб слышал, что кровь погибшего человека обычно разжижается, а не высыхает, и когда он присмотрелся внимательнее, то увидел, что несколько темных маслянистых лужиц уже скопилось на земле. Скорее всего, выдру привлек запах крови.
— Скажи, что я прав, — попросил Джоуи.
Повисла тишина, если не считать шума реки и пения лесного дрозда. Кусты боярышника и дубы почти оголились, и хотя виргинская лещина кое-где еще цвела, цветки были такие сухие, что разлетались от порывов ветра. Заболоченные берега реки уже побурели, а поля за зарослями паслена и тутовника стояли еще более темные. В воздухе ощущался вкус смерти, такой, будто глотаешь камни.
— Ладно, — сказал Джоуи, — вот тебе другая версия. Скорее всего, мы здорово его встряхнули, когда доставали из воды. Поэтому кажется, будто у него до сих пор идет кровь.
Джоуи всегда нервничал рядом с трупом, у него был чувствительный желудок, его часто тошнило. Один раз, когда их отправили забирать тело новорожденного младенца, аккуратно завернутого в полотенце и уложенного в мусорный контейнер за Хаддан-скул, Джоуи даже потерял сознание. Вскрытие показало, что младенец умер еще до рождения, но сама мысль о том, будто кто-то мог избавиться от ребенка таким бессердечным способом, взбудоражила весь город. Виновного так и не нашли, и, хотя доктор Джонс подчеркивал, что доступ к мусорным бакам был у любого горожанина, ассоциация выпускников Хаддан-скул в тот же год выстроила для города центр отдыха.
Подобные дотации всегда имели место каждый раз, когда в школе складывалась щекотливая ситуация. Второе здание городской библиотеки было построено после того, как ученики Хаддан-скул, катаясь на угнанной машине, влетели в фургон Сэма Артура, когда он возвращался домой с заседания городского совета, а оказался в больнице с двумя сломанными ребрами и ногой, которую собрали заново, скрепив металлическими штырями. Новый городской корт явился результатом наркотического скандала, в котором был замешан сын конгрессмена. Эти подарки, сделанные для города, мало что значили для Эйба. Он не пользовался библиотекой, и одного вечера пинг-понга в развлекательном центре в обществе Джоуи и его детей хватило, чтобы вызвать у него мигрень. Нет, Эйба гораздо больше интересовал багровый кровоподтек на лбу у мальчика. Его гораздо больше занимали раны, которые не желали закрываться.
Теперь у Эйба возникло странное ощущение в шее сзади, будто там засело что-то острое. Это был осколок чужой смерти, он не имел к нему никакого отношения, но все равно торчал там. Светлые глаза Эйба уже приобрели отсутствующее выражение, верный признак того, что он готов испортить себе очередной отрезок жизни. Он выводил из себя шефа, Глена Тайлза, то отказываясь отпускать старого судью Обри с простым предупреждением, когда тот был задержан по дороге домой из «Жернова» с повышенным уровнем содержания алкоголя в крови, то читая нотации мэру за превышение скорости, когда любой другой коп в Хаддане отпустил бы его, в лучшем случае ласково пожурив. Подобные нелепые выходки Эйб позволял себе и в личной жизни. Он то порывал с очередной женщиной, бывшей от него без ума, как эта миленькая Келли Эйвон, которая работает в банке, то забывал оплатить счета и даже не замечал, что у него отключено электричество, пока молоко в холодильнике не скисало. Если бы Джоуи периодически не прикрывал Эйба, тот наверняка вылетел бы с работы, несмотря на репутацию отца и деда. Сегодня, как и много раз до того, Джоуи, как мог, старался развеять мрачное настроение друга. Надо сменить тему, переключиться на что-нибудь более вдохновляющее.
— Как прошел вчерашний вечер? — поинтересовался Джоуи, который знал, что у Эйба свидание с новой женщиной: он познакомился с ней после автокатастрофы, произошедшей на семнадцатом шоссе.
Эйб уже перепробовал всех одиноких женщин в Хаддане и заодно в Гамильтоне, и все они уже знали, что он не желает брать на себя ответственность. Ему приходилось идти все дальше в поисках женщины, которая захочет предоставить ему шанс.
— Ничего не вышло. Мы хотели разного. Она желала разговаривать.
— Может, тебе никто не удосужился сообщить, Эйб, но разговаривать с женщиной — это не то же самое, что просить ее назначить дату свадьбы. Как я могу трудиться на благо общества, когда ты в таком состоянии? Я не получаю никакого удовольствия от твоей интимной жизни. Слишком много жалоб и недостаточно секса. С тем же успехом ты бы мог быть женат.
— Что я могу сказать? Постараюсь устроить какое-нибудь более бессмысленное свидание, чтобы было что тебе рассказать.
— Ага, давай, — бодро согласился Джоуи и, услышав звук сирены, полез вверх по склону, встретить подкрепление из Гамильтона.
Эйб стоял рядом с мальчиком, хотя и знал, как это опасно. Дед предостерегал его, что каждый, кто слишком долго остается рядом с мертвым телом, рискует взвалить на себя его тяготы. На самом деле Эйб уже чувствовал, как его пригибает к земле, словно воздух вдруг сделался слишком тяжелым, и, несмотря на старую кожаную куртку, продолжал трястись от холода. В этот первый день ноября он осознал, насколько сильно хочет жить. Он хотел слышать шум реки, птичье пение и ощущать боль в поврежденном колене, которое всегда ныло в сырую погоду. Он хотел быть пьяным и целовать ту женщину, которую по-настоящему желает. Этот мальчик, тело которого он сторожит, никогда не испытает всего этого. Его возможности смыла вода, унесла в самые глубокие омуты на реке, туда, где прячется самая крупная форель, гигантская рыбина, у которой, как говорят, бриллиантовые клыки, отражающие солнечный свет, он слепит рыбаков, и форели каждый раз удается ускользнуть.
Поздним утром, после того как в Хаддан-скул подтвердили, что один из учеников действительно отсутствует, утонувшего мальчика завернули в черный пластик и обложили льдом, подготовив тело к перевозке в Гамильтон, поскольку в Хаддане не было условий для проведения вскрытия. Эйб рано ушел с работы, он отправился посмотреть, готова ли санитарная машина. Старая полицейская машине Райта была припаркована у погрузочной платформы, ее держали скорее из сентиментальных чувств, хотя Эйб часто на ней выезжал. Дед любил прокатиться по ухабистой дороге вдоль реки, и, когда Эйб подрос, Райт часто брал внука с собой, хотя дед Эйба далеко не всегда ездил за форелью. Он оставлял Эйба в машине и возвращался с букетом синих ирисов, которые росли по берегам реки. Цветы казались такими маленькими в огромных ручищах Райта, словно это были крошечные фиолетовые звездочки, упавшие с неба. Ребенок с легкостью мог поверить, что если подбросить их вверх, так высоко, как только может человек, они, наверное, никогда больше не вернутся на землю.
Какой-нибудь другой взрослый человек, собирающий у реки цветочки, может быть, и походил бы на дурака, но только не Райт Грей. На обратном пути на ферму дед всегда наказывал Эйбу держать цветы осторожно и ни в коем случае не помять. Иногда, в жаркий весенний день, вместе с ирисами в машину приносили пчелу, и приходилось открывать все окна. Несколько раз бывало, что пчела так и ехала с ними всю дорогу до дома, гудя как безумная и зарываясь в букет, вот до чего душистыми были те дикие ирисы. Райт никогда не относил букет в кухню, где бабушка Эйба, Флоренс, готовила ужин. Вместо этого он нес их за дом, на луг, где росла высокая трава и где женщина, которую он знал много лет назад, обрела покой. Может быть, именно тогда в Эйбе и проснулась его подозрительная натура. Еще тогда ему казалось, что существует некая правда, которую он никак не может уловить, а сейчас он не мог понять, почему не упорствовал в том, чтобы отыскать ее, и почему не задался самым простым и самым сложным вопросом из всех: почему?
Очень долго он мечтал отыскать способ разговаривать с мертвыми. Неизвестность — такая штука, которая преследует человека, она может терзать его десятилетиями, год за годом, пока случайное и намеренное не сплетутся в единую удавку сомнения. Все, чего хотел Эйб, — десяти минут разговора с мальчиком, который, возможно, сам предпочел покончить с жизнью. «Ты действительно хотел это сделать?» Это все, что он хотел узнать. «Ты громко кричал, разносился ли твой голос эхом над вершинами деревьев, поднимаясь к облакам? Видел ли ты под конец голубое небо или только быстро спускающийся черный занавес? Твои глаза остались широко раскрытыми, потому что ты еще не пресытился жизнью и знал, сколько всего еще не успел повидать, целые годы, десятилетия жизни, тысячи ночей и дней, которых у тебя больше нет?»
