Екатерина Шпиллер - Рома, прости! Жестокая история первой любви
— Что, опять внучка подкинули?
— Подкинули моего сладенького, подкинули!
— На площадку идете? Правильно! Там сейчас много ребятишек, мороз отпустил — все высыпали.
— Вот и славно! Ванечке весело будет! Да, Ванек?
Мальчишка радостно мотнул головой и, улыбнувшись Ритиной улыбкой, посмотрел на бабушку Ритиными глазами. Ольга Михайловна умилилась: «Какой красавчик растет! И как на Риточку похож! Хотя и не скажешь, что она такая уж красотка». К дочери Ольга Михайловна всегда была строга во всех смыслах, и счет ей предъявляла по самой высокой отметке, даже в том, что касалось внешности, одежды, прически… А как же иначе можно воспитать настоящего человека? Только предъявляя ему счет… Хотя и любила Ольга Михайловна свою девочку безумно, не особо это проявляя, но ужасно болея душой за все ее жизненные неудачи и совсем уж втайне жалея свою Ритулю. Хорошо, что сейчас все уладилось, работа вполне достойная, дома все — тьфу, тьфу… Ванечка здоров, и это самое главное.
Бабушка с внуком пришли на детскую площадку, на которой и в самом деле детей было полным-полно. Все скамеечки были кучно заняты мамашами и бабулями. «Холодно ж сидеть», — удивилась Ольга Михайловна. Ванечка бросился на горку, а Ольга Михайловна, не спеша, подошла к знакомой, выгуливавшей внучку, и повела обычный, неторопливый, «детплощадочный» разговор.
Падал снег, и хотя солнышка не было, картинка была вполне радостно-новогодняя: ярко одетые дети сыплются горохом с горки, играют в снежки, катают друг друга на санках…
— А хорошо бы, — задумчиво сказала Ольга Михайловна, — к Новому году сюда елочку принести. То-то бы ребятам радость. Как думаете?
— Да, неплохо… — ответила знакомая. — А кто это, Ольга Михайловна, с Ванечкой разговаривает? Что-то я эту женщину впервые вижу.
Ольга Михайловна стала искать глазами внука. Ага, вот он. Действительно, рядом с ним на корточках молодая женщина в розовой стеганой куртке. Улыбается, что-то говорит…
— Я тоже ее не знаю, — пожала плечами Ольга Михайловна. — Может, чья-то мама…
— Нет, я вам точно говорю — ни чья она ни мама. Я всех тут знаю.
Ольга Михайловна решила на всякий случай проверить — мало ли, столько страхов наслушаешься, начитаешься… Она быстрым шагом направилась к Ване. Когда Ольга Михайловна была уже в двух шагах, молодая женщина встала, выпрямилась и с улыбкой посмотрела на нее.
— Здравствуйте! — радостно так сказала женщина. Ольга Михайловна глядела вопросительно. Вдруг Ваня обернулся к бабушке и весело сообщил:
— Бабуль, эта тетя мне дала конфетку. И еще она спрашивает, где гуляет моя мама. И еще она хочет тебе что-то сказать.
— Кто вы такая? Что вам нужно? — с тревогой произнесла Ольга Михайловна.
— Да не важно, кто я, — улыбалась Юля. — Важно должно быть для вас, кто ваша дочь. А она у вас… Не хочется при Ванечке… Но что ж делать? — Юля сокрушенно покачала головой. — Так вот: Рита тащит в постель молоденьких мальчиков, несовершеннолетних даже…
Ольга Михайловна замахала на Юльку руками:
— Замолчите немедленно! Ванечка, — она легонько подтолкнула мальчика в спину, — иди, покатайся с горки.
Послушный Ваня пошел на горку, с удивлением оглядываясь на бабушку и добрую тетю.
— Что вы несете? — шепотом закричала Ольга Михайловна. — Вы, наверное, сумасшедшая?
— Побережем детские ушки? — насмешливо спросила Юля, провожая Ваню глазами. — То ли он еще увидит и услышит в своей жизни! Бедное дитя, при такой матери-шлюхе…
— Я сейчас позову милицию, — беспомощно пробормотала Ритина мама.
— Это убедительно, — усмехнулась Юля. — Интересно, что вы ей скажете… Да я сейчас уйду, успокойтесь! Просто вы, как мать, должны знать, что Рита решила поиграть в Эммануэль. Слышали про такую? А как бабушку вас должно волновать, в какой обстановке растет внук. Если я где-то ошиблась, вы меня поправьте… Видимо, нет, — продолжала Юля после некоторой паузы. — Значит, считайте, что я ваш бесплатный информатор, а уж выводы сами делайте, не мне же за вас… Всего хорошего! И с наступающим! — Юля ослепительно улыбнулась, обнажив дырочку вместо зуба — очень радостная была у нее улыбка. — Пока, Ванятка! — она помахала рукой мальчику, который, стоя на горке, весело замахал ей в ответ.
Рита медленно брела домой. Каждый шаг давался ей с трудом, будто к ногам подвесили по гире. Не хотелось поднимать глаза, она все время смотрела в асфальт, покрытый кое-где снегом и, естественно, периодически врезалась в кого-нибудь.
— Эй, поосторожнее! Смотреть надо! Глазами!
Но Рита и тогда не поднимала головы. Единственным желанием было: не видеть никого вообще, ни одной человеческой морды, забиться куда-нибудь в уголочек, и чтоб никто не нашел.
Сегодня на работе напряжение последних недель, наконец, взорвалось. Хотя еще только двадцатое, Олег Витальевич решил провести ежегодное предновогоднее «собрание подведения итогов». Рита посмеивалась: все же сразу видно по речи, что человек в не таком уж далеком прошлом хоть немного, а номенклатурщик. Впрочем, это и не было большой тайной: еще в девяностом Смирнов работал в райкоме комсомола.
За полчаса до «собрания подведения» Олег Витальевич вдруг подошел к Рите, правившей свой текст, и тихим, недобрым шепотом спросил:
— Что, не взяли в классную фирму, где много платят? За дурной характер?
Рита подняла на него недоумевающий взгляд.
— Я чего-то не поняла… Вы о чем?
— «Макс и компания»! — торжественно объявил Олег Витальевич, внимательно следя за ее реакцией. При слове «Макс» она заметно вздрогнула.
— Оп-ля! — удовлетворенно сказал Смирнов.
— При чем тут… Макс? — у Риты даже дыхание перехватило. И тут Олега Витальевича прорвало: все эти дни он носил, копил в себе злость и обиду на эту журналисточку неудавшуюся, которая смеет где-то там поливать грязью… Он шепотом высказывал и рассказывал ей все — и про звонок с «Макса», и про ее подлое предательство и вероломство («ты даже не сочла нужным предупредить!») и про то, что он безумно рад, что ее не взяли («так тебе и надо!»), но пусть она не надеется, что после этого всего у нее здесь…
— А вы даже не удосужились навести справки о… фирме? — грустно перебила его Рита.
— То есть?
— Это все чушь, и фирмы такой нет. И никуда я не собиралась уходить. Это со мной кое-кто счеты сводит…
Олег Витальевич уязвлено молчал. Очень возможно, эта Гаврилова говорит правду, а он и в самом деле сглупил и не проверил ничего: ни существует ли этот «Макс», ни живет ли на белом свете Анна Самуиловна Фридман — менеджер по персоналу… Слишком сильно он тогда обиделся на Риту, чтобы сподобиться на рациональный поступок. Так, а сейчас-то что главное? Сейчас главное — не признаваться в своей оплошности, не терять авторитета.
— Что ж, — с достоинством произнес Смирнов, — работнички, чья запутанная личная жизнь выплескивается на производство, — еще тот подарочек. Тем более, что у меня к тебе, Гаврилова, накопилось достаточно претензий по твоей непосредственной деятельности. (Всю последнюю неделю Смирнов читал-перечитывал Ритины опусы, скрупулезно выклевывая из них малейшие недостатки, придираясь к каждому слову, к каждой запятой.) Имелось в виду, что мы берем журналиста-профи, чтобы все было оригинально, интересно, по-новому. А у тебя что? На таком уровне, извини, любой студент статейки накропает. Я к чему веду-то… На собрании будет разговор о повышении всех зарплат. Так вот, твоих гонораров это не касается.
Он вовсе не хотел, чтоб она уходила. Все-таки свою работу Рита делала очень даже неплохо. Но, во-первых, она уже никуда не ушла и, возможно, действительно, не собиралась, а, во-вторых, ее в любом случае следовало проучить за все доставленные ему, Смирнову, муки. И еще: он в жизни бы не стал удерживать работника большими деньгами (или их обещанием), еще чего — не тот день на дворе! Хороших спецов много, а вот отличных мест для работы — ой, мало! Кто за кого должен держаться?
Тем более теперь, когда Олег Витальевич успокоился — никто никуда не уходит — можно и отвести душу. Он так издергался, так переживал: третья ошибка — это уже плевок в лицо!
Удовлетворенный Олег Смирнов отошел от Ритиного стола. Как камень с души свалился!
А Рита сидела раздавленная и думала: «Очередная работа рухнула… Конечно, это не тот случай, чтоб рыдать, не радио все-таки… Но сколько ж можно терять все и начинать сначала?» А если рассматривать это как новый шанс… А найдутся ли у нее силы на очередную попытку? И с чем, и куда ей идти? «В тридцать три карьеру в журналистике не начинают, ее уже заканчивают и уходят в писатели или пророки…» Все поезда ушли!
Собственно, отсюда ее еще никто не гонит. Но как оставаться после всего сказанного Смирновым? Рита слишком горда, чтобы проглотить и утереться.
