Александр Ройко - Жизнь щедра на сюрпризы
— Нашей машиной вывез. Я не знаю, он её, наверное, для поездки в КЭЧ заказал. Утречком радиаторы оперативно с его склада погрузили четверо солдат. Это случайно увидели слесари Карамушко, то есть бывшие слесари самого Кирзоняна.
Андрей задумался. Да, это могло быть вполне реально. Когда вырезали радиаторы, то их отвозили на склад Грицюку, бывшему начальнику КЭС. Теперь это как раз склады Кирзоняна. В хозяйстве Морозевича их складывать было некуда. А склады КЭС находятся несколько на отшибе, вдали от любопытных глаз. Да и кто бы особо стал интересоваться, чем занимается начальник КЭС у своих же складов. Машина тоже была в его распоряжении — чаще других в КЭЧ ездили Лукшин и как раз Кирзонян.
— Интересно, — потянул Андрей. — Неужели это, и в самом деле, правда?
— А вы поинтересуйтесь у самого Кирзоняна. Что он вам на это скажет?
— Обязательно поинтересуюсь.
На следующий же день Андрей зашёл пообедать в техническую столовую, а на обратном пути, выходя из неё вместе с другими начальниками хозяйств, сказал Григорию:
— Мне нужно с тобой, так сказать тет-а-тет.
Они отошли в сторону, и Андрей прямо спросил:
— Григорий, до меня дошли слухи, что ты продал старые радиаторы из дома? 3. Это правда?
— А если и правда, то что? — вызывающе ответил Кирзонян, даже не думая отпираться. — Имею на это полное право. Хотя вы их и срезали, они не принадлежат теплохозяйству. Они принадлежали жилому дому, а он находится в моём ведении, это моё хозяйство.
— Твоё или гарнизонное?
— Да не цепляйся ты к словам.
— И деньги за них ты, конечно же, передал в финчасть?
— Слушай, не лезь ты не в своё дело. Такой уж ты сам чистенький. Я слышал, что ты совсем недавно возил в Зальцведель какие-то игрушки в комиссионку сдавать.
— Эти игрушки, как ты говоришь, куплены на мои личные деньги. И я имею полное право распоряжаться ими по собственному усмотрению. Комиссионки для этого и существуют. А вот радиаторы не были твоими личными.
— И что, ты теперь побежишь жаловаться Лукшину? — ехидно спросил Кирзонян. — Или прямо к командиру пойдёшь? И станет он тебя слушать?
— А зачем Лукшин или командир ОБАТО? Есть место получше.
— И что это за место?
— Например, первый отдел штаба полка.
— Ты что, спятил? А им это зачем? — не на шутку испугался Григорий.
— Не знаю. Может, им и не нужно это, а, возможно, и нужно. Они разберутся, ты им всё объяснишь.
Кирзонян прекрасно понимал, что если этим делом заинтересуются в штабе полка, то ему не поздоровится. Он, конечно, был прав в том, что первый отдел такими делами не занимается. В советских организациях первый отдел КГБ осуществлял контроль секретным делопроизводством, обеспечивая режим секретности и сохранность секретных документов. Много внимания этот отдел также уделял деятельности в среде организаций, созданных эмигрантами, подрывом их деятельности изнутри и компроментированием. Однако это был отдел КГБ, а они могли сообщить о его личной деятельности соответствующему ведомству. Да и вообще, кто пожелает иметь дело с любым структурным подразделением КГБ. Даже в самом лучшем случае это мог быть выговор по партийной линии или высылка из ГСВГ.
— Слушай, давай замнём это дело. Если хочешь, я с тобой поделюсь.
— И стану соучастником. Нет, не нужны мне твои деньги. Ты прекрасно знаешь, что я не стукач и закладывать тебя не пойду. Но ты поступил непорядочно ещё хотя бы потому, что не переговорил со мной. К радиаторам я тоже имел отношение, но ты знал, что я эту затею не одобрю. По крайней мере, без разговора с Лукшиным. Ладно, живи спокойно, если сможешь. Не буду я тебе больше морали читать. Да и какое право имеет подчинённый читать морали своему руководству, — съехидничал уже и Андрей. — А ты сейчас мой начальник, хотя ранее мы были просто приятелями. Но уж очень быстро всё изменилось. И не с моей стороны, учти это.
На том разговор и был завершён, но он оставил в душе у Морозевича неприятный осадок, и отношения двух бывших приятелей после этого стали довольно прохладными.
А далее уже начались две последние недели перед отопительным сезоном. Андрей стал чаще навещать котельные и вновь засел за графики работы кочегаров, по-новому формируя бригады. Теперь это будет постоянный их состав, по крайней мере, на этот календарный год. А там он, вероятно, опять их немного изменит, частично поменяв бригады обслуживания паровых и водогрейных котлов. Немного обновил он и документацию в котельных, в первую очередь это касалось котельной под "Лондоном" и в котельной под домом? 3. Исходя из требований КЭЧ и проведенной аттестации кочегаров, более чётко были прописаны и обязанностей кочегаров. В центральной котельной Морозевич добавил пункт об ответственности кочегаров за всем имуществом, находящимся на территории котельной, в том числе и в её дворе (транспортёр).
Октябрь начался довольно обычно. Никаких сюрпризов он не принёс. Морозевичи отпраздновали день рождения жены — первый на новом месте. Они уже отошли от воспоминаний о проведенном отпуске и полностью втянулись в свою работу. У Андрея завершалась подготовка к уже очередному отопительному сезону. Валерия уже тоже втянулась в свою работу, она уже постепенно привыкла к таким своим неопределённым обязанностям и уже более-менее спокойно работала в санчасти. Спокойно — да, но без особой радости. Она всё равно скучала по маленьким пациентам, не очень то нравилось ей лечить солдат и других взрослых особ — всё-таки не её это дело. Не нравились ей какие-то размытые обязанности — всё-таки она детский врач, а здесь приходилось лечить взрослых, детей обслуживать ей не давали. Веденисова всё детство вела сама и никого к детям не подпускала. А Валерия так соскучилась по детишкам, по общению с ними. Но однажды, придя с работы вечером домой и ужиная вместе с женой, Андрей услышал от неё любопытный рассказ — Лера поделилась с мужем своим маленьким случаем в больнице.
Оказывается сегодня у Валерии, а это очень часто было и в другие дни, было совсем мало работы. Лётчики — народ здоровый, да и солдаты не очень-то беспокоили врачей. По крайней мере, сейчас пока ещё довольно тепло. Валерии надоело сидеть в пустом кабинете, и она на время вышла на свежий воздух. Возвращаясь, она заметила возле кабинета Веденисовой женщину с девочкой примерно 6-и лет — те видно дожидались своей очереди. Валерии что-то не понравилось в облике девочки, точнее даже не в облике, а в её поведении — какая-то неоправданная вялость и что-то ещё, чего Валерия не могла объяснить даже самой себе. Просто, вероятно, сработала её врачебная интуиция. Она даже сначала намеревалась расспросить маму: с чем та обращается к врачу — но вовремя передумала. Неизвестно, как к этому отнесётся и мама, и уж тем более Веденисова, если вдруг выйдет из кабинета. Валерия прошла к себе в кабинет, на приём так никого и не было. Она немного посидела и вновь вышла во двор. Её не покидало ощущение, что девочка серьёзно больна или может серьёзно заболеть, если её сейчас хорошо не обследовать и не установить точный диагноз. И она решила дождаться её с мамой и таки поговорить с той. Минут через десять они, действительно, вышли.
— Извините меня, — обратилась к маме Валерия. — Вы сейчас были у детского врача?
— Да, а что? — настороженно спросила женщина.
— Вы не волнуйтесь, я тоже детский врач. Просто здесь за неимением места работаю взрослым врачом.
— И что?
— Я вижу, что ваша дочь приболела. Если вы не возражаете, я хотела бы узнать, в чём дело. Какой ей поставили диагноз.
— Да какой диагноз — обыкновенная простуда. Правда, она что-то затянулась. Препараты, что Веденисова выписала, не очень то и помогают. А вы можете помочь?
— Вы знаете, я не могу осмотреть здесь вашу дочь — мне Веденисова не даст этого сделать. А без хорошего осмотра вашей дочери я не могу поставить точный диагноз. Но у меня ощущение, что только обычными лекарствами вы на ноги дочь не поставите. Я врач-невролог и по своей практике, а опыт у меня есть, знаю, какими тяжёлыми могут быть последствия обычного ОРЗ. Я бы не хотела думать, что ваша дочь может серьёзно заболеть. Не дай Бог. Но девочку всё же хорошо было бы всесторонне обследовать.
— Это как обследовать, что ей нужно делать — анализы какие-нибудь?
— Анализы обязательно. Но не только анализы, хорошо бы сделать ей люмбальную пункцию.
— А что это такое?
— Это введение иглы в пространство спинного мозга на поясничном уровне. Проводится с целью диагностики состава спинно-мозговой жидкости, с лечебной целью для составления точного диагноза.
— О, нет-нет. Я не хочу, чтобы моей дочери ковырялись иглой в спинном мозгу.
— Вы напрасно волнуетесь. Это абсолютно безвредная и неопасная процедура. Я её много раз детям делала. И всё проходило благополучно. Конечно, здесь мне не дадут возможности её сделать.
