Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том второй
— Закончил семестр, — пробурчал Шия. Он не хотел тратить время на пересказ всей этой истории. Взгляд его прищуренных глаз перепрыгивал с Раши на Тойсфойс, точно так же, как законоучитель Рейш-Лакиш[65] из Геморы перепрыгнул с одного берега реки на другой. Реб Менахем-Мендл почувствовал, что должен выговориться, рассказать, что у него на сердце. Как сказано, «тревога на сердце человека — пусть расскажет о ней»[66].
— Липнишкинец, в ешиве катастрофа. Среди сынов Торы распространилась эпидемия чтения светских книжек, и никто даже не пытается остановить эту заразу.
Около полудня, в часы, когда синагога всегда была битком набита, теперь над томами Геморы раскачивались всего несколько учеников, как одинокие ржаные колоски на сжатом поле. Какое-то мгновение взгляд косоватых глаз илуя блуждал по пустым скамьям, и вдруг он начал, брызжа слюной, произносить какие-то слова, половины которых реб Менахем-Мендл не понимал. Да чего от него все хотят? Там — сумасшедшие и тут — сумасшедшие. Из Декшни ему пришлось убежать из-за помешанной мужней жены, забеременевшей неизвестно от кого, а в стены валкеникской синагоги вошло помешательство светских книг. Безумный мир! Мир помешанных! И Шия-липнишкинец принялся глотать Гемору, как обгоревший, гибнущий от жажды человек выхлебывает целый ковш воды. Реб Менахем-Мендл тихо отошел от него и с завистью подумал, что илую хорошо: он не несет ответственности за ешиву.
Глава 6
Меерка Подвал из Паношишока решил вплотную заняться двумя старшими ешиботниками, уздинцем и липнишкинцем. Он однажды нагнал уздинца, когда тот прогуливался вдоль берега Меречанки, и заговорил с ним.
— Парень, ходящий в женихах, должен в наше время быть начитанным, — сказал он.
Йоэль-уздинец начал, по своему обыкновению, морщить лоб — вверх-вниз, как он всегда делал, когда раздумывал, давать или не давать ссуду. Потом ответил:
— Прочитайте вы для меня эти книжки и коротенько перескажите мне, что там написано.
Меерка Подвал объяснил ешиботнику, что главное в этих книжках — стиль, а не сюжет. Поэтому он, Йоэль-уздинец, обязательно должен прочитать их сам, чтобы его будущая невеста увидела, насколько он интеллигентен. Засидевшийся в холостяках ешиботник отвечал, что не ищет начитанной невесты, что для него начитанность невесты скорее недостаток.
— А что такое дуэль, вы знаете? — неожиданно спросил он, придвинувшись вплотную к искусителю.
— Дуэль? — Меерка посмотрел на этого бездельника, застрявшего в феодальной романтике. — Дуэль — это когда двое мужчин стреляются из пистолетов или сражаются на клинках из-за девушки.
— Вот видите! Хотя я не читаю светских книжек, я прекрасно знаю, о чем говорится в ваших романах, — победно воскликнул Йоэль-уздинец, и все морщины на его лбу сразу же разгладились. — Вы хотите, чтобы я отвлекался от учебы ради того, чтобы читать истории о молодых людях, которые режут друг друга ножами, как какие-нибудь убийцы, из-за какой-то бабы?
«Дурак, — подумал Меерка. — Если бы даже удалось сделать так, чтобы этот глупый старый холостяк стал читать светские книги, то он все равно не ушел бы из ешивы, как не уходят из нее квартиранты странноприимного дома. Все Валкеники уже знают, что ешиботники читают недозволенные книги, и все же они продолжают просиживать скамейки. Победой было бы втянуть в это дело липнишкинского илуя. Он, конечно, полоумный и диковатый фанатик, но если бы он со всей своей усидчивостью набросился на светские книжки, то изучению Торы тут же пришел бы конец. Валкеники перевернулись бы вниз головой, вверх ногами. Но как к нему подобраться? Три дня в неделю он находится в Декшне, а в другие дни сидит с утра по позднего вечера в синагоге». Заходить в синагогу, когда там крутятся обыватели и глава ешивы Менахем-Мендл Сегал, Меерка не хотел. Только после того, как липнишкинец совсем вернулся из Декшни, когда он в одно прекрасное утро промчался с кухни назад к Торе, Меерка заметил его и пошел за ним. Никто больше из ешиботников еще не вернулся в синагогу после еды, а помолившиеся обыватели уже разошлись.
Меерка Подвал еще помнил пшаты с тех времен, когда ему предсказывали, что его будут называть «паношишокским илуем». Он изложил липнишкинскому илую изящный комментарий на одно место из Торы, ответил сразу на три сложных вопроса из трактатов «Бава кама», «Бава мециа» и «Бава батра». Шия привык к тому, что дачники из Мира, Клецка и Радуни заговаривали с ним об изучении Торы, но этот знаток пшатов не выглядел сыном Торы, да и сам его поступок скорее подходил для мальчишки. Поэтому Шия вскричал:
— Ничтожество, что ты болтаешь?! — и в одно мгновение не оставил камня на камне от мальчишеского мудрствования по поводу сразу трех «Ворот»[67], как будто разорвал своими кривыми ногтями кишочки курицы, которую еврейка принесла, чтобы спросить раввина о ее кошерности. Меерка Подвал сделал вид, что перепуган и растерян.
— Какие чудеса! С таким гениальным мозгом вы в два счета могли бы стать профессором. Вам только надо немного поучить светские науки и почитать светские книжки.
Прищуренные глаза Шии полезли из орбит. Согнувшись над стендером, на котором лежал том Геморы, он ткнул указательными пальцами обеих рук в подстрекателя:
— Ты! Ты! Ты! Теперь я знаю, от кого беременна декшнинская сумасшедшая. От тебя она беременна! Раз ты можешь уговаривать сынов Торы, чтобы они читали еретические книжонки, ты можешь изнасиловать помолвленную девицу[68] в Судный день! Это ты — тот, кто овладел безумной мужней женой. Ты разрушитель и вредитель, ты — бодливый бык[69]. Тьфу на тебя! — И Шия харкнул ему прямо в физиономию.
Оглушенный и растерянный, Меерка вытер плевок с лица и огляделся помертвевшим взглядом, словно ища какую-нибудь железяку, чтобы убить бешеную собаку. Однако гнев не ослепил его, он понимал, что драться ему не стоит. Ешиботник сильнее и яростнее него.
— Ты у меня еще поплачешь! — прошипел он и вышел из синагоги прежде, чем ешиботники успели вернуться с завтрака.
Он шел по местечку, едва переставляя ноги и держа руки в карманах, как будто просто прогуливался. Никому бы не пришло в голову, что у него стучит в висках как молотками: что он должен сделать, чтобы рассчитаться с этой собакой? Вместе с ребятами подбить ему оба глаза, наломать бока так, чтобы он кровью харкал? Это было бы неплохо. Но если он расскажет об этом товарищам, они над ним еще и посмеются: кто тебя заставлял связываться с босяком? Забудь о нем! Но не в обычае Меерки было забывать. Он ненавидел святош еще с тех времен, когда сам сидел и учил Тору в валкеникской синагоге и питался в домах обывателей в назначенные дни. Так что он уж, конечно, припомнит это липнишкинцу и проучит его. Ему надо только спокойно обдумать, что делать, и не говорить никому, что тот на него харкнул.
Целый день он слонялся по переулкам, встречал товарищей, зашел в пару домов и повсюду слышал одну и ту же историю: в Декшне забеременела больная Элька Коган из Новых Свенцян, и никто не знает, от кого. Меерка Подвал внимательно слушал и уже понимал, почему липнишкинец кричал ему, что раз он уговаривает сынов Торы читать светские книжки, он наверняка и есть тот самый человек, который имел дело с сумасшедшей в деревне. Явно история с Элькой Коган не дает покоя этому вшивому ешиботнику.
Вечером Меерка Подвал зашел к ешиботникам в странноприимный дом узнать, кто из этой банды уже готов бросить ешиву. Однако ешиботники на этот раз не побежали радостно ему навстречу и не стали с любопытством смотреть новые книги. Они смотрели на него сердито и спрашивали с нескрываемой подозрительностью: кто раструбил по всем Валкеникам, что они читают светские книги? Они же договаривались, чтобы никто об этом не знал. Меерка Подвал хладнокровно пожал плечами: он понятия не имеет, кто об этом раструбил, и их это тоже не должно волновать. Через пару недель — конец семестра, и они разъедутся по домам. На следующий семестр они останутся у себя и пойдут работать. Займутся самообразованием и сделают сознательными и других, разъяснят им, что в период организованной классовой борьбы никто не должен оставаться по ту сторону баррикады. Так почему же их волнует, что в Валкениках знают об их увлечении светскими книгами?
Товарищи из библиотеки предсказывали Меерке, что его пропаганда среди ешиботников ни к чему не приведет. Теперь он увидел, что они были правы. Квартиранты странноприимного дома бросили ему в лицо, что ни о чем другом и не помышляют, как вернуться на новый семестр в ешиву! Мейлахка-виленчанин сказал, что сейчас вообще самое время перестать читать светские книжки. Сейчас начало месяца элул, а в Новогрудке заведено в это время нагонять упущенное и сосредоточиваться на духовном. Подродзинец сказал, что читал бы книжки и в элуле, но проблема в том, что это должно было оставаться в тайне. А поскольку обо всем стало известно, нехорошо, чтобы из-за каких-то книжек глава ешивы реб Менахем-Мендл плакал горькими слезами и говорил, что ешиву разрушают.
