Мэтью Квик - Нет худа без добра
– Венди! – орал отец Макнами как сумасшедший.
Стали останавливаться прохожие. Я чувствовал, что они глазеют на нас. Один из них начал снимать всю сцену на сотовый телефон. Я подумал, не увидим ли мы разъяренного отца Макнами в интернете.
События развивались слишком быстро.
Полиция должна была вот-вот прибыть.
Маленький человечек пробивал себе дорогу через мои внутренности ледорубом.
Адаму поверили бы скорее, чем нам с отцом Макнами. Достаточно было посмотреть на него. И к тому же он был врачом. Венди подтвердит все, что он скажет, потому что от него зависит ее обучение. Я был уверен, что копы поверят ему, а не нам. И это было бы ужасно.
– Надо уходить, – сказал я отцу Макнами. – Надо уходить немедленно.
Он посмотрел на меня, и его глаза больше не были водоворотами, всасывающими все окружающее, зрачки превратились в две крошечные черные снежинки. Было такое впечатление, что он слепнет.
Он перестал нажимать кнопку переговорного устройства.
Я поднял голову и увидел в окне наверху Венди. Она выглядела такой же испуганной, как и я. Наши глаза встретились, и она отвернулась.
– Это не должно было случиться, – сказал отец Макнами. Но он смотрел как бы сквозь меня и, похоже, говорил это самому себе. – Что происходит?
– Нам надо идти, – сказал я и, взяв его за руку, повел прочь.
Отец Макнами не сопротивлялся, словно он превратился в маленького испуганного мальчика, а я – в его отца.
Почему-то у меня возникло ощущение дежавю, как будто я уже делал это раньше.
Когда мы прошли шесть или семь кварталов, он вытащил свою фляжку и опустошил ее одним махом прямо на перекрестке; из уголков его рта потекли тонкие золотистые ручейки.
Отец Макнами разваливался на глазах.
Я вспомнил, что говорил отец Хэчетт о биполярном аффективном расстройстве.
Когда у меня плохое настроение, я всегда хожу к дамбе за Музеем искусств и смотрю, как течет река. Это помогает.
У меня было с собой немного денег, так что я остановил такси и запихал в него отца Макнами, потом вытащил его, и мы очень долго наблюдали за тем, как течет река; просто смотрели на воду и слушали ее шум.
Около полудня я нарушил тишину и спросил:
– Отец, как вы себя чувствуете? Я немного беспокоюсь.
– Бог говорил с тобой о Венди?
– Нет, – ответил я, что было правдой. Я озирался, надеясь увидеть Вас, Ричард Гир, но Вас нигде не было.
Отец Макнами прищурился на солнце и сказал:
– А может быть, Венди и не была частью плана, в конце концов. Как ты думаешь?
– Какого плана? – спросил я.
– Господнего плана. В отношении тебя. В отношении нас. В отношении настоящего момента. Того, что началось со смертью твоей матери. Того, что происходит прямо сейчас. Цикла, в котором мы участвуем. Касательной, по которой мы переместились из прошлого в настоящий момент.
Я не знал, что ему на это сказать.
– Бартоломью, ты веришь, что у Него был план в отношении нас всех?
Мама говорила, что у Бога есть план относительно каждого человека, но я не ответил отцу Макнами, потому что мне было как-то неудобно отвечать на его вопросы о Боге.
– Ты ничего не слышишь, Бартоломью? – спросил он меня, приставив ладонь к уху и наклонив голову. – Прямо сейчас. Прислушайся. Слышишь? Что это?
– Река течет? – предположил я.
Он чуть приподнял ухо:
– Может, это и есть глас Божий?
– Что есть глас Божий?
– Река. О чем она говорит?
Я пожал плечами.
– Может, это наша неопалимая купина?
У меня не было ответа.
Мы слушали целый час, но не слышали ничего, кроме рокота воды.
Мне казалось, что отец Макнами ждет, что я скажу что-нибудь глубокомысленное, и в то же время маленький человек в моем желудке называл меня дебилом и велел мне держать мой глупый рот на замке. Я находился в подвешенном состоянии между надеждами отца Макнами и сомнениями маленького человечка.
– Никакой надежды, – произнес наконец отец Макнами, встал и пошел прочь.
Я молча последовал за ним. Так мы шли несколько часов и дома были лишь к обеду, однако в кухню ни один из нас не заглянул.
Отец Макнами опустился на колени в гостиной, даже не сняв пальто. Он сложил руки и склонил голову, но затем произнес: «Какой смысл?», поднялся на второй этаж и заперся в маминой спальне.
Я пошел к себе и написал Вам это письмо. Я все время надеялся, что Вы опять появитесь и мы поговорим, но Вы не появились.
Ваш преданный поклонник Бартоломью Нейл10
Ты ведь знаешь теорию своей матери?
Вам не приходило в голову, что проблемы в отношениях Тибета с Китаем резко обострились в год Вашего рождения?
В 1949-м.
Как раз в том году, когда родились Вы, Ричард Гир, друг далай-ламы и защитник Тибета.
В том году Китай стал коммунистической страной, а вскоре после этого, когда Вы, наверное, говорили свои первые слова, китайцы захватили Тибет.
Как Вы относитесь к этому факту?
Это совпадение?
Синхронистичность?
Что сказал бы по этому поводу Юнг?
Вы верите в предопределение?
Или в то, что во вселенной есть ритм?
Вы должны верить, раз Вы верите в далай-ламу, которому суждено было перевоплотиться и стать духовным лидером.
Кто мог предположить, что два совершенно разных события – Ваше рождение и китайский переход к коммунизму – будут связаны таким важным и, возможно, даже фатальным образом?
Любопытно, что сказал бы об этом далай-лама?
Вы никогда не спрашивали его?
До своей болезни мама всегда говорила:
– Если случается что-то плохое, то обязательно случится и хорошее, и таким образом в мире сохраняется гармония.
Когда у нас происходило слишком много хорошего, она говорила:
– Сочувствую тем, кому приходится отдуваться за это.
Она имела в виду, что наше благоденствие уравновешивается чьими-то несчастьями. А если нам было уж совсем хорошо, она расстраивалась. Ей была невыносима мысль, что кто-то страдает, чтобы мы могли наслаждаться жизнью.
Вы верите в это?
В то, что невозможно выиграть без того, чтобы кто-нибудь не проиграл, невозможно разбогатеть без того, чтобы многие не увязли бы еще глубже в нищете, невозможно прослыть умником без того, чтобы очень многие не считались бы посредственностями, если не хуже; что невозможно восхищаться чьей-либо красотой, если не существует множества людей с обыкновенной внешностью, а также уродливых; что добро не бывает без зла, быстрое без медленного, горячее без холодного, верхнее без нижнего, светлое без темного, круглое без плоского, жизнь без смерти и везение без неудачи?
Может быть, Тибет невозможен без Китая?
Бартоломью Нейл без Ричарда Гира?
Мама часто радовалась, если у нас случалось что-нибудь плохое, – значит, кому-то было хорошо.
Так было, когда она потеряла кошелек со всеми деньгами, а до ее пенсии оставалось еще несколько дней. Она сказала:
– Ну что ж, Бартоломью, нам придется поголодать эту неделю, но зато человек, нашедший мой кошелек, будет сыт. Может быть, ему деньги были нужнее, чем нам. Может быть, его нашла мать ребенка, которого плохо кормят, и малыш сможет поесть свежих фруктов на этой неделе. Как знать?
Или был случай, когда мы с мамой отмечали ее шестидесятилетие в ресторане, специализирующемся на морепродуктах. Она очень любила крабов в мягком панцире, запеченных с имбирем, и, когда были особые события, такие как круглые даты, мы устраивали праздник и кутили – надевали все лучшее, обедали в дорогом ресторане, используя даже имеющуюся у нас на аварийный случай кредитную карточку, чего мы обычно не делали, так как сбережений у нас не было и мама всегда говорила, что из-за процентной ставки мы можем потерять свой дом, если не будем осторожны. В тот день мы притворялись богачами и обедали в ресторане на старинном корабле, пришвартованном у набережной реки Делавэр, делая вид, что мы живем замечательно, беспечно и шикарно, что мы важные богатые персоны, которые могут не задумываясь заказать официанту еду, добытую со дна моря. А в это самое время шайка безмозглых подростков вломилась в наш дом. Они разукрасили все стены с помощью пульверизатора отвратительными фразами и порнографическими рисунками вроде гигантского пениса с волосатой мошонкой или кучи дерьма, которая была изображена над маминой кроватью, а стрелка указывала на кровать, где один из этих хулиганов оставил натуральную копию, полив ее своей спермой.
Это было абсолютно бессмысленно.
Это было извращение.
Отвратительное.
Ужасное.
Невообразимое.
Кроме того, они заткнули сливные отверстия в умывальниках и пустили воду, так что она все затопила. Они разбили все зеркала, всю нашу фарфоровую и стеклянную посуду. Измазали диван горчицей и полили кетчупом. Вылили молоко на ковер. Вскрыли мясные консервы и пришлепнули содержимое к потолку, так что он был усеян кусками ветчины и копченой колбасы, которые постепенно отставали от потолка и сыпались нам на головы. Засунули наши распятия в унитаз и писали на изображение Спасителя.
