Стив Тольц - Части целого
Я вдавил ноги в грязь со всей силой, и они ушли в землю по самые лодыжки. Я хотел как можно глубже закопаться в холодное месиво. Очень, очень глубоко. И решил, что необходимо добавить воды. Много воды. И в этот момент услышал шаги. Кто-то продирался сквозь кусты, и ветки, разгибаясь, продолжали качаться. Показалось чье-то лицо.
— Марти!
Гарри вышел на свет луны. На нем была синяя тюремная одежда, он был весь в порезах, и все они сильно кровоточили.
— Я сбежал! Чем ты занят? Охлаждаешь ступни в грязи? Подожди, я к тебе присоединюсь. — Он подошел и погрузил босые ноги в яму рядом с моими. — Вот и отлично. Знаешь, лежал я в камере и размышлял, что лучшие годы моей жизни позади и не такими уж они были хорошими. Потом вспомнил, что предстоит гнить и умереть за решеткой. Ты видел тюрьму — совершенно неподходящее место. И подумал, если я хотя бы не попытаюсь отсюда вырваться, то никогда себе не прощу. Отлично! Но как? В кино заключенные, как правило, бегут, тайно забравшись в грузовик прачечной. Могло такое получиться? Нет. Хочешь знать почему? В прежние времена тюрьмы отсылали белье в стирку на волю, а у нас прачечная внутри. Так что это сразу отпало. Вторая возможность — прорыть тоннель. Я вырыл в своей жизни множество могил и знаю, как утомительно копать — вредно для поясницы. К тому же мой опыт ограничивался шестью футами глубины, которых вполне достаточно, чтобы спрятать тело. Как знать, что залегает глубже? Расплавленная лава? Непробиваемый пласт железной руды?
Гарри посмотрел на ноги:
— Мне кажется, грязь загустевает. Помоги мне вылезти! — Он протянул мне руку, словно предлагал на продажу. Я помог ему освободиться из грязи, и он рухнул на небольшой травянистый пригорок. — Принеси мне что-нибудь надеть и, если есть, пива. Пошевеливайся!
Я пробрался в гардеробную отца. Он лежал на кровати лицом вниз и, забывшись пьяным сном, так душераздирающе храпел, что я чуть не заглянул ему в нос, чтобы убедиться, что там не спрятан усилитель и соединительные провода. Я выбрал старый костюм и отправился к холодильнику за пивом. А когда вернулся на улицу, Гарри вновь погрузил ноги по лодыжки в грязь.
— Первым делом я притворился, что нездоров, — сказал, что испытываю острые боли в животе. Что еще оставалось? Сослаться на ломоту в спине? На инфекцию среднего уха? Пожаловаться на капли крови в моче? Нет, они должны были подумать, что речь идет о жизни и смерти. Я так и поступил и в три утра оказался в лазарете, где дежурил всего один человек. Там я согнулся в три погибели и притворился, что мне нестерпимо больно. В пять утра охранник отлучился в туалет. Я немедленно вскочил с кровати, взломал замок в медицинском шкафу и стащил все транквилизаторы, какие там были. Когда охранник вернулся, я оглушил его и отправился искать другого, чтобы он помог мне выйти из тюрьмы. Прекрасно понимал, что без помощи охранника мне ни за что не сбежать, но эти ублюдки по большей части неподкупны. Не то чтобы они такие честные, просто меня не любят. Но за пару недель до этого я потребовал у старого приятеля вернуть мне должок и снабдить меня информацией о семье конкретного охранника. Я выбрал человека из новеньких — его зовут Кевин Гастингс — он работал у нас всего два месяца и ничего еще не петрил в наших делах. Забавно, как эти сукины дети тешат себя мыслью, что в тюрьме о них ничего не знают. И буквально выходят из себя, когда им сообщаешь, в какой именно позе и по сколько минут они забавляются со своими женами. Гастингс оказался идеальным охранником и имел дочь. И хотя я бы все равно ничего не сделал, пришлось припугнуть его до полусмерти. Что я терял, даже если бы он не клюнул? Неужели кто-нибудь стал бы возиться и присуждать мне еще один пожизненный срок? У меня их и без того шесть. — Гарри помолчал немного и тихо продолжил: — Вот что я скажу тебе, Марти: вечная свобода — в тюрьме.
Я кивнул. Это было похоже на правду.
— И вот я подвалил к Гастингсу и прошептал ему на ухо: «Выведи меня отсюда, иначе твоя миленькая дочурка Рэйчел будет иметь удовольствие позабавиться с самым заразным дядей из всех, кого я знаю». Он побелел, сунул мне ключи и позволил треснуть себя по башке, чтобы его не заподозрили. Вот и вся недолга. Я не мог гордиться собой за то, что ему наговорил, но ведь это была всего лишь угроза. Когда минует опасность, я позвоню ему и скажу, что он может не опасаться за дочь.
— Отлично, — проговорил я.
— А что будет с тобой, Марти? Полагаю, ты не горишь желанием отправиться со мной? Стать соучастником? Что скажешь?
Я ответил, что связал себя обязательством перед матерью. И это обязательство не позволяет мне в настоящее время покинуть город.
— Постой, что за обязательство?
— Скорее даже клятва.
— Ты поклялся матери?
— А что в том странного? — Я почувствовал, что начинаю раздражаться. Клятва не какая-нибудь невидаль. Можно подумать, я признался, что сплю с матерью. А я всего-навсего пообещал, что буду с ней рядом до конца.
Гарри не ответил, так и остался с полуоткрытым ртом, но я чувствовал, как его глаза сверлят мой череп. Он хлопнул меня по плечу.
— Я так понимаю, не в моей власти освободить тебя от клятвы.
Я согласился, его власть никак на это не распространялась.
— Тогда удачи тебе, старина! — Гарри повернулся и исчез в темноте среди кустов. И уже оттуда долетел его бестелесный голос: — До скорого!
Он даже не спросил про Терри.
Через неделю мать пришла ко мне в комнату с грандиозной новостью:
— Сегодня твой брат возвращается домой. Отец поехал забрать его. — Она сказала это так, словно Терри был посылкой, которую мы давно ждали. За тот год, что брат находился в психиатрической клинике, он стал для нас чем-то вроде вымышленного персонажа. Этому также способствовал психиатр, который свел его личность к набору медицинских диагнозов и тем самым лишил индивидуальности. Нас потрясла запутанность его психических состояний — он оказался жертвой борьбы глубинных инстинктов, но больше всего меня мучил вопрос: каким Терри вернется домой? Моим братом? Сыном моей матери? Или бессильным разрушителем, отчаянно борющимся за превосходство своего «я».
Мы все были как на иголкахЯ не был готов, что он войдет в заднюю дверь с таким счастливым видом, будто вернулся с Фиджи, где только тем и занимался, что потягивал коктейль «Маргарита» с ликером из кокосового ореха. Терри сел на кухонный стол и спросил: «Ну, родственнички, какое домашнее празднество вы собираетесь устроить по случаю возвращения блудного сына? Подать откормленного тельца?» Мать настолько разволновалась, что пришла в ужас:
— Откуда я возьму откормленного тельца?
Брат спрыгнул со стола, обнял и завертел ее по кухне, а она чуть не плакала, настолько испугалась собственного сына.
После обеда мы с Терри пошли прогуляться по ведущей в город грязной узкой дороге. Солнце нещадно жарило с небес.
Поздороваться с братом прилетели мухи со всей округи. Он отмахивался от них и говорил:
— А вот если привязан к кровати, руками не помашешь.
Я рассказал ему про ловкий побег Гарри и как он оказался вечером со мной в грязи.
— Ты видишься с Кэролайн? — спросил брат.
— Время от времени.
— Как она?
— Пойдем посмотрим.
— Подожди, как я выгляжу?
Я бросил на него оценивающий взгляд и кивнул. Он выглядел, как обычно, хорошо. Просто хорошо. Терри выглядел как мужчина. А я, по годам более мужчина, чем он, выглядел как ребенок, которого состарили болезни. Мы молча шли в сторону города. Что можно сказать человеку, который только что вернулся из ада? «Не слишком ли было тебе там жарко?» В конце концов я пробормотал нечто вроде: «Ну как ты?» — сделав ударение на «ну». И он ответил: «Меня физически не сломать». Я понимал, что он испытал такие страдания, каких словами не выразить.
Мы дошли до города, и Терри вызывающе смотрел на каждого, кто попадался нам на улице. В его взгляде были и горечь, и злость. «Лечение» в клинике явно не смягчило его ярость. Она была направлена на всех и каждого. Терри решил не винить родителей в своей судьбе, зато затаил злобу на всех остальных, кто послушался приговора ящика для предложений.
Кроме одного. Увидев брата, Лайонел Поттс неистово замахал руками.
— Терри! Терри! — Он был единственным человеком в городе, кто обрадовался его возвращению. От его ребяческого энтузиазма потеплело на душе. Лайонел был из тех людей, с кем, даже поговорив о погоде, прощаешься с улыбкой.
— Мальчики из семьи Дин снова вместе! Как ты, Терри? Слава Богу, выбрался из той дыры! Противный гадюшник! Слушай, ты дал мой телефон светленькой сестричке? Она, пожалуй, стоит, чтобы ею заняться!
— Надо было самому подсуетиться, — ухмыльнулся брат.
Вот так Лайонел обрадовался его возвращению.
— Может, еще и подсуечусь. Она очень даже ничего. А Кэролайн в кафе — курит. Делает вид, что хочет меня обмануть, а я делаю вид, что ничего не замечаю. Видели ее?
