Сюсаку Эндо - Скандал
Алая спираль вращалась все быстрее и быстрее, увлекая Сугуро.
– Изображать человека, – говорил он механически, точно повторяя затверженный текст, – это главная цель всякого, кто считает себя писателем. И его первейшая обязанность, как я полагаю, – добираться до самых глубин человека. Это в равной степени справедливо как для писателей с левыми убеждениями, так и для тех, кто, подобно мне, подвизается на ниве христианства. О себе могу сказать, что я никогда не приукрашивал человеческую природу моих персонажей в угоду своим религиозным убеждениям. Я не отводил стыдливо глаза при виде ужасного и отвратительного в человеке, не стеснялся называть вещи своими именами…
Сидевший в конце зала незнакомец медленно поднялся со стула. Бросил взгляд на Сугуро и, пробираясь к проходу, еще раз обернулся. Во всех его жестах сквозило откровенное презрение к тому, что говорилось со сцены.
Остановившись у выхода, он вновь ухмыльнулся.
«Эй, ты там, писателишка, – как бы говорила эта ухмылка, – перестань врать!..»
Сугуро показалось, что до его слуха долетают насмешливые слова:
«И ты говоришь, что не отводишь глаза при виде ужасного и отвратительного в человеке? Ты – трусливо избегающий касаться мало-мальски скользких тем, чтобы не навредить образу, который сложился о тебе у читателей? Подобно тому, как ты построил свои отношения с женой…»
«Неправда! Я никогда не боялся проникнуть в темные и грязные уголки человеческой души!»
«Ну да, однажды ты написал о том, что грех может вести к спасению. Ничего оригинального. О том же самом не раз писали твои любимые писатели-христиане. Но ты закрывал глаза на другой мир и не делал попыток его описать…»
«Что еще за другой мир?»
«Мир зла. Зло и грех не одно и то же. Мир зла!»
По залу пробежал нетерпеливый ропот. Слушатели были недовольны затянувшимся молчанием Сугуро. Он чувствовал, как по лбу его градом стекает пот. И услышал приближающиеся из-за кулис торопливые шаги Куримото.
– Что случилось?
Лицо человека, стоявшего в конце зала, исчезло, точно стертое ластиком. Капли пота щипали глаза.
– Приносим извинения! – заговорил Куримото в микрофон. – Господин Сугуро внезапно почувствовал себя неважно, мы вынуждены прервать его выступление. Далее у нас в программе лекция профессора Тоно, поэтому просьба всем оставаться на своих местах.
Сугуро ушел за кулисы, слыша за спиной жидкие аплодисменты.
– Вызвать врача? – встревоженно спросил Куримото.
– Нет, не надо. Только передохну немного. – Болела голова, по спине стекал холодный пот. Тоно, стоявший за кулисами, схватил запястье Сугуро и пощупал пульс.
– Пульс нормальный, – пробормотал он. – Думаю, вы просто перенервничали. Поспите, и все пройдет.
Сугуро прилег на диван в гостевой, распустил галстук, расстегнул пуговицы рубашки, закрыл глаза, и тотчас перед ним появилось лицо в конце переполненного зала и направленный на него язвительный взгляд. «Ну да, однажды ты написал, что грех может вести к спасению…» Откуда взялись эти слова, о которых он в тот момент даже не думал? Каким образом он смог разглядеть ухмылку на лице человека, сидящего так далеко от сцены? Нет сомнения, это была галлюцинация, иллюзия. Или же там и впрямь сидел самозванец? Явился собственной персоной. И потрясение от встречи со своим зеркальным подобием спровоцировало слуховые галлюцинации.
Итак, это всего лишь обман слуха. Как еще объяснить столь странный, иррациональный казус, случившийся с почтенным шестидесятипятилетним писателем?
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во мгле долины.[12]
Начальная строфа давно читанной «Божественной комедии». Единственное, что отличает его от героя этой поэмы – возраст: для него давно уже наступила осень жизни. И вот, он тоже утратил правый путь и блуждает в сумрачном лесу, роняющем сухие листья…
Его разбудил стук в дверь. Он сделал глубокий вдох, точно пловец, поднявшийся из водных глубин.
– Как ты?
Должно быть, уже прошло немало времени – в открывшейся двери показалось лицо Тоно, очевидно закончившего свое выступление.
– Все в порядке. Сейчас встану.
Поспешно приподнявшись, Сугуро начал надевать пиджак и почувствовал легкое головокружение, но ничего серьезного.
– Скорее всего, спазмы сосудов, – пискляво сказал Тоно, посмотрев на лицо Сугуро, – Переутомился?
– Похоже.
– Может, глотнешь для бодрости? – Он достал фляжку с виски, но Сугуро покачал головой:
– Мне пора домой.
– Сейчас подойдет Куримото, дождись его. Он пошел за машиной.
Поднявшись, Сугуро некоторое время сидел неподвижно.
– Извини, можно вопрос?… – вдруг заговорил он. – Мне так редко выпадает случай побеседовать с психологом.
– К твоим услугам… Что на этот раз?
– Бывает, что человек видит кого-то, похожего на него как две капли воды?
– Похожего как две капли воды… Это называется «доппельгангер», проще говоря – двойник Нельзя сказать, что это распространенное явление, но несколько подобных случаев описано в специальной литературе. Например, известен случай с человеком, у которого, вследствие воспаления среднего уха, начался невроз, появились слуховые галлюцинации, а затем он увидел перед глазами себя самого. По его словам, он видел, что перед ним лежит его собственный труп. Одет в туже одежду, что и он, даже запомнил такую подробность, что тот был в серых брюках.
– Видевшие двойника – невротики?
– Как правило. Результат хронического недосыпания, повышенной температуры, апатии, ослабления умственных способностей… Но почему тебя это интересует?
– Да так, хотел использовать в романе.
– Понятно. – Тоно ничего не заподозрил. – Кажется, у Достоевского уже есть на эту тему.
– А у людей здоровых не бывает встреч с двойником?
– Редко, но бывает. Описан случай со школьной учительницей, произошедший в префектуре Иватэ. Двойник появлялся, несмотря на то, что никаких симптомов невроза у женщины отмечено не было. Говорят, из-за этого ее трижды увольняли.
– Когда это было?
– В двадцатых годах. Странно то, что ее двойника видела не она сама, а ученицы, бывшие в классе. Во время урока рукоделия, который она вела, девочки увидели за окном стоящую на клумбе женщину, точную копию их учительницы.
– Это правда? – Сугуро почувствовал, как дрожат его колени. Вместе со страхом его сдавила невыразимая тоска. – Может быть, у нее была сестра-близнец, или тут замешано какое-то преступление?
– Кажется, ничего подобного. – Тоно наклонил голову. – В этом-то и странность. Специалисты выдвигали разные гипотезы, но ни одной убедительной.
Тоно с невозмутимым видом обхватил своей лапищей чашку с налитым в нее виски и поднес ко рту.
– Как тебе эта история? Годится для романа?
– Пожалуй, можно использовать.
– Кстати, двойники, как правило, являются в сумерках.
– И все-таки, как по-твоему, в конечном итоге это иллюзия, галлюцинация, симптом болезни?
Втайне Сугуро хотел, чтобы Тоно ответил утвердительно. Он с недоверием относился к подобного рода психологам, с легкостью и без грана сомнения объясняющим бурлящие бездны человеческого духа, но сейчас он был бы рад услышать от Тоно: «Да, это галлюцинация». Однако Тоно только развел руками:
– Хотелось бы думать, что так. Но как тогда прикажешь трактовать случай с учительницей? Как коллективную галлюцинацию?
Вернувшись в свою рабочую квартиру, он сел за письменный стол, положил голову на руки и вновь стал перебирать в уме то, что сказал Тоно. Из его слов можно было заключить только одно. Человек, которого Сугуро видел со сцены, вероятнее всего, галлюцинация. Или же – подлая проделка самозванца. Других объяснений быть не может. Если это галлюцинация, то во всем виновата депрессия, неизбежная спутница старения. Сугуро постарался убедить себя, что причина именно в этом, вспоминая, что и в прошлом после большой, напряженной работы он всегда чувствовал себя неважно. И однако, никогда раньше он не испытывал такой невыносимой тоски.
Зазвонил телефон. Вздрогнув, он некоторое время сидел неподвижно, прислушиваясь, но в конце концов не выдержал и прошел в гостиную.
– Извините, я вас разбудила?
Из трубки донесся вежливый женский голос, пробивающийся сквозь гомон толпы.
– Кто вы?
– Нарусэ. Я была на вашей лекции. Вам стало плохо, поэтому… – Она замялась, ища подходящих слов. – Извините, что вас потревожила.
– Ну что вы, это я должен просить прощения… – И, боясь ее упустить, спросил: – Где вы сейчас?
– На станции «Харадзюку». Ребенку, за которым я ухаживаю, назначили операцию на сердце… Сегодня – обследование. Я должна быть в больнице, чтобы ему не было так страшно… Малыш спокоен, только когда я рядом.
Вспомнив о ее письме, Сугуро испытал странное чувство. Эта женщина, волнующаяся сейчас о том, как у ребенка пройдет операция, в другие минуты была воплощением жестокости… Его сердце, сердце писателя, заколотилось. Он должен во что бы то ни стало проникнуть в эту тайну, в эту тьму.
