Олег Зайончковский - Загул
– Что?.. – Нефедов не слышит.
– Телок… – кричит ему в ухо Эдик, – телок всех разберут к закрытию!
Вот в чем дело! Сосед, оказывается, успел надраться. Игорь брезгливо отстраняется.
Между тем среди «гостей ресторана» многие представлением возбуждены, особенно участники банкета. Некоторых музыка сорвала с мест, и они уже сами жарят в проходах под аплодисменты товарищей. Некто с галстуком на спине продолжает отплясывать даже в паузах между номерами, пока девушки бегают переодеваться.
– Посмотрите на этот колхоз! – восклицает Эдик с неумеренным пьяным жестом. – Заплатили вперед и рады… – Он поворачивается к Наде: – Вы, мадам, теперь тоже дипломированный спесс… алист. Скоро вольетесь в трудовой коллектив, станете пить наперегонки, по банкетам шастать. А я – нет… я… я…
– Вам, может быть, стоит немного угомониться? – кротко замечает Нефедов.
– Что?.. Да! – соглашается Эдик. – Мне пора освежиться…
Он с трудом выбирается из своего креслица.
– Адьё… Этот город я оставляю вам! – он показывает рукой на столик. – Халдеям скажете… скажете, ушел в туалет.
Пошатываясь, Эдик идет прямо в толпу танцующих и, смешавшись с ней, пропадает из видимости.
– Что это значит «оставляю вам»? – спрашивает Надя.
– Это значит, что он не вернется, – задумчиво отвечает Игорь.
Но, даже избавившись от развязного соседа, Нефедовы не чувствуют большого облегчения. Кругом и без Эдика полно неприятных типов. Подпившие кавалеры, развалясь в креслицах, обозревают женщин за чужими столиками. Их собственные равно пьяные спутницы, желая прикурить, подолгу ждут спички из-за того, что спичками кавалеры ковыряют в зубах. Но и дождавшись огня, эти дамы не могут попасть в него сигаретой и гасят его своим хохотом. Женские вскрики, мужской нецензурный говор и множество других разнообразных шумов спекаются в общий тяжелый гвалт. Ресторанная публика гуляет, как ей и положено, но Нефедовых почему-то общее веселье не заражает.
– Что мы тут делаем… – печально недоумевает Надя.
Игорь отводит глаза: ведь это была его идея – поужинать в человеческом ресторане.
Но, достигнув своего апогея, хмельной ажиотаж в зале начинает постепенно затухать. Девушки на эстраде все ленивее поднимают ноги; ряд их делается все короче. Может быть, некоторые выбились совсем из сил, а может быть, и разобраны уже, как предсказывал Эдик.
Кстати, насчет Эдика Нефедов оказался прав: за столик сосед так и не вернулся. Узнав, что он уже минут сорок как «в туалете», их официантка выглядит потрясенной. Таня (так зовут бедную женщину, если только она не надела чужой фартучек) пробует даже заплакать.
– Что за сволочи! – сокрушается она. – Кругом, кругом ну просто одно жулье!
Нефедовых Таня обсчитывает на приличную сумму, но они из сострадания делают вид, что этого не замечают; Игорь даже прибавляет ей пятерку на чай.
На этом и заканчивается их ужин в человеческом ресторане. У них есть еще деньги, чтобы взять такси до вокзала, и есть время, чтобы успеть на ночную электричку. Но осталось ли в душе у них хоть сколько-то праздника?.. Что же виновник сегодняшнего торжества, где он? Сунут в сумочку между кошельком и косметичкой. Не грустно ли и ему?
А может быть, стоит взять да и выбросить день этот из головы? Все пройдет, а диплом останется. Надя надышит пятнышко на окне; Игорь прижмется к ней, обняв за плечи. Тронется электричка и поплывет вдоль перрона, обгоняя катящиеся окурки. И, словно прощальный салют, вспыхнет Москва напоследок. Вспыхнет и погаснет; и ее искусственный день сменится уже настоящей загородной непроглядной ночью.
Профессор из Ганновера
По мере того как Нефедов поднимался выше над Москвой-рекой, догадка его насчет исторического места подтверждалась все более. Взгляду его представали храмы, а с ними и целый комплекс разнообразных древнерусских сооружений. Взойдя к их подножию на верх берегового склона Игорь остановился, чтобы перевести дух. Он поискал глазами лавочку, но все лавочки и газоны окрест заняты были туристами. Подумав, однако, Нефедов сообразил пристроиться на пушечном чугунном стволе, установленном здесь аккурат между двумя храмами. Ствол смотрел на Москву и был теплым, как от недавней стрельбы, но на самом деле его просто нагрело солнышко.
Игорь достал сигареты и закурил. Вокруг на всем пространстве исторического места кипела жизнь. Храмы и боярские палаты осаждали отряды многоплеменных экскурсантов и обстреливали их из фотоаппаратов. Гиды, одетые в русские кафтаны и сарафаны, лопотали на языках Евросоюза. С разных сторон доносилась музыка: русская плясовая, хип-хоп, песни советских композиторов и художественные звоны. В воздухе пахло шашлыком и засохшим пивом. Среди шедевров зодчества по дорожкам в одно– и двуконных бричках разъезжали московские свадьбы. Лошадки, запряженные в эти свадебные экипажи, были не так хороши, как милицейская, встреченная Игорем на набережной; они постоянно мотали головами, пугая туристов и сами пугаясь.
Нефедов смотрел по сторонам, ничему не удивляясь. Дети туристов ползали по стволу, на котором он сидел, и падали наземь и, заглядывая в пушечное жерло, туда орали. Игорь не мог ни включиться в окружавший его праздник жизни, ни отрешиться от него. Он впал в состояние странного напряженного бесчувствия, и лишь изредка в душе его, словно раздавленное, но еще не сдохшее насекомое, нет-нет да и шевелилась безотчетная тревога.
Но, как бы то ни было, рассиживаться здесь, на пушке, не имело никакого смысла. Нефедов попал в историческое место в неудачный для себя день. Сегодня памятники архитектуры не его ослепляли своим совершенством; не ему под горой улыбалась своими излучинами река, и даже рассиявшееся в небе солнце грело сегодня не Игоря, а других. Этих вот жизнерадостных, трезвых, никогда не прогуливающих китайцев и других людей доброй воли и чистой совести.
Нефедов затушил окурок, бросил его в свой пакет и побрел в направлении предполагаемого выхода. Он шел против течения, навстречу развеселому людскому потоку, и только старался не наступать на детей. Вдоль выбранной им дороги справа и слева пестрели тенты закусочных с логотипами пивных брендов, а до ушей его доносилось чпокание открываемых банок. Этот звук, улавливаемый среди тысяч других, был Игорю небезразличен – желание подкрепиться пивом овладевало им все настойчивее. Один лишь вопрос заставлял его колебаться: он не знал, как встретится это пивное подкрепление с уже выпитым им «Агдамом». Продолжая еще сомневаться, Нефедов, однако, замедлял постепенно шаг и наконец остановился у входа в очередную пивнушку.
Заведение, обнесенное легким заборчиком, напоминало вольер. От солнца его, как и прочие, прикрывал матерчатый тент, украшенный много раз повторенным вензелем «Карлсберг». Впрочем, вензель ничего не значил, потому что никакого «Карлсберга» в пивнушке не подавали. Нефедов, смолоду не любивший жестяных банок, взял пиво в большом стакане и с этим стаканом в руке пошел между столиками, выискивая свободное место.
– Битте!.. Пожалюйст! – услышал он вдруг совсем рядом. Обернувшись на голос, Игорь увидел господина в металлических очках ничем не примечательной, но интеллигентной внешности.
– Можно?.. – спросил Нефедов, показывая на незанятый стул.
– Пожалюйст, ест мъест! – повторил господин, делая приятное лицо.
Слегка смущаясь, Игорь подсел за его столик.
– Гут’н таг! – сказал немец, продолжая улыбаться.
– Спасибо, – ответил Игорь, продолжая смущаться.
Некоторое время они молча прихлебывали каждый свое пиво, причем немец, запуская губу в стакан, всякий раз доброжелательно посматривал на Нефедова.
Пиво закончилось у них одновременно.
– Айн момент! – Подмигнув, немец встал и направился к стойке. Через минуту он вернулся с двумя новыми стаканами, один из которых поставил перед Игорем. – Битте!
Нефедов поднял на него удивленные глаза.
– Я угощайт! – немец опять ему подмигнул. – Я тебъя похмеляйт.
Игорь не сразу нашелся с ответом.
– Данке шён… – пробормотал он.
Немец с довольным видом откинулся на стульчике. Заметно было, что он расположен к общению и только придумывает, с чего начать разговор. Наконец господин рыгнул и сделал приятное лицо.
– Пиво плёх! – объявил он, щелкнув ногтем по стакану.
– Бывает и хуже, – Игорь пожал плечами.
– Но! – господин со значением поднял палец. – Россия ест очен карашо!
Нефедов усмехнулся:
– Что же в ней хорошего, если пиво плохое?
Немец пошевелил пальцами, подыскивая нужное слово.
– Карнавал! В Россия всегда карнавал! – он махнул рукой в сторону улицы, запруженной праздной публикой.
Игорь покачал головой:
– Это здесь такой карнавал, для туристов.
– И здъес, и там, – не согласился немец. – В Россия гуляйт, кто где хочет.
– Гуляйт, плевайт, окурки бросайт… Это не карнавал, уважаемый, а бардак.
