Владимир Нестеренко - Огненное погребение
Они сталкиваются, у Султана тоже нож, в левой, не простреленной руке, он бьет Гитлера в печень, очень быстро, два раза. Гитлер, не реагируя на рану, резким взмахом рассекает Султану сухожилия на руке, нож выпадает, Султан бросается на Гитлера и валит его на дно емкости, Гитлер несколько раз бьет Султана ножом под ребра, под диафрагму, тот слабеет. Гитлер выворачивается из-под Султана, взбирается ему на спину, хватает рукой за нос, запустив пальцы в ноздри, запрокидывает голову назад.
* * *Горловина емкости снаружи. На емкости стоят два солдата ВВ. У одного на плечах рация.
СОЛДАТ: Ебу я туда нырять. Смотри, и лестница на хуй сгнила.
ЕФРЕЙТОР Не сцы, зема, сейчас спросим. (Говорит в рацию.) «Третий», «третий», я «девятый». Тут лестницы нет, разрешите применить дымы?
После ответа достает из подсумка дымовую шашку, рвет ленту и бросает загоревшуюся шашку в емкость.
* * *Внутренность емкости.
Крупно, в дыму, лицо Гитлера. Оно мертвенно бледное, в темных пятнах грязи и крови.
Повязки нет.
Гитлер умирает от потери крови.
Дым окутывает его, и из сохранившегося глаза текут слезы, Гитлер плачет.
Лбом ко лбу к нему прижата голова Султана, Гитлер держит его за волосы, вцепившись смертельной хваткой.
Камера отъезжает, мы видим, что за волосы Гитлер держит отрезанную голову.
* * *Город Ковров.
Комната в частном доме, ночь. Андрей и Люба в постели.
ЛЮБА: В Нижний поедем?
АНДРЕЙ: Сначала в Нижний, а там посмотрим.
ЛЮБА: Мать снилась вчера. В степи какой-то, у колодца. Про деньги говорила, мол, на дно утащат.
АНДРЕЙ: Надо в монастырь съездить. Замолим грехи, заживем, как люди.
ЛЮБА: Можно и в монастырь. Если пустят.
АНДРЕЙ: Как не пустят? Мы пожертвование сделаем.
ЛЮБА: Могут меня не пустить, и на деньги не посмотрят.
* * *В комнате Андрей, в дверь стучат.
Андрей подходит к двери и, встав сбоку, за стену, спрашивает.
АНДРЕЙ: Чего там?
ГОЛОС: ЛЮБЫ Дядя Саша, это мы.
Андрей открывает дверь, заходит Люба и Мужик.
МУЖИК: Вечер добрый.
АНДРЕЙ: Здоровенько. Проходи, присаживайся.
Мужик садится за стол, на столе бутылка водки.
ЛЮБА: Пойду закуску принесу. (Выходит из комнаты.)
АНДРЕЙ: Ну что, нашел?
МУЖИК: Принес.
АНДРЕЙ: Показывай.
Мужик достает из сумки сверток, разворачивает его, виден огромный револьвер несуразного вида. Андрей берет в руки револьвер, разбирает его и рассматривает.
Пиздец, ну и инструмент. Это что, резиновый?
МУЖИК: Ну да. «Ратник».
АНДРЕЙ: Ну и на кой он мне? Говорили про настоящий.
МУЖИК: Ну ты че, совсем, что ли? Я тебе что, КПВТ припру? Пушку самолетную? АГС? Не делают у нас пистолетов.
АНДРЕЙ: Делают. «Каштан» делают.
МУЖИК: Там не вынесешь, ни целый, ни частями. Строго очень.
АНДРЕЙ: Вообще, что ли, никак? Помню, в Ижевске автомат у каждого работяги был. А у пацанов «Макар» вместо рогатки.
МУЖИК: Вспомнил, ага. У нас тоже было, да прижали. Разве только с начальством договориться, спишут у себя как брак. Да ты не бойся, он не резиновый. Ствол настоящий и барабан без дырок, не сверленный. Под 32-й калибр, под охотничий. Гильзы обрезать надо и пороха меньше сыпать, а пуля обычная, свинцовая. А хочешь, таких дам?
Мужик достает из кармана и кладет на стол несколько патронов с огромными, заостренными пулями, похожими на боеголовки ракет.
АНДРЕЙ: Это что?
МУЖИК: А мы пулю от «Утеса» пополам режем, обжимаем в калибре. Пошли на Ширину гору, в лес, сам увидишь. Березу (показывает руками толщину ствола) насквозь.
АНДРЕЙ: Много патронов?
МУЖИК: Есть. Тридцать штук хватит?
АНДРЕЙ (смеется): На три жизни.
МУЖИК: Тридцать дам, а больше и не надо – на пятом выстреле рука отнимется, а на двадцать пятом он и сам на куски.
Андрей рассматривает револьвер, еще раз заглядывает в ствол.
АНДРЕЙ: Прямо как в кино. Не смотрел, про бандитов?
МУЖИК: Хуй знает, может, смотрел. Как называется?
АНДРЕЙ: Да не помню. Про маму что-то там. Там один в ракетницу смотрит и спрашивает: «И откуда ствол такой, дикий?».
Мужик и Андрей смеются, заходит Люба, несет тарелки с колбасой, огурцами…
* * *Сон Андрея Андрей идет по полутемным улицам промышленной зоны. Улица – это проезжая часть между двумя высокими бесконечными стенами из кирпича, за которыми что-то вспыхивает, как электросварка, поднимаются клубы пара, ухает, грохочет, скрипит. Проходит мимо КПП, из ворот выглядывает Китай в форме охранника, смотрит на Андрея, не говорит ничего, просто поднимает руку, сжатую в кулак, подобно жесту «Рот-фронт».
Андрей проходит мимо, сворачивает в какой-то переулок. Вдруг от стены отделяется невысокий, худощавый человек.
Молодой человек, юноша-»малолетка», обращается к Андрею.
МАЛОЛЕТКА: Эй, мужик!
АНДРЕЙ: Чего тебе?
МАЛОЛЕТКА: Мужик, у тебя нож есть?
АНДРЕЙ: Нет.
МАЛОЛЕТКА: А надо.
Внезапно рука Малолетки удлиняется, становится похожа на плеть и так же, как плетью, поворотом плеч, Малолетка бьет Андрея под лопатку, верхней частью кулака, в котором ничего нет. Ударив, Малолетка карабкается, как кот, по кирпичной стене и исчезает за ней.
Андрей щупает себя под лопаткой, смотрит на руку, на ней нет крови. Он подносит руку к лицу, камера смотрит глазами Андрея, горизонт запрокидывается, он смотрит в сумрачное, багрово-синее, почти ночное небо, небо становится все меньше и меньше, пока не сходится в точку…
* * *Ночь, комната.
Андрей вскакивает в постели, Люба тоже просыпается.
ЛЮБА: Что ты, что ты?
АНДРЕЙ: Сон.
ЛЮБА (с тревогой): Плохо?
АНДРЕЙ: Убили.
Люба бросается Андрею на шею, поглаживает его, успокаивает.
ЛЮБА: Ну ерунда, ерунда, сны разные бывают, не все в руку, успокойся, родной мой.
АНДРЕЙ: Завтра уходим.
ЛЮБА: Как скажешь. На машине?
АНДРЕЙ: Электричками. Третий день не в себе, как бы не нарваться.
* * *Больница, палата, на кровати лежит Кабан.
Возле кровати сидит следователь, рядом врач, несколько милиционеров в штатском, один в форме. Нога Кабана в гипсе и висит на противовесах, ее вытягивают грузом, виден блок, трос, гири, все это присоединено к спице, которой проткнута насквозь нога Кабана.
Кабан весел, говорит тихо, но много и быстро, видно, что он под действием обезболивающего. Его правая рука пристегнута наручником к металлической раме кровати.
КАБАН: Да говорю ж я вам, не знаю никого. От жены сбежал, машину купил и сразу свадьбу цыганскую во Владимир повез, хорошие деньги предложили. Тут стрельба, попал под раздачу. Чистый терпила, самому смешно.
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Ну а стрелял кто?
КАБАН: Веришь, как на войне – хуй поймешь, со всех сторон.
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Из Владимира Петеля куда направлялся?
КАБАН: Кто?
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Террорист, убийца и авторитет организованной преступности Андрей Валерьевич Нестеров. По кличке Петеля.
КАБАН: Первый раз слышу.
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Да ты вспомни, вспомни старую свою бригаду. Мы спец-учеты подняли. Слыхал, небось: «Хранить вечно»? Думали, прибрал Бог бродягу, ан нет, нам придется.
КАБАН: Да не грузи ты. И так едва жив.
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Ну, давай, поправляйся. Готовься, Набок, призовой червончик сидеть, раз тебе одного мало показалось.
Следователь встает, выходит из палаты, за ним идет врач, остальные милиционеры. Последний опер возвращается от дверей палаты и сильно дергает за гирю, Кабан кричит от боли.
ОПЕР: Не грузи, блядь, животное.
Опер выходит из палаты.
* * *Железнодорожная станция.
Пустая платформа, в электричку садятся две группы сотрудников ОМОНа, по три человека в группе, в первый и последний вагоны.
Электричка.
В электричке Андрей и Люба, сидят друг напротив друга. Вокруг пассажиры с кладью, два мужика, не особо прячась, распивают бутылку водки.
По проходу идет компания выпившей, агрессивной молодежи, пройдя ряд сидений, они бьют по ним руками, как бы считают.
МОЛОДОЙ ГОПНИК (Андрею): Слышь, мужик, ногу убрал!
АНДРЕЙ: Не вопрос, проходи!
Андрей подвигается на сиденье, компания идет дальше, выходит из вагона в тамбур.
ПАССАЖИРКА: И не стыдно, взрослый мужчина, не одернули хулиганье! В кого мужики превратились! Или пьянь, или не пойми чего!
Люба, услышав это, улыбается, затем начинает смеяться, смех ее становится истерическим, она плачет…
* * *Тамбур электрички, компания молодых людей открывает дверь, чтобы перейти в другой вагон, из открытой двери навстречу им выходят трое омоновцев.
Первый омоновец, мельком взглянув на компанию, сразу же бьет того гопника, что разговаривал с Андреем, коленом в пах, гопник сгибается от боли, падает.
ОМОНОВЕЦ: А ну сели! Ну!
