Борис Екимов - Родительская суббота (рассказы разных лет)
Мальчик, казалось, не слышал слов, завороженно поднимая и опуская снасть. Он будто не слышал, но видел через глубокую толщу и тьму, как подходит к наживе большая рыба. Песчаное дно. Тяжелая блесна с грузом ложатся на грунт, а потом поднимаются, вздымая легкое облачко мути. Но ясно видится белый лепесток сала, алые живые черви, оловянный отсвет блесны. Большая рыба, и впрямь любопытствуя, проходит рядом, задевая наживу, а потом бьет хвостом.
Дернулась рука, почуяв удар… Но рыба лишь играла. Картина виденья исчезла, когда дед быстро-быстро стал выбирать леску, и вот, уже взмыв из воды, упал в лодку большой полосатый судак, глухо колотясь тугим узким телом по решетчатому настилу.
– Не сепети, приехали, – остудил его дед, вынимая блесну и бросая рыбу в носовую часть. – Один – ноль… – улыбнулся он внуку.
Но мальчик его не слышал. Он лихорадочно начал выбирать леску, бросая ее под ноги, он чуял натяг и понимал, что там рыба, но поверил в удачу лишь потом, когда судак уже бился в лодке, путая леску, а мальчик не мог его ухватить, пока дед не помог. И вот уже пойманный судак стучит-колотится в носовой части. А мальчик еще не верил, хотя видел мощное стальное тулово рыбы, большую голову, зубастую пасть, но все это – словно короткий обморок.
Леска, брошенная на дно лодки, спуталась. Старик поучал:
– Ты поднимаешь рыбу, леску на корму клади, кругами, а не кидай под ноги. – И похвалил: – Хорошего судачка поднял. Килограмма на полтора. А бабка не верила.
Мальчик и сам не верил. И прежде чем продолжить лов, он шагнул в нос лодки, потрогал, а потом взвесил в руках свою добычу, тяжелую и еще живую.
Второго судака мальчик поймал сразу же, лишь опустив блесну, и снова в горячке толком ничего не понял: натяг, лихорадочное выбирание лески. И вот уже в лодке широко разевает зубастую пасть и раздувает жабры большая рыба с нежно-белым подбрюшьем.
– Даешь! – восхитился дед. – Два – один. Мне надо упереться.
Третьего судака мальчик вытаскивал почти спокойно, зная, что поднимет рыбу. А вытащив, углядел: судак зацепился снизу, крючком в брюхо, под верхний плавник.
– Смотри, – показал он деду.
– Это он интересничал, а ты подсек. Бывает…
Они прошли по течению три тони, до Красного створа – судоходного знака на берегу.
– Неплохое начало… – оценил дед. – Пять штук. Я вчера за день столько не взял.
Он развернул лодку и стал подниматься вверх, к упавшему осокорю, к началу охоты.
Утлая лодочка – скорее челнок – вышла из береговой тени и пошла им навстречу. В ней сидел, легко угребаясь одним лишь лопатистым веслом, Савушка – древний хуторской старик, заросший сивым волосом, с длинной бородой.
– Здорово живешь, – поприветствовал его дед.
– Рыбалите? – спросил Савушка.
– Начинаем.
Челнок медленно прошел рядом; Савушка сказал:
– На уху поймаете – и будет. Не жадайте. Вон хозяин глядит. – И указал перстом на берег. – Всё видит.
И словно подтверждая, большая темноперая птица что-то проклекотала, устраиваясь на маковке высоченного дуба.
– Нам много надо, – посмеялся дед. – Город будем кормить. И на зиму, в запас.
Савушка лишь головой покачал, ничего не ответив. Кургузая его лодчонка ушла по течению.
А мальчик и дед, поднявшись к приметному дереву, снова принялись блеснить. И уже на первой тоне подняли двух судаков и большую щуку.
Нехитрая наука: положил блесну на дно – приподнял, снова положил – поднял и подержал на весу, поддразнивая судака. Мальчик уже не глядел на леску и воду, чуя рукой движенье блесны. Положить на дно – поднять; положить – поднять и подержать недолго. Удар! Подсечка… И вот уже через толщу воды, упруго сопротивляясь чужой воле, идет рыба.
У деда с каждой удачей разгорался азарт.
– Полюбопытничал, а не взял… – досадовал он и тут же брался за весла. – А мы еще разок проверим эту ямку, пройдем.
Поднимаясь вверх по течению, он снова опускал снасть, пытая удачу.
– Вот так! – торжествовал он, поднимая рыбу. – Я говорил, не уйдет. Нынче наш день!
У мальчика, напротив, интерес к ловле, тоже от рыбы к рыбе, словно пропадал. Первая, вторая, третья… эти были открытием ли, победой. Огромные судаки. О таких он даже не мечтал. А они – вот. Подергал блесной, зацепил и поднял. Снова подергал – и опять леска внатяг, режет воду. Сначала все вроде в беспамятстве: дыханье перехватывает, руки дрожат. А потом стало скучно.
– Точно угадали… – горячился дед. – Я угадал: давление высокое, малек – в ямах, и судак за ним табунится. И никого, слава богу, – оглядывал он пустую реку. – Ни голубинских, ни песковатских. Он всю неделю молчал, вот никто и не едет. Ныне наш вакан…
Проклекотала с высокого дерева темноперая птица. Мальчик поднял голову, спросил:
– Это кто?
– Орел-белохвост. Рыбку любит.
– Может, и правда хватит? – спросил мальчик. – Вон сколько поймали.
– Да ты что?! – даже опешил дед. – Рыба идет. Две недели не было жору. Да мы ныне огрузимся, если так будет брать. И в город с собой наберешь, и насолим. Лишь бы не отказала. А Савушка, он глупой, чего слухать. Вот он! Есть! Иди сюда… – быстро выбирал он леску. – Иди сюда, дурачок… Не дурачок, а цельный дурак, – проговорил дед уважительно и взял лежащий наготове подсачек, осторожно подвел его и поднял в лодку увесистого судака.
Большая птица, еще раз проклекотав, захлопала крыльями, дед услышал ее, поднял голову, спросил:
– Либо завидки берут? Лови, а не кукарекай.
А мальчику стало скучно. Разве это рыбалка?.. Опустил – дернул, опустил – дернул. Зацепил, вытащил – снова опускай и дергай. Цепляй за пузо.
Пустая холодная река, голые деревья займища, лишь на дубах ржавая жестяная листва шумит; понемногу начинается ветер. В небе – стылое солнце. На том берегу, где хутор, – высокие холмы, белые меловые обрывы. В пологом распадке, меж холмов, – тоже лес, тополевый. За ним – хутор. Там бабушка пирожки с пасленом печет. Мальчику захотелось туда, на хутор, в теплую хату.
Он любил реку, воды ее, рыбалку, просиживая летней порой на лодке ли, на берегу часы и часы. «Рыбачок ты мой…» – говорила бабушка. Но то было вовсе иное.
В городском быту даже маленькому человеку порой не хватает места среди кирпичных стен, людской толчеи, потока машин с их властным гулом и мощным неостановимым ходом. Что земля… Даже городское далекое небо закрывают и делят меж собой высокие этажи строений.
На хуторе, особенно у воды, на воде, мальчик чуял себя таким же свободным, как ветер ли, дерево, малая птица. Всем хватало земли, воды, солнца, неба и воли.
В тихой заводи скользили по зеркальной воде долгоногие водомерки, словно фигуристы на льду; серебристый малек наплывал целой стаей; порой в эту светлую стайку врывался черный горбатый окунек; и мальва удирала – веером, на бреющем, словно летучие рыбы. Нарядная носатая птичка зимородок присаживалась на низкую, возле тводы, ветку, временами ныряя, ловя ту же серебристую мальву. Выплывал из камышей утиный выводок с мамой-кряквой. Медленно, угребаясь короткими лапами, проплывала водяная черепаха. Неторопливые цапли, замерев, подолгу стояли, сторожа тишину.
Зелень деревьев, щебет птиц, легкий ветер в вершинах. Поплавок на воде дернется и замрет. Что там, в неведомом подводном царстве?
Можно было долго сидеть у реки. Одному или с ребятишками. Слушать рыбацкие байки. Купаться в теплой воде. А потом вернуться домой, сказав: «Не клюет…» Или принести невеликий кукан плотвичек, ласкириков, красноперок.
Мальчик любил такую рыбалку. А нынешняя – все по-иному: опустить на дно – приподнять, опустить – приподнять. Сплыть до Красного створа и угребаться наверх. И, снова плыть… Опустил блесну, поднял… Удар, подсечка – вытаскивай судака.
Мальчику было скучно, добыча не радовала. Он вздыхал, ежился, словно озяб. Но дед ничего не видел, не слышал, распаленный удачной охотой. «Вот и еще один! Иди сюда!» Для него было главным – не потерять везенья. Добыча – рядом, он чуял ее через темную воду. Он видел пологое корыто фарватера, поперечные гряды и ямы. И даже силуэты ли, тени судаков. Не глядя на берег, он бросал весла точно за поваленным осокорем, низал на крючок лепесток свежего сала и парочку толстых, лоснящихся жиром и багровой кровью червей. Старик даже причмокивал, опуская в воду такую аппетитную наживу. «А вот и еще один, – радовался он. – Хороший! Ловить надо, ловить…»
Мальчику было скучно. Он не хотел вновь и вновь цеплять этих больших красивых рыб, превращая их в мертвое мясо, чтобы потом все это жарить, варить, солить. Живые ему были нужнее. Малахитовая спинка, нежно-жемчужное брюшко, плавники… Как прекрасна была эта рыба в воде, одним лишь движением хвоста набирая скорость! И как беспомощна здесь, в плену…
Лодку с борта на борт качало. Пришел низовой ветер, как всегда внезапный, словно с разгона. Загудели на берегу деревья.
Грузило и блесна на удочке старика легли на дно мягко. Приподнять, придержать, чтобы рыба учуяла, углядела и могла взять щедрую наживу. И снова на дно, и снова легким движением вверх. И еще раз. А левой рукой подгребать веслом, удерживая лодку носом на волну.
![Борис Екимов - "Говори, мама, говори..."[рассказы]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
