Эдуард Лимонов - Книга мертвых-2. Некрологи

Андрей Гребнев, поэт, хулиган, человек холерического темперамента проживет совсем недолгую жизнь. Он изумлял, подавлял, возмущал и злил всех, кто с ним соприкасался. Но он обладал несомненным даром вести людей, заводить их. Жвания пишет, что он много пил и употреблял барбитураты. И пил, и употреблял барбитураты, да. Но не эти активности были главными в этом настоящем working class hero, просто ему было всегда мало активности, он, может, хотел от земли оторваться. А уж за власть в отделении Гребнев стал бороться без всяких правил, это уж точно. Он не жалел Жванию, и тут шло в ход все — и то, что у Жвании отец грузин (сторонники Гребнева расписали город к моему приезду надписями «НБП — убей горца!»), и троцкизм Дмитрия, и его соратники по распущенной «Рабочей борьбе» с фамилиями на «ский», и интеллигентность Жвании («На хуй нужны эти интеллигенты! Партия должна не трахать мозг, а работать вместе со скинами!»)… Если бы Жвания был правым и скином, я думаю, Гребнев был бы левым. Стал бы им.

Вокруг Андрея Гребнева уже к концу 1996 года образовалась группа, признающая его за руководителя организации. В ответ Жвания исключил их во главе с Гребневым из Партии (чего по Уставу НБП он не имел права делать) за то, что они пили алкоголь в штабе, но на самом деле — как соперников. Исключенные Гребнев и К° образовали мятежный НБФ — Национал-Большевистский Фронт — и написали мне письмо, где обвинили Жванию в том, что тот превратил отделение в Питере в сборище троцкистов.

Я немедленно выехал в Питер. Собрал общее собрание. Гребнев и его сторонники сели группой. Жвания и его люди — сели вокруг Жвании. Дело могло кончиться дракой. Но драка меня не пугала, меня пугал раскол, который вряд ли мог бы перекинуться на другие отделения Партии, однако раскол во второй по значению организации Партии — это было плохо, очень плохо, дальше некуда. Они стали высказывать свои позиции…

Вот что пишет Жвания об этом собрании:

«Иллюзий у меня не было: разумеется, симпатии Лимонова были на стороне Гребнева. Может быть, Андрей напоминал ему „подростка Савенко“, не знаю. Иногда из-под европейского интеллектуала у Лимонова проглядывал харьковский хулиган с вечно прищуренными безжалостными глазами. То, что Гребнев расист и антисемит, волновало Лимонова меньше всего. Для него важна крепкая ячейка — инструмент политики. Конкретные люди не были важны. <…> Все это продолжалось более трех часов подряд. Иногда мне казалось, что без большой драки дело все-таки не обойдется. Выход из ситуации Лимонов нащупал только в самом конце собрания.

— Хватит ругани, — устало проговорил он. — Хватит всех этих криков. Займитесь делом. Проведите большую акцию, решительную и оригинальную. Пусть в ней смогут отличиться и люди Гребнева, и люди Жвании.

— За день до собрания мы с Лимоновым гуляли по набережной. Я показывал ему революционный крейсер „Аврора“. Лимонов внимательно его осмотрел и уже тогда сказал что-то насчет, эх захватить бы эту красоту… <…>

Теперь он скосил на меня глаза и сказал:

— Захват „Авроры“?»

Они тогда все замолкли от грандиозности замысла. Осуществили они его не так, как предполагалось. С меньшей выразительностью. Однако это все же была самая первая яркая акция НБП по захвату. 6 мая 1997 года, в двенадцать часов Гребнев вскарабкался на мачту, люди Жвании завладели палубой. Вывесили флаги, стали скандировать лозунги. В результате Гребнева стащили с мачты милиционеры, обалдевшие от ужаса, и он стал героем всех телерепортажей. Жвания общался с прессой (Жвания видит дело иначе, но по всем стандартам на мачте было самое опасное место), так что не удивительно, что после этой акции Жвания перестал бороться за лидерство в питерской организации.

Я еще 2 апреля был арестован в Кокчетаве вместе с отрядом нацболов из девяти человек, и мы сумели вернуться из Средней Азии лишь через полтора месяца.

«Следующие два года, — пишет Жвания, — Гребнев будет постоянным любимчиком вождя. Тогда казалось, что все наконец встало на свои места: именно петербургский лидер Гребнев сейчас покажет всей остальной стране, как нужно делать революцию».

Горькая ирония побежденного звучит в словах Жвании. Сам Жвания не был плох, он был выносим, а некоторое время был даже лучшим из имеющихся в наличии. Но чем не объясняй стиль «бури и натиска» Андрея Гребнева, да хоть барбитуратами, хоть алкоголем, Гребнев был великолепен, бесстрашен, безумен, если хотите. Даже безумен, но эффективен. Его любили и питерские нацболы, и нацболы всей России. Он умел быть и тихим, и умным. Со мной он таким бывал. И полезным. Привил немало незаметных умений и навыков Партии. Другое дело, что с соперником, с Жвания, Андрей был таким, каким, считал, следует держаться с соперником: наглый, злой, шумный.

У всех оказались свои скорости. Для пристойного «левого» Жвании НБП была слишком быстрой, летящей как пуля партией, жестоким собранием неудобных людей. Гребнев же, видимо, хотел разогнаться куда более стремительней, до самораспада. Он, когда-то сформулировавший кодекс нацбола сакраментальной и легендарной фразой: «Я перестал общаться с людьми вне Партии», — стал тяготиться партийной дисциплиной, тяготиться необходимостью идти в ногу с Партией. Он все больше общался с криминальными скинами. Чего уж они там находили в общении друг с другом, не знаю. Я видел, что у него личный упадок, что Гребнев отдаляется от нас. Я несколько раз с ним разговаривал. Пользы мои разговоры не принесли.

Я не удивился, когда узнал, что Андрей арестован и находится в «Крестах». Это случилось 27 октября 1999 года. Я приехал в Петербург на оглашение приговора, и он оценил, что зал был забит нацболами и я сидел в зале. Это было видно по его стеснительной улыбке. Его обвинили в соучастии в попытке убийства скинами, кажется, вьетнамского студента. Так как он во время совершения преступления другими спал (он не успел на метро и остался в квартире приятелей-скинов), то он отделался четырнадцатью месяцами тюрьмы, практически весь срок он уже отсидел в «Крестах». Сидел плохо, потому что мог быть по темпераменту только лидером, а в тюрьме свои лидеры.

Выйдя из тюрьмы, он быстро затерроризировал всех, в том числе родного брата Сергея. Сергей женился и жил с женой в квартире матери, куда вселился и Андрей. Между ними начались стычки, вызванные пьяными скандалами старшего брата Андрея. Андрей, наш герой рабочего класса, деградировал с огромной скоростью, как будто несся с высочайшей горы, куда забрался зачем-то.

Мы отстранили его от руководства отделением. Затем питерское отделение Партии исключило его из Партии, а мы в Москве подтвердили исключение. Мы любили его, но что мы могли сделать. Некоторое время Андрей состоял в крайне правой партии Юрия Беляева (бывшего милиционера и крайне мутного дядьки). Все более превращаясь в пьяное чудовище, он прожил таким образом несколько лет. Однажды его нашли утром на улице мертвым. Он был зарезан в ночной драке. Настоящая смерть штурмовика и автора стихотворения «Черное солнце спальных районов».

Вот что говорил сам Андрей Гребнев (напечатано в газете «Лимонка» № 114) о себе:

«Родился в обычной советской семье. Мать — учительница. Отец — военнослужащий, часто переводился с места на место, поэтому пришлось много чего повидать. Я приходил во многие тусовки: от демсоюза и анархистов до коммунистов, однако лишь прочтя несколько номеров „Лимонки“, понял, что нашел свою партию. Тем сильнее оказалось разочарование от увиденного в ленинградском отделении. Сидели гнилые интеллигенты, квасили, обсуждали какие-то заумные вещи, курили траву… Когда же дошло до первой реальной акции — захвата „Авроры“, вся эта публика тут же обделалась — и возглавить операцию пришлось мне. Так что руководителем тут я стал явочным порядком… Прежде всего мы с товарищами радикально изменили концепцию партии. Она должна быть не клубом для посиделок, а отрядом штурмовиков, где каждый готов маршировать, бить морды, а в перспективе и стрелять. Теперь для нас не проблема вывести на улицу 150–200 человек и кинуть их на любое дело».

Еще одно его стихотворение:

Конечно, он был bad boy, зачем лицемерить и говорить, что нет. Нацболы утверждают, что Андрей был автором лозунга: «Завершим реформы так: / Сталин, Берия, Гулаг!»

Похожие книги на "Книга мертвых-2. Некрологи", Эдуард Лимонов читать полностью, без сокращений.

Элис Сиболд - Милые кости

Элис Сиболд - Милые кости

Элис Сиболд - Милые кости

Эдуард Лимонов - Книга

Елена Ожич - Мой папа -