Михаил Веллер - Б. Вавилонская
Вот плохо одетый бедняк, бродяга, бегом уносит охапку винных бутылок из разбитого магазина. Мы видим, что это не просто грабитель, мародер, пользующийся паникой. Он небрит, во рту не хватает зубов, а на правой руке нет указательного пальца. На лице – безумное счастье бедняка и пьяницы, который даже перед лицом всеобщей гибели не отказывается от своего порока.
Молодой охранник от дверей целится в него из пистолета. Сейчас прогремит выстрел! И мы видим на молодом лице беспощадную решимость исполнить свой долг, что бы ни происходило кругом. Вдумайтесь – какая горькая трагикомедия!
А вот дерутся два водителя машин. Их машины столкнулись и помялись в сплошной пробке, парализовавшей улицу. Все хотят спастись! А эти двое, вместо того, чтобы помочь друг другу бежать или сесть в другую машину, изливают друг на друга свою злобу, лицо одного уже в крови, другой замахивается на него каким-то инструментом.
А на постели, за открытой балконной дверью, спят, обнявшись, двое юных влюбленных. Локоны девушки раскинуты по подушке, лицо юноши с твердым мужским подбородком спокойно и счастливо. Они уснули навсегда, и остались счастливыми, не узнав о трагедии. Этот прекрасный контраст потрясает нас.
Центром заднего плана композиции является Кремль – вот вы видите крепостные стены и башни. Из этой цитадели цари и президенты управляли страной, но сейчас не спастись и им – уже пылает высокая колокольня. Охрана на стенах надевает противогазы и держит оружие наготове. Вереница длинных черных машин вылетает из ворот, давя толпу на площади, их проклинает старик с орденами на груди. А над башнями взмывает вертолет с гербом – очевидно, это спасается глава государства. Но в вертолет попадает один из летящих с неба раскаленных камней, он уже накренился и показалось пламя.
– Ап-чхи!.. ржхщи! ох. Извините.
– vice в дыму, война в Крыму…
– Братоубийственная резня – это молдаванин режет барана.
– Х-хи-хе-хе!..
– Вам неинтересно – так не показывайте свою культурность.
– Милый, дай мою сумочку, я сейчас вернусь.
– Да, до фига знал человек… Экскурсовод поправляет волосы. Взгляд на часы над противоположной дверью. Улыбка, пауза – завершение:
– У кого есть вопросы? Облегченное шевеление.
– А что это там вроде ракеты взлетает? Легкое колыхание ненависти.
– Вот это? А. Конечно. Это монумент первому космонавту Земли Гагарину. Так представил его себе художник. Высокая блестящая ракета и человек на ней. От толчков монумент наклонился и рушится, под ним в ужасе пытается раздаться толпа… несколько человек уже придавлены постаментом.
Если вы приглядитесь, то между теней, зданий и туч пепла скрывается множество рушащихся памятников, в которых запечатлена вся история Москвы. Одни гранитные – это был культовый философ Маркс, видите бороду мудреца? Вот торчат только четыре чугунные конские копыта перед храмом – здесь стоял триумфатор Отечественной войны 812… простите, 941 года Жуков. Вокруг кричат жители, пытаясь спасти пострадавших из-под его статуи. А огромное как бы пирамидальное, ветвистое такое бронзовое дерево, рушащееся в воду – это, скорее, плод фантазии художника: тотемный столб в виде мачты с парусами и фигурой покровителя Москвы.
Насладившись этим шедевром… проходите… пожалуйста…
6. ВЫЖИВАТЕЛИЗа окном грохнуло так, что сковородка лязгнула на плите, пыхнув масляными искрами. Даже не РПГ, не иначе кому-то всадили зажигательную в бензобак. Рефлекторно закрыв газ, Горелов глянул. Перекрещенные лейкопластырем стекла держались нормально. Ящик с запасными, переложенный тряпьем в кладовке, кончался, а небьющегося стекла было не достать, и стоило оно немерено. Не хотелось переходить на фанерки, как соседи победнее.
Он поправил горелку. Зашипел синий зубчатый венчик. Всунулась жена, кончая макияж, и наморщила носик:
– Что там у тебя? Опять опоздаем.
Пятилетний Андрюшка кочевряжился и хныкал. Ладно, в садике позавтракает. Дочь-третьеклассница возила вилкой по лужице маргарина в тарелке, деля залубеневшую макаронину на шайбы.
– Прекрати безобразничать! – одернула жена.– Завтра будет картошка.
– Жареная? – оживилась дочь.– Ура! – Сплюнула в ладонь и спустила в угол.
В прихожей Горелов незло рявкнул жене: опять забыла пришить дочке лямку к жилету. Обвязал жилет веревочкой и сделал бантик.
– В школе не потеряй! – наказал строго.– Смотай и спрячешь в портфель.
– Обеща-ал,– с безнадежным вымогательством затянула она.– У всех почти в классе кевларовые…
– Я сказал – на день рождения. А вообще этот лучше. Прочней.
– Ничем он не лучше… Таких уже и не носит почти никто.
– Вот на калаш старый напорются, тогда будут носить.
Андрюшка в своем жилете катался, как робот-сапер на маленьких ножках.
– Мы выйдем когда-нибудь? – поинтересовалась жена, меняя позу боком к зеркалу.
Горелов выключил свет, открыл внутреннюю дверь и прилип к глазку. АК-47, добела заношенный, без приклада, снял с предохранителя и передернул затвор. Провернул оба замка и отодвинул засовы.
На лестнице было тихо. В сером свете непривычных теней не рисовалось. Запах спокойный: моча, окурки, цементная пыль…
Он скользнул на площадку, стволом контролируя лестницу:
– Пошли!..– И вслушивался, внюхивался, пока жена запирала дверь и прятала ключи.
– Сколько раз тебе говорил – не носи пистолет в сумочке! Никогда не успеешь достать.
– А где мне его носить? Я б сказала!
– Перестань при детях! В левом рукаве, ручкой вперед.
– Он слишком большой!
– А где я тебе дамский возьму? И все равно от этих шесть и пять никакого толку.
– У Иванихиной смит-вессон-38 вообще в ладони умещается. А калибр девять миллиметров, и патрон мощнее Макарова.
– И где она его носит? Так и ходит – в ладони?
– В сумочке!
– Вот шлепнут вас, двух дур с сумочками.
– Я в школу опозда-ю…– заныла дочка. Сын присоединился мгновенно:
– А когда мне-е купят пистоле-ет!..
О господи, вздохнул Горелов. Еще день не начался. Скорей бы отпуск. Затовариться и спокойно жить дома.
Он ссыпался на пролет вниз, описал дулом широкую восьмерку и сделал жест семье спускаться.
У подъезда ничто не внушало подозрений. Кусты были сбриты под корень, не заслоняя сектор наблюдения. Горелов вынюхал воздух, вслушался, развернулся по сторонам – махнул рукой к троллейбусной остановке, конвоируя семейство сзади-сбоку.
Там рассредоточилось человек десять. Пенсионер с бельмом во весь глаз держал ветхий дробовик в опущенных руках, как гриф штанги, норовя заехать кому-нибудь как раз по уровню в пах.
– Вы бы, папаша, взяли свою дурынду стволами вверх,– посоветовала дама с наганом, торчащим из брезентовой кобуры, разумно пристроченной снаружи жилета под грудью.
