Андрей Волос - Победитель
Плетнев подставил стакан. Зубов нажал кнопку.
Ш-ш-ш-шу!
— Чую — сговорятся! И пойдут прахом все мои усилия по обеспечению безопасности!.. Ну, я ее тогда р-р-раз! — за руку! Гражданка, говорю, ну-ка пройдемте! Что?! Куда?! А вот туда! Туда-сюда, иди сюда!.. В штаб! А через пятнадцать минут ее пинком отсюда — р-р-раз! Потом еще письмо в Университет накатают, что замечена в поведении, противоречащем высокому званию советского человека… вышибут ее оттуда к едрене-фене, и поделом!.. сучка такая!..
Легонько икнув, Архипов снова шагнул к водопойному механизму. За ним и Зубов. Оба они сильно потели. Плетнев присмотрелся. Белые рубашки на их спинах и боках принимали явно оранжевый оттенок…
— Ну? — нетерпеливо спросил Голубков.
Плетнев допил, облизал губы…
— Класс! Ну просто чистой воды апельсин!..
* * *Наконец все это кончилось. В последний день Симонов выбил премиальные комплекты — три пачки американских сигарет «мультифильтр» в пластиковых пачках и несколько упаковок диковинной финской еды: кусочки колбасы в пластике, наперстки со сливками, игрушечные жестянки с паштетом…
Сигареты Плетнев отдал Голубкову. Голубков был в восторге.
Улетали ночью.
Шел дождь. Военный аэродром «Чкаловский» туманно мерцал синими огнями, и почему-то казалось, что не самолеты с него должны взлетать, а сам он вот-вот начнет, немного кренясь, подниматься к низким тучам, молочно освещенным отблесками прожекторов…
Поеживаясь, вереницей поднялись по трапу.
С последней ступени Плетнев оглянулся.
А потом тоже нырнул в люк.
Птицы небесные
«…Нет, Парфен Дормидонтович! — трескучей пулеметной очередью отстучал Бронников. — Партком не позволит вам топтать ростки нового!..»
Он замер с поднятыми над клавиатурой руками и прислушался.
Точно!.. Звонок повторился.
Бронников поспешно вышел в коридор, включил свет в прихожей и отпер дверь.
— Здрасте, — сказал чернявый малый в кепке, рабочей тужурке, с черным чемоданчиком в руке. — Двадцать шестая квартира?
— Двадцать шестая, — подтвердил Бронников. — Там же написано.
— Не верь глазам своим, — наставил чернявый. — Распишитесь.
И протянул какую-то бумажку.
— Что это? — опасливо спросил Бронников, убирая руки за спину.
— На телефон подавали заявление? Так расписывайтесь!
— Ах, вот в чем дело! — обрадованно и недоверчиво сказал Бронников. — Неужели?..
Не прошло и получаса, как мастер ловко провел от коробки на лестничной клетке розово-желтый проводок, в котором таинственно просвечивали металлические жилки, и повесил новый черный аппарат на стену в коридоре. Тут же набрал номер, буркнул кому-то, что в двадцать шестой поставлен, выложил на столик телефонную книжку, бестрепетно принял предложенный трояк, кивнул и удалился.
Закрыв дверь, Бронников тут же подошел к телефону, поднял трубку и послушал. Гудит! Руки чесались кому-нибудь позвонить. Набрал Никитин номер… никого. Прошел на кухню, постоял у плиты, размышляя, не поставить ли чайник. Снова вернулся к аппарату. Опять послушал — гудит!
В последнее время жизнь вообще складывалась довольно симпатично. Неделю назад соседка Алевтина Петровна уехала к племянницам в Ярославль — у обеих были дети, обе работали и просили ее пожить там, чтобы приглядеть за ребятней. Надо думать, уехала надолго… Уже неделю Бронников блаженствовал, то и дело бессознательно отмечая, что он в квартире один — один! — и нет у него никаких соседей — пусть даже и таких тихих и милых, как Алевтина Петровна… Никого — хоть на голове ходи! Царь царем, сам себе хозяин!.. А тут вдобавок — бац! как с куста! — телефон!..
Он еще не успел допережить свою радость, как вздрогнул от пронзительного железного дребезга — аппарат зазвонил!
Несколько секунд Бронников смотрел на него в растерянности, потом заполошно схватился.
— Алло! Алло! Да!..
— Будьте добры Германа Алексеевича, — сказал мелодичный женский голос.
В первое мгновение он не оценил все невероятие происходящего, поэтому только обыденно удивился:
— Германа Алексеевича? Это я… я слушаю.
— Герман Алексеевич, вы к трем часам сможете приехать?
— Куда приехать? — спросил Бронников.
— В Союз писателей, — пояснила женщина. — У Василия Дмитрича к вам какие-то вопросы.
— У Василия Дмитрича? А кто это?
— Это Кувшинников, секретарь Союза, — сухо пояснила женщина. — Хорошо вам знакомый. Так приедете?
— Ах да, Кувшинников!.. К трем? — тупо переспросил Бронников. — Хорошо, да… я приеду.
— Спасибо.
— Подождите! — закричал Бронников. — А откуда у вас телефон?
— Какой телефон?
— Этот телефон, по которому звоните! Ну номер, номер! Номер у вас откуда?
— Василий Дмитрич дал, — сказала она. — До свидания.
Бронников услышал короткие гудки, постоял некоторое время с трубкой в руке, потом положил ее на аппарат и прошел в свою комнату.
Тихий дождь слезился по стеклу, было сумрачно, горела лампа, и в двойных стеклах окна отражались два Бронникова, чуть смещенные друг относительно друга.
Классе в шестом черт дернул его однажды слизнуть с учительского стола забытую самописку, и, когда Валентин Яковлевич, учитель литературы, за ней вернулся, Бронников шире всех разводил руками и громче всех повторял: «Ну ничего не понимаю! Куда она могла деться?..» Через минуту Валентин Яковлевич отвел его в сторону и сказал: «Гера, в жизни всякое бывает. Я никому ничего не скажу. Давай сюда и больше так не делай».
Вот и сейчас. Казалось, один из двух отражающихся Бронниковых недоуменно жестикулирует и беззвучно толкует: «Ну ничего не понимаю! Только что поставили — и тут же звонят! Откуда у них номер?..» А второй руками не разводил, не говорил глупостей, потому что ему и так все стало ясно.
Тогда, в июле, разговор с кагэбэшным Семеном Семеновичем кончился, не начавшись: Бронников от всего отказался, заявив еще раз, что сроду не помышлял публиковать что-либо за границей в обход существующего порядка, то есть не через Союз писателей, а по своей инициативе. И что ему это вовсе не нужно, потому что все, что он пишет, прекрасно находит дорогу к зарубежному читателю и в рамках установленных правил. Так, например, повесть его «Огни мартена» была опубликована в журнале «Октябрь», затем вышла отдельной книгой в серии «Новые имена» издательства «Молодая гвардия», после чего ее перевели на польский, болгарский, чешский и немецкий языки и издали в соответствующих странах социалистического лагеря, а что до капиталистического, то его порядков Бронников не знает и знать не хочет. В настоящее же время он работает над большим романом по договору с издательством «Современник» и надеется, что судьба его сложится не менее удачно. Все это была чистая правда, и, разговаривая с оперативником, сам он искренне недоумевал и ежесекундно задавался вопросом: черт возьми, да как же это так вышло?
