Андрей Шляхов - Доктор Данилов в Склифе
Стандартный набор фраз и угроз – ничего нового. Маша благоразумно стояла в трех метрах от посетительницы, возле открытой двери, ведущей в коридор (мало ли что психопатке в голову взбредет – еще с кулаками накинется), а за порогом переминался с ноги на ногу охранник.
Судя по тому, что охраннику не было велено выставить посетительницу за дверь, Данилов предположил, что ее гнев не беспричинен.
— А это – кто?! Ваш заведующий?! — Толстуха впилась глазками в Данилова.
— Я дежурный врач приемного отделения, — представился Данилов. — В вечернее время, когда начальство отдыхает, решаю вопросы вместо заведующего. Фамилия моя Данилов. Зовут Владимиром Александровичем.
— Вы, наверное, уже все слышали?!
— Я слышал, как здесь упоминали директора департамента здравоохранения, его здесь часто вспоминают, и еще слышал, что вы работаете в городской администрации. В каком подразделении, можно узнать – в ДЭЗе, наверное?
Людей, страдающих «синдромом ба-а-альшого начальника», надо сразу же ставить на место, иначе разговора с ними не получится. По тому, как сверкнули глаза женщины, Данилову стало ясно, что с ДЭЗом он угадал.
— Тогда слушайте! — Правая рука перестала играть в «камень – ножницы – бумагу» и тоже уперлась в бок, словно женщина готовилась пуститься в пляс. — Две недели назад я положила к вам свою свекровь! Только принимал ее другой врач…
— Куда именно ее положили? — Данилов сел за стол и указал рукой на свободный стул. — В какое отделение?
— В психосоматическое. — Женщина села осторожно, словно боясь, что стул под ней взорвется или развалится. — Она у нас чудить любит, вот надумала аллохолом отравиться, съела целую упаковку…
Аллохол – желчегонный препарат. Отравиться им практически невозможно.
— На что ваша «психосоматика» похожа? Это какой-то концлагерь!
— Давайте по существу, — попросил Данилов. — Наше психосоматическое отделение, конечно, не пятизвездочный отель, но и не концлагерь.
— Там воняет!
— Специфика отделения такова, что туда попадают люди с нарушениями психики. Некоторые из них чистоплотностью не отличаются…
— Да там все засрано и зассано!
— Как вас по имени-отчеству?
— Виктория Михайловна!
— Так вот, Виктория Михайловна, если вы пришли вечером для того, чтобы обсудить со мной санитарное состояние психосоматического отделения…
— Да плевать я хотела на ваше состояние! У меня свекровь пропала! Если мы сейчас не проясним этот вопрос, я обращусь в милицию и объявлю розыск! Я не удивлюсь, если вы втихаря разобрали старуху на органы!
«Спокойствие, только спокойствие, Вольдемар!» – одернул себя Данилов и продолжил взывать к логике.
— Могу я узнать фамилию и год рождения вашей свекрови?
— Межевова Анна Ивановна, тридцать первого года рождения. Лежала в триста пятнадцатой палате.
— Скажу сразу: органы человека тридцать первого года рождения коммерческой ценности не представляют. В то, что мы тут не «разбираем», как вы выразились, на органы, вы конечно же не поверите…
— Хорошо, пусть не разбираете, но где она? Кроме меня с мужем забирать ее некому. Я ее не забирала, муж тоже. Где Анна Ивановна? Только не убеждайте меня в том, что она ушла из отделения своими ногами, она дома до туалета дорогу забывает!
— Маша, вы смотрели движение? — спросил у сестры Данилов.
— Смотрела, Межевова выписана.
— Покажите журнал.
Маша показала журнал. Действительно, пациентка, о которой шла речь, числилась в выписанных.
— И одежды ее в отделении нет, — сообщила Маша.
— А вы и в отделении уже были? — уточнил Данилов.
— Была, но что толку? Девчонки на посту сказали, что по их данным она выписана, лечащий врач сегодня не дежурит…
— Кто лечащий врач?
— Аванесова.
Маша подошла к делу ответственно – собрала всю возможную информацию.
— Подождите десять минут, Виктория Михайловна, я все выясню и сообщу вам, — сказал немного успокоившейся толстухе Данилов. — Только очень прошу – не кричите, это все же больница, а не рынок, ладно?
— Ладно, — буркнула Виктория Михайловна. — Но предупреждаю, вам не удастся…
— Давайте без угроз, хорошо? — Данилов слегка повысил голос. — Я уже пуганый, знаете ли, и не раз! И помогаю вам не потому, что боюсь каких-то последствий! Я рядовой врач, не начальник. Мне, образно говоря, кроме своих цепей, терять нечего.
Виктория Михайловна поджала губы.
Из ординаторской Данилов позвонил лечащему врачу, благо список всех телефонов врачей седьмого корпуса, как мобильных, так и домашних, висел на стене. Так положено, на всякий случай.
Доктор Аванесова сразу же вспомнила Межевову.
— А, это та бабушка, которая своими какашками на стенах пыталась рисовать. Я перевела ее в тринадцатую психиатрическую, в шестое отделение…
Данилов так и думал, что сестры ошибочно отметили Межевову в «движении» – суточном отчете о поступлении-выбытии пациентов – выписанной, а не переведенной.
— А родственникам не сообщали, Нонна Аветисовна?
— Старшая сестра должна была позвонить, забыла, наверное…
Информацию о переводе Виктория Михайловна восприняла спокойно. Данилов опасался, что она начнет качать права, выясняя, как врачи могли перевести старушку без согласия родственников, но обошлось без нового скандала.
— Спасибо, доктор. Адрес и телефон не подскажете?
— Отчего же, подскажу.
Данилов достал из ящика стола пухлый адресный справочник и, быстро найдя нужную страницу, списал на чистый лист бумаги адрес тринадцатой психиатрической больницы и телефоны ее справочной и приемного отделения.
Для полного спокойствия Данилов позвонил в приемное отделение больницы и узнал, что Межевова действительно поступила и в настоящее время лечится в шестом отделении. Коллега из тринадцатой психиатрической был столь любезен, что сообщил и номер палаты, и имена лечащего врача и заведующего отделением.
— Вы мне еще свою фамилию запишите, — попросила Виктория Михайловна, когда Данилов протянул ей лист с информацией.
— Зачем? — удивился Данилов.
— На всякий случай, вдруг я благодарность вам захочу написать…
— Жалобу не напишете, вот и будет благодарность, — пошутил Данилов, но записал не только фамилию, но и имя с отчеством. Не жалко, раз просят.
Виктория Михайловна, как оказалось, не собиралась ограничиваться одной лишь письменной благодарностью. Получив от Данилова бумажку с информацией, она взамен положила на стол другую, оранжевую. Купюру в пять тысяч рублей.
— За что? — поинтересовался Данилов.
