Евгения Кайдалова - Ребенок
И я навсегда сделала вывод о том, что Фортуна горой стоит за непослушных девчонок.
Когда я вбежала в столовую, Антон сидел в одиночестве перед давно опустевшей тарелкой и мрачно постукивал вилкой о стол. Рискуя вызвать у него сердечный удар, я подлетела сзади, обхватила его за шею и, едва не визжа от восторга, начала рассказывать о своих приключениях. Я говорила как заведенная всю дорогу до нашей комнаты, я не давала Антону спокойно открыть дверь, показывая, как я ковыляла в горнолыжных ботинках. Плюхнувшись на кровать, я начала петь что-то застольное – видимо, мне запоздало ударил в голову глинтвейн.
Угомонилась я, наверное, лишь через час. К тому времени Антон, посмеиваясь, стянул с меня сапоги и комбинезон – в эйфории от своих успехов я не была способна даже на такие элементарные действия. Затем он с улыбкой прилег рядом, подперев голову рукой, и добросовестно слушал меня, пока буря впечатлений немного не улеглась. Он вкрадчиво и уместно вставлял свои комментарии и подбадривал меня простыми, но жизненно важными для беседы вопросами: «А ты?», «А он?», «А что потом?», а я, крепко стиснув его руку и счастливо глядя ему в лицо, сыпала и сыпала словами.
Долго ли, коротко, рассказ закончился. Теперь мы просто лежали рядом и улыбались друг другу. На пару секунд Антон поднялся и зачем-то запер дверь, хотя к нам никто и никогда не заходил без приглашения. Чуть поразмыслив, он задернул и шторы и вновь опустился на кровать рядом со мной.
Мне казалось, я никогда еще не видела его в такой нерешительности. Он приоткрыл рот, словно хотел что-то сказать, но сдержался и стал смотреть в сторону. Потом он с неожиданно покрасневшим лицом вновь перевел взгляд на меня.
Я ничего не могла понять. Я стала ободряюще гладить его по волосам, желая услышать так и не произнесенные слова. Тогда он осторожно притянул меня к себе.
Я почувствовала, как внизу живота зарождается уже знакомая мне жаркая парализующая волна. Тело напряглось с какой-то болезненной радостью; я даже перестала себя контролировать, завороженная своими ощущениями.
Антон по очереди стянул с нас обоих свитера и футболки. Неожиданно умелым движением он расстегнул мой лифчик и провел рукой по груди. Я почувствовала примерно то же, что и в первую секунду движения вниз на университетском скоростном лифте. А когда мгновение спустя мы соприкоснулись голыми телами, мне показалось, я с головой ушла в горячее, сладкое чувство и увязла в нем – словно оса в стоящем на плите варенье.
Когда на мне вообще не осталось одежды, я удивилась тому, что совсем не мерзну, хотя в комнате было прохладно. А наблюдая за тем, как Антон, лежа, освобождается от брюк, я вспомнила студию пантомимы – он так ловко и красиво выполнял сложное упражнение! Странно, но в голове не было ни одной другой мысли.
Теперь все было точно так же, как и десять минут назад: мы лежали рядом, улыбаясь друг другу в лицо, – правда, теперь мы были совершенно обнажены. Между нами снова на какое-то мгновение вспыхнул знак вопроса. Антон сжал мою руку, поднялся и, порывшись в сумке, смущенно протянул мне какую-то плоскую упаковку.
– Вот, выпей сначала…
– Что это?
– Это таблетки от детей.
Он волновался, и шутка не получилась – его губы некрасиво дернулись.
– Откуда это у тебя?
– Ну какая разница?..
– А это надежно?
– Да, конечно. Их пила… одна знакомая девчонка. И у нее все было нормально.
В голове тут же вспорхнула навеянная общежитием фраза: «От таблеток толстеют, и вообще это плохо».
– А может быть, лучше… (я никогда в жизни не произносила это слово вслух, и губы двигались неуверенно) презерватив!
– Тебе будет больно в первый раз. Это ведь в первый раз?
– Да…
Мне стало по-настоящему неловко и не хотелось продолжать этот разговор: он представлял собой такой неприятный контраст с восхитительными ощущениями тела. Я быстро выхватила у Антона упаковку, достала пластинку с таблетками с тем, чтобы немедленно проглотить одну из них, и растерялась: на пластинке была непонятная мне схема с цифрами и стрелками. Я смятенно развернула инструкцию.
– «Принимать по схеме, по одной таблетке в день, желательно в одно и то же время, начиная с первого дня менструального цикла». – Зачем-то я прочитала эти слова вслух и вопросительно подняла глаза на Антона. – С первого дня?
Он растерялся, похоже, и для него это было открытием.
– А у тебя какой?
– Ну… у меня один из последних.
– Да?! – Антон неожиданно обрадовался. – Тогда можно вообще безо всего обойтись.
– Почему?
– Потому что опасно только до середины цикла, ну и еще там пару дней, а если конец, то уже все можно.
Я не могла ни согласиться, ни возразить, тем более что возражать очень не хотелось. Видимо, Антон обладал каким-то пока недоступным мне высшим знанием, и следовало просто ему довериться. К чему вообще эти колебания? Я доверяла ему свою жизнь и раньше, и он ни разу не подвел меня.
Он вдруг обнял меня так, что едва не хрустнули кости, словно желая выдавить все остатки сомнений. Он поцеловал меня в плечо у основания шеи, и успевшая опасть горячая волна взметнулась, не оставляя в голове места ни для единой мысли. Так потрясающе я себя не чувствовала никогда в жизни: мне казалось, что через меня пропускают мягкий электрический разряд, заставляя каждое нервное волокно самозабвенно натягиваться.
Из последних сил я заставила себя произвести короткий арифметический расчет. Согласно моей арифметике, до начала месячных оставалось дня три. Я поделилась этим с Антоном.
– Это подарок судьбы! – сказал он с таким искренним чувством, что последние вертевшиеся в голове сомнения (словно грязная вода, образовавшая воронку в ванне) разом ухнули в благословенную черную дыру.
«Удивительно!»
Странно, что это была первая мысль, вспыхнувшая в голове после того, как меня отпустило волнение. «Удивительно, что в один и тот же день я впервые поднялась на вершину горы и к незнакомым доселе вершинам ощущений». Победоносно развернувшись у подножия Чегета после спуска и оценив пройденный путь, я подумала, что нет ничего более восхитительного, чем покорять. Сейчас же я от всей души считала, что покоряться и вручать любимому человеку саму себя вместе со всем своим прошлым и будущим не менее прекрасно.
Было в тот вечер еще одно чувство, которое я испытала, пожалуй, впервые в жизни, – это чувство настоящей, идущей от самого сердца благодарности. Разумеется, мне было не в новинку говорить спасибо, но только тогда, когда Антон бережно отстранился от меня, лег рядом и прижал к себе мою голову, целуя волосы, я поняла, насколько я могу быть благодарна. Благодарна за внимание и крайнюю предупредительность, с которой он помог мне совершить этот важнейший шаг. Не менее благодарна я была и за «таблетки от детей» (хоть их и не пришлось пустить в дело) – столько раз я слышала о полном равнодушии мужчин к этим проблемам («им лишь бы получить удовольствие, а там – хоть трава не расти!»). Нет, что касается «мужского вопроса», судьба решительно встала на мою сторону!
