Николай Мохов - Тёмная сторона бизнеса
— А кого они не научили… В общем, продвигать это дело мне в кайф. И я берусь за работу, если ты выполнишь моё пожелание.
— Чего же ты хочешь? Я жду.
— Расскажу после перекура.
Коля взял сигареты и вышел на мороз. Нагло? Чересчур. А какого чёрта.
— Я люблю власть, деньги и тёлок. Ты это знаешь. Я хочу, чтобы ты обеспечил мне это всё в мировом масштабе. Чтобы этого у меня было столько, сколько я захочу, и даже задумываться об этом не приходилось.
— Не многовато ли за написание рекламного проспекта?
— Ты получишь самый лучший PR. Самое лучшее продвижение. И ты это знаешь. Когда мне обеспечивают власть и деньги, когда я трахаю баб, которых захочу, я работаю вдохновенно. И работой моей потом восторгаются. И я никогда не кидаю заказчиков.
— В этом мы похожи, — посмеялся Дьявол. — Нравишься ты мне.
— А любимца своего ты кинешь?
— Он моим никогда не был. Тем более любимцем. Не люблю энтузиастов, — поморщился Дьявол. — Я, знаешь ли, тоже ценю независимость, а тут какие-то активные продажи. Сам издохнет, — резюмировал Он. — Захочешь — поможешь.
— Это вряд ли.
— Дело твоё. В общем, мировой PR моих заведений с тебя. Работай с огоньком, отрывайся. Я в ответ даю тебе власти, денег и баб, сколько ты пожелаешь. Вижу, ты IT увлёкся. Так вот, у меня там тоже есть проекты, расскажу тебе потом. За них ты тоже возьмёшься.
— Ок.
— Тогда по рукам.
— Работать начну после внесения предоплаты.
— Ок. За такое дело можно и выпить.
— Водка?
— Обижаешь, чистый спирт…
Повести и рассказы
Миллиардер на вершине Килиманджаро
…Высадились сразу на двух с половиной тысячах. Чернявый Чугунков облачился в панаму, тёмные очки и какой-то даже на вид дорогой тёмно-серый спортивный костюм с брюками, отчего стал чрезвычайно похож на наркобарона, лично прилетевшего в джунгли с ревизией опиумных плантаций, — и ломанулся вверх по тропе. Печальная его гвардия затопотала следом: двое охранников, двое захваченных для компании подшефных бизнесменов помельче и два инструктора — головной и замыкающий. Не считая охраны и вьючных негров с поклажей, я был самый бедный. Но Чугунков ещё верил, что мои менты жестоко покарают пославших его на хуй подрядчиков, вот я и поехал. На ментов, честно говоря, надежды было уже мало, так хоть Африку посмотреть напоследок. А то в горах ни разу не был, а тут — шеститысячник…
Высадились сразу на двух с половиной тысячах. Я откровенно не выдерживал темп. Послушавшись сдуру Чугункова, который, как и любой нормальный миллиардер, очень боялся за своё здоровье, я вместе с ним вколол себе две обоймы противоафриканских прививок — от тропической лихорадки до бубонной чумы включительно. И хотя европидор из клиники уверял, что современная вакцина не содержит самих вирусов, а только их генетический код, мне и кода хватило. Живучий Чугунков отделался легким недомоганием, а я и ходить-то начал буквально за день до вылета, — из чистого принципа: я понимал, что подохнув ещё в Москве, навсегда впишу себя в книгу позора альпинизма. Это потом, уже на месте, опытные инструктора объяснили, что прививки — дело вкуса и вопрос веры: шансы заболеть с оглушённым вакциной иммунитетом или с нормальным непривитым — примерно одинаковые. Но главное — не хватало кислорода. Вдыхаешь, а воздуха нет. Я чувствовал себя повешенным, которого решили протащить на веревке, чтоб другим было неповадно. Не ходите, дети, в Африку гулять — Корней Иванович таки понимал в жизни.
Спасение, как и положено, явилось непосредственно в момент смерти. Я обнимал какой-то баобаб и пускал густые слюни — блевать сил не было, да и нечем. Наметив себе, по методу Маресьева, следующий баобаб, под которым я решу, помирать или повторить, я вдруг понял, что не один. Надо мной стоял Санджит. Санджит был индус как с картинки — чёрная борода, глаза как у Золотой Антилопы, сам коричневый и мохнатый. Мне почему-то всё время казалось, что на нём намотана чалма, хотя он носил обычную панаму.
— Слоули, – говорил Санджит. — Гоу слоули. Ю гоу вери куикли, зен рест. Рон. Гоу слоули, бат донт стоп. Летс трай. Ноу. Вери куикли. Уан степ фор ту сэкондс. Окей?
Я показал пальцами «ок». Санджит отзеркалил жест. Тогда я не знал, что он ещё и инструктор по дайвингу. Он и в Афганистане служил, чуть ли не с доктором Ватсоном в одной бригаде. Я двигался, как в замедленной съемке. Поначалу это было невыносимо. Но потом я понял, что так можно жить. До привала оставалось ещё четыре часа по джунглям. Только теперь я осознал, что идёт ливень.
Ночью в горах холодно, даже если днём плюс тридцать. Я втащил себя в палатку, скрючился на животе и попытался заснуть. «Говно не простывает, всегда лежи на животе, тогда нормально, хоть на снегу», — вспоминал я рассказы сталинского погранца дяди Сани.
Щедрый забористый мат дрожал над горой Килиманджаро. Клиентоориентированные негры поставили-таки сотовые вышки в базовых лагерях, и телефоны стали принимать почти по всему маршруту. Чугунков узнал, что на стройку завезли форсунки не того диаметра, и теперь негры на привале изучали великий, могучий, богатый, меткий русский язык. Негры сидели вокруг газовой горелки, склонив набок первобытные свои головы. В миске на синем огне булькало неведомое варево — негры готовили ужин. Чугунков плясал и завывал, словно колдун Вуду.
— В режиме рации говорим!.. В режиме рации!! Заткнись! Я говорю, ты слушаешь — рация!!! Как на шестнадцать?!! Давление — тридцать два!! В жопе у тебя!!! Тридцать! Два!.. Хули молчишь?! Говори! Рация, блядь!!! Прием!!! Мать!.. В рот!..
Под эту пляску я тонул во сне, как в холодном болоте. Болото давило. Палатка превратилась в подлодку, и в ней закончился кислород. Кошмар булькнул и накрыл. На гумфаке ввели обязательную математику и сдавать её надо в школе. И второй раз мне на свободу не выцарапаться. Сгорбившись, я шёл как под конвоем в школьный ад. Серые плиты, грязно-синие стены, неистребимый и неразделимый запах сортира и столовки. Поскребшись под дверью кабинета математики, потянул жирную ручку.
— Опоздал? — пропела Плешиха. — Беда с этими студентами, совсем распоясались. Садись. Второй вариант.
— А… подготовиться… — пискнул я.
— А готовиться вы должны ежедневно, — просияла Плешиха. — Дорогие ученики, даю вам последний шанс исправить ваше положение…
Я втиснулся за парту. Грязноватые доски сдавили меня. Но из глубины, из-под земли, из красного ядра планеты, волной стала подниматься первородная ярость. Да чего я ведусь-то, в самом деле? Мне сколько лет? Всё это уже было? Значит, не повторится? А если и повторится, так неужто я ещё раз?! Я рванулся вверх сквозь тину кошмара, ещё не осознавая происходящее, отшвырнул в сторону парту.
