Николай Самойлов - Ультиматум президенту (сборник)
В таком лирическом настроении я шёл по селу, где прошло моё детство. За годы моего отсутствия, оно до неузнаваемости изменилось. Главные улицы заасфальтировали, выросли новые кварталы кирпичных, двухэтажных домов. Знакомых не осталось. Старики вымерли, одноклассники разъехались. Спешить было некуда, я в одиночестве бродил по улицам, вспоминал, грустил, прощался с весною. Обошёл село, заглянул в школу и окружающий её сад из неухоженных, давно не стриженных кустов сирени, клёнов и акаций. Ряды сирени тянулись через весь школьный сад, заполняли палисадники у домов, превращая улицу, на которой я когда то жил, в километровую сиреневую аллею. Здесь назначались первые свидания, здесь любили, ссорились и мирились. Сколько тайн узнали и потом молча хранили эти кусты? Они прятали от чужих, любопытных глаз первые неумелые, обжигающие губы и пальцы ласки, поцелуи и объятия. Сколько сердец разрывалось здесь от любви, ревности действительных и выдуманных измен. Поколения юных влюблённых, сменяя друг друга, искали в гроздьях цветущей сирени счастливые соцветия, получали от жизни в обмен на надежды – радость и горе, любовь и отказ, улыбки и слёзы. Доводилось слышать этим кустам восторженные – да! и холодные – нет. Здесь на густой весенней траве с сопеньем и стонами зачиналась новая жизнь, чтобы, созрев родиться, повторить цикл жизни, припаяв ещё одно колечко к её бесконечной цепи. Это естественно, справедливо и каждый раз по – новому неповторимо.
Неповторимость придаёт ценность каждой человеческой жизни. Пока я предавался этим размышлениям, черные, растрёпанные ветром тучи смахнули с неба ласковую синеву и столкнувшись, как средневековые воины щитами, громыхнули пробным громом. Мускулистый, резвый, ликующий он запрыгал по тучам, как мячик. Затих, послушал тишину, потом с резким треском прорвался сквозь тучи. Покатал от горизонта до горизонта сотни, гулких от пустотелости, стальных шаров. Раскаты падали на землю – эхо от ударов снова взлетало к тучам, отскакивая от земли, как биллиардный шар от борта, гул с высоты туч скатывался к линии горизонта и там замирал. Трепещущие, жуткие, как змеиное жало молнии, вырывались из черных глубин туч и, прочертив по небу ослепительно – яркую ломаную черту, вонзались в землю. От их ярости становилось не по себе. Наконец порывы ветра стихли, косые трассы тёплых струй заштриховали даль, ручьи, пузырясь, побежали по асфальту и заросшим яркой, густой муравой канавам. С каким восторгом в детстве мы бегали по ним босые, беззаботные и счастливые. Началась классическая майская гроза. Прохожие прятались под навесы у калиток домов. Самые предусмотрительные раскрыв зонты, продолжали путь по тёплым лужам, и тускло поблёскивающему, словно отлакированному, мокрому асфальту. Я присоединился к ним. Шёл, не обращая внимания на густые, длинноногие, как модели на подиуме, струи. Мокрая рубашка, пристала к телу, словно вторая кожа, волосы прилипали ко лбу, сползали на глаза. Сердцу было тревожно и радостно в голове зрели строки стихотворения в ритме ликующего дождя:
Азартом молний дождик вдохновлен,
Косые трассы чертят в небе струи,
Тюльпаны, чокаясь бутонами цветов,
На клумбах, грому радуясь, пируют.
Тюльпаны на клумбах под напором струй пьяно – покачивались, как бокалы наполненные весёлым вином первой майкой грозы. Я шёл и вспоминал, как влюблялся, разочаровывался, терял и снова обретал веру в женщин и любовь. Жил, как все: то впадал в депрессию, подавленный своей ненужностью, не интересностью для мира, то снова обрастал планами, надеждами, уверенностью и страстным желанием осчастливить человечество. Постепенно приходило понимание того, что человечеству наплевать на мои поиски, прозрения, мысли и творения. Все живут своими заботами, тревогами, горестями и радостями, своей любовью и отчаянием. Только самым близким, есть какое то дело до нас, наших проблем, рождения и смерти.
Последние события нашей жизни, особенно развал СОЮЗа, обретение Россией независимости от самой себя, авральное строительство, эгоистичного, сверхприбыльного – разбойничьего капитализма, ещё больше разобщило людей, сузило их мир до пределов собственного, слабого, испуганного, неуверенного в завтрашнем дне – я. Не готовые к новым требованиям, люди духовно опустошены. Прошлое всячески очерняется, чтобы уменьшить контраст с настоящим. Побеждают самые жестокие, лишённые принципов и морали, жадные, корыстные. Они захватили госсобственность в свои, запятнанные кровью руки. Заказные убийства, при дележе народного достояния, стали обыденностью. Сегодня, среди наших новоиспечённых миллиардеров безгрешных нет. Наверняка на каждого в ЦРУ хранится компромат, любого американцы в нужный момент могут прищучить, поэтому многие наши чиновники и бизнесмены до конца жизни в компрадорах ходить будут, вечно танцевать под чужую музыку, для народа пользы от них не было и не будет.
К счастью, в России они долго задерживаться не собираются: деньги хранят на западе, замки у тёплого моря давно куплены, загранпаспорта с открытой визой в кармане. Как только жареный петух клюнет, улетят не прощаясь. Сегодня мы находимся на скользком, остром, как бритва витке исторической спирали – один неверный шаг и, как по горке заскользим в пропасть, на дне которой нам и костей не собрать. Времени и сил на новые эксперименты у России не осталось. Не находясь во власти, быстро заработать миллиарды невозможно. У частных денег есть хозяева, они за них глотку перегрызут. Потоки бюджетных, распределены и поделены, чужих к ним и на выстрел не подпускают, отсеивают. Сито, отсеивающее народ от денег: чиновники, олигархи, бандиты и прочие махинаторы. Для убийства особенно смелых и умных патриотов находятся киллеры.
Глава 3. Девяностые
В начале девяностых было проще. Госсобственности и лохов было в достатке не ленись, думай, трудись, зарабатывай. Тот, кто был смел и правильно сориентировался, богател мгновенно. Пирамиды, банки, фирмы однодневки, фальшивые авизо, рэкет позволяли деньги делать из воздуха. Я решил зарабатывать честно. Возможности были. В межколхозных леспромхозах лежали сотни кубов тонкомерной древесины – балансы хвойные, лиственные, В колхозах покупателей на них не было, чтобы расчистить место на тупиках, тонкомер сжигали. Через Ленфинторг заключил договор с финнами и начал скупать балансы в леспромхозах, обменивая их на финские продукты и промтовары. Получал хорошую прибыль, не нарушая законов. Дача взятки и магарыч за преступление в это время уже не считались. Потом, договорившись с Сыктывкарским комбинатом, стал обменивать балансы на бумагу, которую менял на книги, издаваемые кооперативами, потом стал работать с издательствами напрямую.
Книги в то время расходились в драку. Когда ОРСам разрешили продавать и сдавать в аренду магазины, занялся торговлей. Организовал кооперативы по заготовке леса. Пиломатериалы продавал нефтяникам. В это время деньги остались только у них, платили хорошо. Когда появились большие деньги, пришли ко мне гонор и самомнение, Опыта жизни в криминальном, диком капитализме у меня ещё не было. Прочти я тогда книгу Крёстный Отец, может всё было бы по – другому, узнал бы о предложениях от которых отказаться невозможно, но, к сожалению, я её прочитал, когда все мои беды были уже позади. По – наивности, надеясь на нашу доблестную милицию, послал подальше наехавших на меня рэкетиров. В результате, когда ехал на Ниве, посмотреть, как идёт заготовка леса, на крутом спуске с поворотом к реке, выстрелом из винтовки бандиты пробили колесо. Я свалился с обрыва в карьер, где дробили камень, на щебень для отсыпки дорог. Едва жив остался. Пока лежал в больнице, бандиты сожгли два моих магазина и склад с товарами. Машины и трактора на лесных делянках разграбили на запчасти, заготовленный лес вывезли. Понятно, что виновных милиция не разыскала. Всё заработанное пошло прахом.
Глава 4. Знакомство м Мишей
Когда, выздоровев, я вышел из больницы, от былого богатства у меня почти ничего не осталось. Настроения начинать всё заново не было – никак не мог забыть первой, яркой, как дуга электросварки мысли, пронзившей оживший после комы мозг: Зачем меня оживили, как там было хорошо! После долгих раздумий, решил, что наверняка не для спекуляций и продал всё, что осталось. Когда подлечился, задумал посмотреть мир. В Рижском банке у меня хранились, отложенные на чёрный день триста тысяч долларов, я решил, что на остаток жизни мне хватит и начал оформлять Израильское гражданство. По девичьей фамилии, мою мать часто принимали за еврейку, поэтому я сумел достать справки и ими убедить израильское посольство в том, что по матери я еврей. Правда, пришлось учить иврит, но делать мне всё равно было нечего. Изучал историю, быт, Ветхий Завет. Увлёкся, занялся Новым Заветом, стал ходить в церковь, так из заядлого атеиста превратился в человека верующего.
