Андрей Мухлынин - Цветы и воды
Ибрагим представил нас. «Мой учитель Усто Алишер», — сказал он, слегка поклонившись хозяину дома.
— Чё? — недоверчиво переспросил я. — Старик, ты спятил что ли? «Усто» — это же «ремесленник»? Хочешь сказать, он добрый колдун? Понимаешь, что это физически невозможно?
— Если сердце человека чисто, а помыслы бескорыстны, то любую силу можно обратить на благо, — спокойно ответил колдун. — Но если человек ведом одной только ненавистью, то какими бы благими не были помыслы, они не принесут ничего кроме боли.
Я поднял руки.
— Извини. Мой лимит мудростей на сегодня исчерпан. Я подумаю об этом завтра.
— Виктор! — толкнул меня в бок Азамат. — Это уже совсем невежливо! — он понизил голос и добавил: — И не так уж сложно понять, что имеет в виду Усто Алишер.
— Не беспокойтесь, — весело ответил тот. — Наш друг поймёт это. Просто ещё не пришло время. Что же вы стоите? Проходите в дом!
Мы пересекли двор, который изнутри оказался ухоженным садом, через который бежало множество тонких каменных тропинок. Хозяин дома с усердием и любовью ухаживал за ним: многие деревца были заботливо подвязаны, земля вокруг вскопана и полита. Солнце сотнями радуг блестело и переливалось в мелких каплях и тонких паутинках, парящих в тёплом воздухе вместе со своими ещё совсем юными, почти невидимыми ткачами. Где-то в тенистой глубине двора чуть слышно журчала вода. Повсюду царило полное умиротворение.
Но он же колдун! Проклятье!
Обстановка дома, вопреки моим ожиданиям, была чисто европейской. Мы расположились в гостиной, в креслах вокруг невысокого журнального столика, на котором уже был расставлен чайный сервиз на четырёх человек.
— Откуда он узнал, сколько нас будет? Он предвидит будущее? Хотелось бы посмотреть, — прошептал Азамат.
Я пожал плечами, продолжая разглядывать интерьер. Усто Алишер заметил это, и пояснил:
— В этом веке я решил выбрать такое оформление. Как вам, нравится?
— В этом веке, значит? — рассеянно пробормотал я.
— Учитель старше меня почти на четыре сотни лет, — сказал Ибрагим, потягивая горячий, крепко заваренный чёрный чай.
— Нам с Ибрагимом уже достаточно лет, чтобы перестать искать различия между культурами, — добавил тот. — С возрастом многие вещи уже не кажутся такими важными.
— Скажите, — попросил Азамат, — значит, любовь, дружба… все они тоже однажды перестают быть важными?
— Достаточно, — оборвал его я. — Об этом ты всегда можешь спросить у Карии…
— Шутите?! Да я её боюсь!
— …А у нас есть гораздо более важные проблемы.
— Аякаши, — коротко сказал Усто Алишер.
Глаза некроманта вспыхнули, и он подвинулся почти на самый край кресла.
— Вы знали?! Так вы всё-таки обладаете даром прорицания?
— Нет, — протянул старик, всё так же продолжая улыбаться. — Я обладаю даром телефона. Ибрагим позвонил мне утром и всё рассказал.
Тут улыбка исчезла с его лица, он стал предельно серьёзен и, я бы даже сказал, напряжён.
— Вы правы, Виктор. Этот дух — большая проблема.
— Мы ничего не можем сделать ему, пока не знаем его имя.
— Верно, — согласился Усто Алишер. — Вот только способа узнать имя аякаши нет. Если он сам не назовёт его.
— Но раз мы здесь собрались, думаю, у вас есть, что ему противопоставить.
— Противопоставить? — он покачал головой. — Нет. На самом деле мы ничего не можем противопоставить духу такого уровня. Каждый раз, когда аякаши подчиняет кого-то, он становится сильнее.
— А у этого за спиной была целая стена… — пробормотал я.
— У нас есть лишь два средства для какой-никакой обороны, — задумчиво проговорил Ибрагим. — Это всё, что мы с учителем смогли сделать.
— Первое — это амулет, который я уже видел, верно? А второе?
Усто Алишер поставил на столик маленькую чёрную шкатулку, размером с пару спичечных коробков.
— Это «Ремиссия». Она ослабляет связь аякаши с подчинённым, и позволяет освободить его. Но полностью вернуть человека можно только в том случае, если с момента подчинения прошло не более суток. После этого срока физическое тело распадается, и спасение становится невозможным, — он опустил глаза и тихо добавил: — Мы уже однажды столкнулись с одним аякаши. Цена создания «Ремиссии» оказалась слишком высока — много наших друзей были… уничтожены им. Виктор, шкатулка позволит освободить одного, лишь одного человека. Если она вам понадобится, мы всегда готовы помочь. Но, пожалуйста, распорядитесь ею разумно.
Я понимал, о чём он. Победа над трудным противником предполагает жертвы, и надо быть готовым к этому. Иными словами, так можно было освободить фотографа, захваченного Окадой, только его время уже вышло. Сейчас мы только зря потратили бы ценный артефакт. Не стоило исключать возможность, что шкатулка ещё понадобится для вызволения более ценного союзника, ведь любой из нас может быть подчинён.
Я положил на стол свой плеер и попросил воспроизвести последнюю запись. Даже старики хмыкнули, когда увидели серебристый экран, возникший над столом. Значит, не только Кария, они тоже ещё не видели ничего подобного. Да, техномагия не особо распространена в мире, но уж с какими-нибудь разработками эти люди, живущие по несколько веков, должны быть знакомы. Не говоря уже о бессмертной дриаде.
Оказывается, у меня есть на самом деле необычные штуки.
— Это что-то типа дополненной реальности? — спросил Азамат, пытаясь коснуться висящего в воздухе экрана. Его рука прошла сквозь изображение, ничуть не исказив его.
— Тут что-то не так, — подытожил Ибрагим, просмотрев видео из салона самолёта. — Человек, который поднялся следом за Окадой… Знаешь, кто он?
Я отрицательно покачал головой.
— Как раз поэтому и показываю запись.
— Это экзорцист. А в руках у него… как бы объяснить? Особое хранилище для белой магии.
— Орудие безумных инквизиторов. Встречал такое. Это, фактически, волшебная граната. Белая магия, высвободившись, начинает уничтожать зло. Обладая зачатками интеллекта, она будет искать его даже в самых безобидных вещах, и, в итоге, сотрёт все вокруг. Так можно убить аякаши?
— Вероятно. Пятьдесят на пятьдесят, — ответил Усто Алишер. — Решив использовать этот способ, экзорцист был готов пожертвовать десятками жизней других пассажиров ради сотен других. Странно то, почему он этого не сделал? Неужели он…
— Как так можно?! — воскликнул Азамат, вскочив с кресла и яростно сжав кулаки. — Вы что, одобряете?! Я не понимаю. Решил умереть ради какой-то там высокой цели, так делай это в одиночку, не впутывай других! Этот выбор — только твой, нельзя выбирать за людей, которых даже не знаешь!
— Парень, в целом, прав, — согласился я. — Совершенно идиотский поступок. Прибегать к помощи белой или чёрной магии, не будучи уверенным в полном уничтожении противника — глупо, невероятно глупо.
— Не понимаете, значит, — Азамат снова опустился в кресло и удручённо опустил голову. — Никакая сила не даёт такого права. Я думал, что Виктор жесток. Но… почему? Почему все такие? Усто, Ибрагим-бобо, ведь вы гораздо мудрее…
— Как уже сказал учитель, нам довелось однажды столкнуться с похожим духом, — проговорил Ибрагим. — Мы с Усто Алишером выжили только потому, что не согласились играть и вовремя создали отгоняющие амулеты. Все остальные проиграли или погибли, пытаясь остановить его. Дух тогда отступил, и мы его больше не видели. Да, этот аякаши — другой, но он ничуть не слабее, если не сильнее того.
— Всё-таки пытались остановить? — заинтересовался я.
— Да, — ответил Усто Алишер. В его голосе слышалась горечь. — И за эту глупость нам нет прощения. Мы подвергли людей ещё большей опасности, попробовав заточить аякаши под городом.
Азамат поднял глаза на него и переспросил:
— Прямо под городом? Под Ташем?
— Верно, — подтвердил старик. — Нас к тому времени оставалось семеро. Мы связали духа и поместили его под землю, надеясь, что он останется там навечно. Четверо превосходных магов отдали за это свои жизни. Заклинание выдержало ровно три минуты. Тогда ещё один волшебник погиб, став живым щитом.
Он помолчал немного, и добавил:
— Тоже была весна. Шестьдесят шестого года.
— Мне плевать, кто и что когда-то сделал, — резко сказал я, — если это не поможет мне справиться с Окадой. Мне плевать, что там у кого когда-то не получилось. Сейчас важны не сентиментальные воспоминания, а трезвый расчёт. Поэтому вы — как хотите, а я отправляюсь домой.
— Домой? — переспросил Азамат. — Вот так просто?
— Мне надо подумать.
Большую часть дня я провёл на веранде, раскачиваясь в кресле и глядя в окно. Кажется, несколько раз Кария предлагала пойти поесть. Кажется, я не отреагировал. Потом она засела у себя в шкафу и с тех пор не высовывалась. Дом потихоньку погружался в сумерки, тени становились гуще и объёмнее, в воздухе разливалась та весенняя прохлада, которая, как я уже однажды говорил, пахнет влажной землёй и ночными цветами.