Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 15. Чудеса лунной ночи
В зоопарке, понятное дело, души не чают в бородачах. Четыре рожденные тут птицы отправили в зоопарки Харькова, Киева и Москвы.
Еще четыре наследника знаменитых супругов живут по соседству. Есть надежда: со временем образуются новые дружные пары. Что же касается родоначальников, то им, кормящим птенцов, доставляют в вольеру все, в чем они бы нуждались в природе, и в первую очередь, живой корм.
Морские свинки относились к своей участи жертв совершенно спокойно. Кролики, выращенные для этой же цели, были лишь чуть смышленее свинок — орел-папа без особых хлопот доставлял на гнездо еще теплую жертву.
Но среди животных тоже встречаются «личности». Один из кроликов, пущенных в обиталище птиц, сразу понял, какая судьба ему уготовлена, и стал искать возможность спастись.
В лихорадочных поисках он обнаружил в кладке камней намного выше своего роста щелку, в которую можно было, подпрыгнув, забраться, как только орел захочет его поймать. Орел, привыкший к легкой добыче, был озадачен, и в нем проснулся бывалый охотник. Но тщетно, кролик был начеку и сразу же хоронился.
Орлы, понятное дело, не голодали, были ведь менее сообразительные кролики. А вокруг маленького героя уже образовалось «общественное мнение». Работники зоопарка с любопытством следили, чем же кончится поединок между силой и жаждой остаться живым.
Кролику пища тоже нужна, и он выскакивал из убежища, как только в вольеру на виду у него бросали морковку. Он ел ее торопливо, кося в сторону глазом. Орел появлялся то резво, то крадучись, но всякий раз видел только мелькнувший кроличий хвост и странную штуку с точки зрения орлов — морковь. Бородач презрительно крошил ее клювом и взлетал на гнездо полюбоваться орленком.
«А давайте даруем кролику жизнь. Заслужил ведь, честное слово!»
Идея понравилась. Кролика не без труда изловили и отдали юннатам.
Кроличья жизнь не такая долгая, как у орлов. И, с человеческой точки зрения, не такая и ценная: кроликов разводи, сколько хочешь, орлы же — редкость. Однако какое дело до этого кролику — «хочу жить!» И жажда жизни всегда покоряет. Всегда есть шансы выжить у тех, кто этого хочет, кто борется до конца.
Фото автора. 20 мая 1984 г.
Человек на скале
(Проселки)
Приезжего в Красноярске обязательно спросят: «А на Столбах уже были?..»
Чудо — каменные столбы, а вернее, серого цвета гранитные глыбы, громадные, с многоэтажный дом, природа, как бы играясь, высыпала вблизи того места, где суждено было стать на реке Енисее городу Красноярску.
На эти камни, несомненно, приезжали дивиться казаки, основатели Красноярска. А сегодня для громадного города это что-то вроде музея под синим небом, куда нескучно поехать и в сотый раз, и уж, конечно, приятно привезти сюда гостя, послушать, как будет он ахать и охать, пробираясь по лесу от одного каменного идолища к другому.
С высокого места видно, как царствуют камни над лесом, стоят на виду друг у друга, явно все — братья, рожденные землей-матерью в минуту молодой шалости. При солнце они сиренево-серые, разного роста и разного облика. Щелистые, колотые грозами и каленые холодами, дождями мытые, ветрами лизанные, молчаливые, неподвижные при зеленом шевелении леса у их подножья.
Древние жители этих мест приносили, возможно, жертвы столбам, вымаливая у них удачной охоты, счастливого плавания по Енисею, еще какой-нибудь благодати. Нынешний сибиряк придумал им, в соответствии с обликом, занятные имена: Митра, Дед, Внук, Лев, Рукавица, Слоненок, Перья, Блоха…
От камня к камню по лесу вьются тропинки. Рано утром можно встретить на них косулю, зайца, белку, боровых птиц. Днем люди на тропках. Приезжих и местных тут сразу узнаешь. Приезжий рот разевает от удивленья, а местные, отчасти этим удивленьем поощренные, лазят по скалам, получая от этого еще не объясненную до конца радость.
В воскресный день среди облепивших скалы людей тут увидишь не только парней и девушек, чей возраст побуждает подвергнуть себя испытаниям. Увидел я тут жилистую старуху, упорно одолевавшую крутой и довольно опасный подъем. А следом за ней мальчишка лет двенадцати одолевал скалу. Оба без суеты спустились, с подчеркнутым равнодушием приняли аплодисменты стоявших внизу.
У не слишком больших каменных кругляшей возилась ребячья мелюзга. Их «Эверест» был на высоте десяти метров, но они усложняли задачу — ухитрялись спускаться руками вниз, опираясь, как обезьянки, на четыре конечности.
Ребятишки были под наблюдением. На припеке, прислонившись спиною к камню, сидел седовласый наставник. Линялое синего цвета трико, обувка, но главным образом не утраченная с летами гибкость в мосластом теле обличали в мужчине «столбиста», начинавшего, возможно, так же, как ребятишки, у этого камня.
— А не хотите ли посмотреть, что могут делать асы? — спросил мужчина, заметив повышенный интерес к своей пастве. — Саша! — окликнул он проходившего мимо парня. — Тут москвичи, в Столбах впервые…
Худощавый парень без объяснений понял, чего хотят от него.
— Подождите, я сбегаю за калошами…
Минут через пять он вернулся, держа в руке перевязанные бечевкой, неглубокие остроносые калоши.
— Такие видишь обычно у стариков-аксакалов в Узбекистане…
— Точно. Оттуда и посылают друзья. Для лазанья в скалах ни кеды, ни что другое не могут сравниться с калошами.
По каменным тропам мы вышли к наиболее впечатляющим скалам с названием Перья. Эту гигантскую выделку из гранита чей-то глаз нарек очень точно, именно перья из камня уходили из леса в небо.
— Ну вот, с виду вроде бы неприступны, а через пять минут, смотрите вот с этой точки, я буду стоять на верхушке средней пластины, — сказал ас и стал обуваться в калоши. Подошвы калош он попудрил порошком канифоли и на пятках — не повредить пудру — пошел к скале.
Опасные номера в цирке показались мне детской шалостью в сравнении с этим молниеносным вознесением парня вверх. Худощавое тело в трикотажной желтого цвета рубашке и синих трикотажных штанах змеей вертелось в расщелинах скал. Упираясь о камни спиной, ногами, руками, задом, парень с легкостью белки оказался на узком гребне каменного пера и пошел по гребню к вершине. «Там его и сниму», — подумал я. Но побоялся поднять фотокамеру, побоялся, что лазальщик, увидев, как я снимаю, потеряет на полсекунды контроль над собой…
Спустился ас быстрее, чем поднимался. Он просто мелькнул в каменном желобе между перьями. И вот стоит перед нами. Возбужден. Дыхание частое.
— Неужели не ободрался? — потрогал я спину скального циркача. Парень с улыбкой задрал рубашку, обнажил загорелое худощавое тело:
— Ни единой царапины! Но может случиться. Этот спуск называют у нас «шкуродером».
Мы присели около Перьев. Знакомый наш, Александр Шестаков, оказалось, имеет профессию водолаза, работает в Красноярском порту.
— Днем — под водой, а вечером, хотя бы на час, — сюда. И в воскресенье обязательно целый день…
Александр женат. С женой познакомился тут, в Столбах. Она тоже заядлый лазальщик.
— Разглядели друг друга. Это не танцплощадка. Тут сразу видно, кто чего стоит… Дочка растет… Скоро ее начнем приучать…
— Не страшно?
— Нет. Страх был, конечно, но я одолел его еще пацаном. Не знаю, понятно ли это, но, пересилив, поборов страх на скалах, во всем другом человек небоязливым становится. Это я понял и в армии, и когда в водолазы подался. При всякой опасности — любопытство и собранность. Страха нет.
— Но ведь, случается, падают?
— Да. Случается. Вон посмотрите: большими буквами имена у вершины. Это те, кто сорвался.
Какая-то плата за все неизбежна. Сюда и дорогу провели специально, чтобы «Скорая» быстро могла подъехать. Я тоже два раза срывался. Но в снег — без последствий. Отряхнулся и снова…
Ни остановить, ни запретить это невозможно. Непонятная сила магнитом тянет испытать себя, утвердить. И эти вот имена не пугают. Не пугает же моряка сознанье, что корабли время от времени тонут. И на самолетах летаем. Альпинистов возьмите. Кто гонит? Сами. Я убежден, что люди закиснут и захиреют, если риск и опасность будут видеть только на телеэкране. Надо себя испытывать, закалять. Но, конечно, нужны дисциплина, самоконтроль, четкое понимание: это же по силам, а это пока «Эверест».
Чувствовалось, свой монолог водолаз-скалолаз говорит не впервые. Александр убежден в своей правоте. И от других я слышал примерно те же слова. Говорили даже об особом «красноярском характере», который формируется тут, в Столбах. Так, наверное, оно и есть. Не зря же все красноярцы преданно любят Столбы и тех, кто их может одолеть.
— Абалаковы вам, конечно, известны? — спросил Александр. — Символ нашего альпинизма. А где начинали? Тут, в Красноярске, в Столбах.
