Христа Пелитев - Индюшка с бриллиантами (Сборник юмористических рассказов)
И с улыбкой прошел мимо. С улыбкой прошел мимо и тот тип с верхнего этажа, имени которого я никогда не знал, при этом он подмигнул мне и поднял вверх большой палец, мол, ну ты даешь!
Двое усатых ассистентов — и те стали держаться со мной, словно были мне лучшими друзьями. Один из них пригласил меня в воскресенье кататься на лыжах.
— Что случилось? — спросил меня через несколько дней мой друг и научный руководитель. — Ты чего это повесил нос? Ходишь, как… Кстати, как с твоими историческими брюками?
— Никак, — крикнул я. — Никак и все! И больше никаких брюк! И вообще ничего!
Мой кулак опустился на его письменный стол. Он посмотрел на меня ошеломленно. Помолчав, тихо проронил: «Ты чокнутый».
Хлопнув дверью, я выскочил в коридор.
Меня перехватила преподавательница по фамилии Герова.
— Значит, это у вас давно, а я и не знала, — беря меня под руку, сказала она. — А говорили, что вы с Андреевым неразлучные друзья. Что ты у них жил, что они тебя чуть ли не кормили. А я говорю — кто это сейчас будет кого-то кормить за здорово живешь? Нынче люди расчетливые пошли, никто ничего за так не делает. Только ради дружбы. Глупости все это! К тому же, как выяснилось, что и дружбы-то никакой нет…
— Извините, — холодно сказал я, — но мне некогда. Спешу на встречу.
— И я спешу на встречу! — воскликнула Герова. — Еду к Теневой. Хочу разузнать об этих Андреевых, как говорится, информация из первых рук прямо у нее…
— Всего доброго! — вежливо простился я.
Два этажа я пролетел, словно вихрь. В канцелярии, куда я ворвался, чуть было не сбив с ног секретаршу, я схватил телефонный указатель. Тенева… Тенева… так, улица… третий этаж…
На такси я добрался туда за несколько минут. Бегом взлетел на третий этаж, позвонил. «Ах, это вы», — пробормотала Тенева.
Я вошел, невнятно объясняя свой визит, но Тенева, бросив: «О, молодой человек, нравы изменились…» — отправилась ставить кофе.
Квартира была обставлена со вкусом. Приглушенный свет, пастельные тона. На стене картина Сироты Скитальца. Книг немного. Пианино «Зайлер» с канделябрами. На канапе клетчатое родопское одеяло.
— Кофе, — донесся голос Теневой. Раздался звонок.
— О! — воскликнула Герова, появившаяся в гостиной через минуту. — О!
Больше она не сказала ни слова. Я сидел напротив нее на канапе, небрежно вытянув голые ноги, белизна которых выделялась на фоне квадратного одеяла. Брюки мои валялись на полу.
— О! — в последний раз вымолвила Герова, пятясь к двери. — Извините, извините…
И выскочила из квартиры.
— Вы… вы… — постепенно приходя в себя, забормотала Тенева. — Вы негодяй…
— Послушайте, милая, — сказал я, натягивая брюки. — Вы же сами убеждали меня, что нравы изменились. Очень изменились. И, пожалуйста, разлейте, наконец, кофе, потому что он скоро остынет.
Черемухин. Удивительный случай
Перевод Наталии Ерменковой
Вторым бухгалтером в районном отделении «Утильсырье» назначили Радосвету Пенчеву. Красивая, стройная девушка, с глазами… ах!..это были не глаза, а две черные, влажные, только что умытые дождем черешни. Нежная ручка Радосветы Пенчевой никогда не держала щипчики для бровей, но несмотря на это, брови у нее были словно тоненькие, отощавшие от голода пиявки. Конечно, можно было бы добавить кое-что и о ее ногах, но не будем вгонять в краску наших юных читателей.
Итак, эта молодая женщина — Ева, которая еще не искушала Адама и у которой не было намерения одарить поцелуем заведующего «Утильсырьем» товарища Божидара Коцева — посеяла такую смуту среди сотрудников отделения, что вся эта история достойна написания рассказа.
Первый мужской взгляд, который она почувствовала на себе в первый же рабочий день, принадлежал товарищу Евстатию Паневу.
У товарища Панева было маленькое личико, покрытое мхом, короткие ножки, маленькие ручки и почти никакого лба. Вообще мелким человечком был Евстатий. Только усы да обуревавшие его страсти были большими. И вот, закрутив ус, он прошептал товарищу Калеву:
— Чье протеже? — и показал рукой на миленькую Радосвету Пенчеву. — Твое? Ах, ты, тихоня…
Увлеченный завтраком, товарищ Калев едва приподнял голову, и Радосвета Пенчева вздрогнула от второго мужского взгляда. Товарища Калева это не смутило.
— Не знаю! — пожал он плечами. — Не мое.
— Ну и дела! — удивился товарищ Панев. — И не мое. Но чье же тогда? Может быть, Милошева? Хотя куда ему, размазне…
Товарищ Калев проглотил еще кусочек колбасы, бросил еще один взгляд на стройную фигуру Ра-досветы Пенчевой и добавил:
— Хорош размазня, такую кралю и ты не назначал! Слушай, Евстатий, давай подстроим ему один номер…
Но Евстатий Панев уже исчез. Он был у товарища Геннадия Милошева.
— Посмотри мне в глаза, Геннадий! Не люблю, когда действуют у меня за спиной. Из Лома привез? Такие красотки только в Ломе бывают! Голубка!
Автору легко сказать: «Геннадий Милошев удивленно смотрел на него».
Но знаете ли вы, что в сущности творилось на душе у Геннадия Милошева? Льстивые глазки Евстатия Панева буквально гипнотизировали его. Усы Панева, как два бычьих рога, были готовы пригвоздить его к стулу.
— Посмотри в глаза, Геннадий! — продолжал Панев. — Из Лома? — спрашивал он прокурорским тоном.
— Но я ничего не знаю! — Геннадий даже вспотел от напряжения.
— Так и покойный Иосиф из Вифлеема, когда его спросили после рождения Христова «Ты отец?», сказал: «Я ничего не знаю!», а ведь знал!
Евстатий Панев вытащил Геннадия Милошева из-за стола, открыл дверь бухгалтерии и просунул голову Геннадия в комнату. Будто специально ради него Радосвета Пенчева повернула голову. Евстатий Панев увидел, как слабохарактерный Геннадий обмяк. Ему даже показалось, что тот причмокнул. Ему стало противно. Оставив Геннадия на произвол судьбы, он вернулся в свою комнату. Сев, Панев начал в задумчивости рисовать на стекле, лежавшем у него на столе, девушек. «Но тогда чье же она протеже?» — вопрошал он сам себя, рисуя девушек со все более пышными формами. Так и не найдя ответа, Евстатий решил разыграть последний вариант. Позвав своих коллег, он предложил им нанести массированный удар по кадровику. Тот, как всегда, заполнял чье-то, личное дело. По привычке прикрыл его рукой, когда появились посторонние, но товарищи начальники даже не взглянули на его работу, хором выпалив:
— Признавайся!
Кадровик, почувствовав в их требовании силу, готов был сознаться во всем, но только не знал, в чем.
Ему сказали.
— Я и сам из-за этого злюсь! — возмутился он. — У меня землячка полгода ищет работу, а здесь каких-то Радосвет назначают. Но что делать? У жены нашего заведующего сестер сколько угодно!
При этом невинном намеке взбудораженные души начальников переполнились возмущением: «Обманщик!», «Женопоклонник!», «Троянский конь» и т. д. С яростным воем вся группа наперегонки понеслась к кабинету товарища Божидара Коцева.
Тот, ничего не подозревая, разговаривал по телефону.
— По какой линии она тебе родственница? По прямой или женской?
Божидар Коцев понял, что вопрос адресован ему, улыбнулся.
— По обеим! — и погладил телефонную трубку так нежно, что всем показалось, будто он гладит бедро их новенькой сотрудницы.
— Сознался! — сказали недовольно обманутые. — Значит, твоя!
Затишье перед бурей всегда внушает страх, но сейчас оно было особенно опасным. Любая невольная дрожь в лице могла быть воспринята остальными как признак слабости.
— До вчерашнего дня я и не подозревал о ее существовании, — смалодушничал Божидар Коцев. — Она только после института.
— Знаем мы этих институток! — реагировала хором толпа.
— Но она специалист и назначена к нам по распределению.
— Знаем мы эти распределения.
Что мог сказать Божидар Коцев в ответ на издевки? Ничего. Вот почему он капитулировал.
— Скажите мне, как вам доказать, что она не мое протеже, что никакая она мне не родственница. Прислали по распределению. Вся моя вина в том, что я от нее не избавился.
— Не верю и не могу поверить! — вышагивал по комнате Евстатий Панев. — Не моя, не твоя, не землячка кадровика, не родственница управляющего, не подружка Калева… Скажите тогда, как ее назначили? И… уже щелкает себе на счетной машинке.
— А вы скажите, как вам доказать, что она мне — никто, — взмолился Божидар Коцев. — Давайте сделаем очную ставку.
Так и было решено: позвали ее.
Радосвета Пенчева, немного раскрасневшаяся при виде столь необычного заседания, села на предложенный ей стул. Глаза у нее по-прежнему сияли, как две влажные черешни.
— Товарищ Пенчева, — начал осторожно Божидар Коцев. — Это коллектив, в котором, надеюсь, вы проведете безупречно большую часть своей жизни. Все они — хорошие люди. Некоторые взыскательны, может быть, даже придирчивы. Но, заверяю вас, это — не недостаток характера, а скорее — служебная необходимость.
