Андрей Курков - Тонкая математика страсти (сборник)
Невесомое тепло воздушными потоками кружилось вокруг меня, укачивало, как ребенка, но в то же время пробуждало во мне бодрость.
И отчетливее издалека звучали, отдаваясь эхом, чьи-то разговоры и какой-то шум.
Я сидел с закрытыми глазами, пока не услышал пробуждающуюся жизнь. Сначала это была маленькая птичка, спрятавшаяся в винограде, потом – чайки.
А черно-синюю густоту неба уже растворяли первые солнечные лучи, и звезды гасли на моих глазах, сначала поднимаясь высоко-высоко над землей, а потом исчезая, будто кто-то вытягивал их на ниточках вверх, на другую сторону неба. Может быть, просто так, а может быть, для того, чтобы начистить их до блеска для следующей ночи.
Город не спал. Он и ночью, кажется, не спал, а сейчас те самые шумы и голоса звучали еще громче.
Но ни выстрелов, ни взрывов слышно не было, и мне вдруг показалось, что не было никакого боя. Ведь весь вчерашний страх ушел из моей головы вместе с хмелем.
Я поднялся и выглянул на улицу.
Какие-то люди в синих рабочих комбинезонах копошились у двухэтажного домика всего в нескольких шагах от меня.
– Поторапливайтесь! – говорил один из них, держа на ладони карманные часы. – Мы должны все закончить к приезду отдыхающих…
Я вышел на улицу, перешел на другую сторону и оттуда посмотрел на рабочих.
Один из них, стоя на деревянной лестнице, вставлял новые стекла в окна второго этажа. Двое других замазывали цементом выбоины от пуль в стене. Рядом на тротуаре стояла банка с краской.
Да, похоже, в городе начиналась новая жизнь, которая ничем не отличалась от старой. Здесь снова ждали отдыхающих.
Еще раз посмотрев по сторонам и убедившись в полном отсутствии людей в военной форме, я не спеша пошел по улице.
Минут пять спустя я прошел мимо еще одной бригады в синих комбинезонах, старательно занимавшейся уничтожением следов вчерашних событий.
На меня никто не обращал внимания, и это придало мне смелости. Дальше я шел уже твердым шагом, так, как ходил по этим улицам до вчерашнего дня.
– Эй, парень! – неожиданно окликнули меня.
Я вздрогнул, но, обернувшись, увидел на другой стороне улицы еще одного работягу. Это он меня звал.
– Что? – спросил я его.
– Помоги, пожалуйста! – попросил он, показывая рукой на деревянную лестницу, приставленную к стене.
Я подошел. Стал у основания лестницы, чтобы она не съезжала, а работяга, повесив на плечо ящик с инструментом и взяв в одну руку квадрат стекла, полез наверх.
Глядя, как быстро и умело он работает, я даже позавидовал. Мне самому еще никогда не приходилось брать в руки молоток и гвозди.
– А ты, парень, кто? – спросил, спустившись, работяга. – Отдыхающий?
– Ага, – я кивнул.
– Рановато приехал… – по-простецки сказал он. – Вот если б не спешил так, а приехал бы часика через три, – это был бы не город, а конфетка! Или уже так устал, что не мог больше ждать?
– Да, – сказал я. – Устал.
– Ну ничего, – улыбнулся рабочий. – Здесь отдохнешь! Здесь прекрасное место. Только вот каждый год приходится приводить все в порядок, стекла вставлять, дома ремонтировать. Бывают люди как люди – приедут, отдохнут и уедут. А бывают, один на сотню, приедут и только и думают о том, как бы здесь навсегда остаться! Одного не понимают, что отдых не может быть постоянным! Но в семье не без урода… В прошлом сентябре один чех восстание поднял. Целую неделю стреляли. Два дома пришлось наново отстраивать. И вот вчера тоже… Но вчера хоть быстро справились – хорошо, Америка и Советы помогли, а то б тоже без пожаров не обошлось… А ты хоть город знаешь?
– Нет, – соврал я. (Откуда вновь прибывший может знать город?)
– Ну тогда тебе надо до гостиницы добраться. Это здесь рядом. Пройдешь еще один квартал по этой улице, а потом свернешь вверх на… Эй, Жора! – закричал вдруг работяга появившемуся недалеко человеку в таком же синем комбинезоне. – Как ту улицу переименовали сегодня?
– Какую? – переспросил Жора.
– Ну в честь того, что на вертолете разбился!
– А-а, – кивнул Жора и на мгновение задумался, а потом прокричал: – Муталибекова!
– Ну вот, – снова обернулся ко мне работяга. – Значит, свернешь на улицу Муталибекова и пройдешь еще два квартала, а потом там же на углу слева увидишь гостиницу. Часа через два она откроется, ты уж подожди там…
– Спасибо! – сказал я.
– Давай отдыхай! – добродушно произнес работяга и по-дружески хлопнул меня по плечу.
И я пошел дальше, в сторону улицы Муталибекова.
Свернул на нее, но, пройдя один квартал, снова повернул направо.
Зачем мне гостиница? Кто меня там ждет? Свое я уже отдохнул, а что делать теперь – не знал.
И поэтому шел дальше по узенькой улочке, обе стороны которой были уставлены низенькими одноэтажными домиками. И окна в этих домах были целы, и следов от пуль на стенах не было видно. И хозяев у этих домов, наверное, не было. А куда они делись? Или куда их дели, перед тем, как превратить этот город в курорт для отдыхающих героев? Кто знает?
Солнце уже поднялось достаточно высоко, а я думал о том, что уже много лет не слышал детских голосов.
Со стороны моря, привычные слуху, доносились крики чаек.
А я, стараясь не слышать их, пытался представить себе голоса моих собственных детей. Которых не было.
Нет, не получалось.
А если уж даже вообразить трудно эти голоса, то стоит ли надеяться, что в этой жизни меня кто-то маленький назовет «папой»?
И опять замельтешили, забегали в моей голове беспокойные мысли. И, повинуясь их импульсам, я опасливо огляделся по сторонам, но никого не увидел. А ноги, словно были сами по себе, вдруг свернули за угол, на другую улицу, и в конце этой короткой улицы я увидел начало той самой «неаккуратной аллеи». Ноги помнили эту аллею, они знали, что мне эта аллея нравится.
Расстояние между последними домиками города и моей спиной увеличивалось с каждым шагом. И дышалось мне легче среди кипарисов и магнолий, а беспокойные мысли таяли, но вместо них ничего не возникало, а оставалась какая-то пустота. И нельзя было назвать эту пустоту гнетущей, но и радости она не приносила. Может быть, потому, что для радостных мыслей просто не было причин. А то, что я остался жив? Неужели это не причина? Неужели это не счастье? Странно, я даже понять не мог, почему меня самого не радует то, что я остался жив. Ведь я страшно люблю жизнь и умирать, пусть даже за самые светлые идеалы, никогда бы не согласился.
Мои ноги остановились вдруг перед узеньким проходом между двумя магнолиями, перед началом тропинки, ведущей к вилле генерала Казмо.
Не раздумывая, я ступил на эту тропу, и повела она меня по краю обрыва, с которого, полное глубокой синевы, виднелось море, спокойное и словно очищенное от волн. На его отутюженной глади белели треугольные паруса двух яхточек, застывших у маленького причала островка, на котором игрушечным замком стояла вилла генерала. И черный мостик, соединявший берег с островком, тоже казался игрушечным. И столик на террасе.
Опускаясь по выбитым в камне ступенькам, я не сводил глаз с этого сказочного островка. Трудно было поверить, что в нем кто-то живет.
Но вот я подошел к черному мостику, и вся сказочность исчезла, оставив меня в тревожном состоянии. Я не знал, что меня ждет здесь.
Но я все-таки пошел через мостик.
Парадные двери легко открылись. Внутри было прохладно и тихо.
Лестница из красного дерева звала меня подняться наверх.
Скрипнули ступеньки под моими ногами.
Остановившись на втором этаже, я услышал звяканье посуды.
Оно доносилось из-за узкой, покрытой лаком двери.
Я прислушался, надеясь услышать чей-нибудь голос, но там завтракали молча.
Сделав глубокий вдох и собрав все свое мужество, я постучал в дверь и открыл ее.
На меня сразу уставились две пары глаз.
Это была кухня. На стенах висели начищенные до блеска бронзовые сковородки – они висели «по росту», от самой маленькой – для яичницы из одного яйца, до огромной, сантиметров восемьдесят в диаметре. Дальше висели ножи. Тоже «по росту». Полки с посудой, блюда, соусницы, супницы, дуршлаги… И среди этого кухонного развала, за маленьким квадратным столиком на табуретках сидели Айвен и генерал. Оба были в трусах. Оба ели яичницу и запивали ее молоком. И лица у обоих были опухшие. То ли от бессонной ночи, то ли от вина.
– О! – первым заговорил Айвен. – А мы думали, куда ты пропал!
Я молча смотрел ему в глаза. Не верилось, что он действительно обо мне думал.
– Да, – кивнул генерал. – Мы думали, ты сбежал…
– А почему вы думали, что я сбежал?
– Среди убитых тебя не было, значит, ты был среди живых… – произнес Айвен.
И все-таки его интонация была странной. Он словно оправдывался.
– А когда вы видели убитых? – поинтересовался я, несколько озадаченный последними словами Айвена.
