Ильза Айхингер - Великая надежда
Земля затравленно металась по кругу. Фонари бесшумно провалились в бездонную пропасть и погасли. Сверток словно засиял.
Война свистнула сквозь зубы. Она рванула к себе Землю и швырнула ее обратно на пол, подняла и еще раз с силой толкнула.
— А ну убирайся вон со двора!
Ты пойдешь со мной,
то-то будет игра!
Бродяги подсматривали сквозь пальцы, Ангел, опираясь на левый локоть, висел в темноте, как на краю купола. Земля застыла в нерешительности.
— Останься здесь!
— Нет, пойдем со мной,
брось ребенка здесь,
за мной, за мной!
Дверной звонок бушевал и требовал какого-то решения. Бродяги беспокойно ворочались во сне. Мария неловко протянула сверток в холодный сумрак.
— Решайся, бери меня!
Бери!
Земля пошатнулась. Она зябко завернулась в скатерть. Война наклонилась вперед и попыталась заглянуть ей в лицо. Ее глаза мерцали во мраке, они высматривали, где больше всего опасность. Еще раз предостерегающе возвысил голос Ангел. Звонок на лестнице жалобно дребезжал, казалось, он задыхается. Он о чем-то просил. Где больше всего опасность?
Земля выпростала руки из скатерти и протянула к ребенку.
— Да, да, беру,
я решилась, смотри!
Война сорвала с головы каску.
— О счастье на все времена!
Я — Мир, а не Война!
Ликуя, отшвырнула она солдатский плащ в потемки. Огонь набросился на усталые дрова. Звонок надсаживался.
— Откройте, это бессмысленно!
— Тише!
— Играйте дальше!
Тяготы Преображения обрушились на детей. Глубоко в темноте стояли они друг против друга. Иосиф рванулся прочь от Марии, узловатый посох с оглушительным грохотом покатился по полу. Ангел посмотрел на свои руки с таким видом, точно они были связаны.
Георг пытался на ощупь отыскать дверь.
— Ты куда?
— Пойду открою.
Трое бродяг в ужасе вскочили с пола и попытались его удержать. Дверь была не смазана и запела чужую песню.
— Кому ты открываешь, Георг?
В дверях стоял господин из другого квартала. Дети вздохнули с облегчением. Господин, который хотел им помочь. Леон был с ним шапочно знаком и раньше. Последнее время этот господин бывал у него чаще и, казалось, не обращал ни малейшего внимания на звезду, которой была отмечена дверь; знал он и его друзей. Он то и дело повторял детям, что он в курсе всех событий. И вдобавок обещал предупредить, если что-нибудь узнает.
Они включили свет и принесли кресло. Гость попросил стакан воды. Заметив под пианино каску, он осведомился, где они ее раздобыли.
— Дали поносить, — пробормотал Курт.
— В чем дело? — нетерпеливо спросил Леон.
Мужчина ответил не сразу. Дети молча обступили его. Рут принесла стакан воды. Он медленно пил, а они почтительно смотрели на него. Никто не осмеливался повторить вопрос. Он вытянул ноги, и дети немного отступили. Потом он подобрал ноги под себя, но они уже не стали подходить ближе. Он сказал: «Не бойтесь!»
— «Это я», — добавила Эллен. Мужчина метнул на нее сердитый взгляд. Он вытер капельку воды в уголке рта и закашлялся. Георг стукнул его по плечу, испугался и сказал: «Извините, пожалуйста!»
Мужчина улыбнулся, кивнул и задумчиво обвел взглядом их маленькие негнущиеся ноги. Если мысленно отстраниться от всего прочего, они выглядели как ряд башмаков, выставленных для чистки. Рут вздохнула. Он поднял голову и внимательно на нее посмотрел. Потом он ни с того ни с сего сказал: «Все отменяется. Отбой. Депортация в Польшу приостановлена».
Дети не шелохнулись. Где-то далеко завыла пожарная машина, звук поднялся на полтона выше и оборвался.
— Выходит, мы спасены? — сказал Леон. «Спасены», — повторил Георг. Это прозвучало так, будто они сказали: «Погибли».
— Я не верю! — крикнула Эллен. — Вы точно знаете?
— Откуда вы узнали?
Гость начал смеяться, судорожно, громко, и смеялся, пока они на него не налетели: «Это правда, это в самом деле правда?», а черная маленькая собачка рыча напрыгивала на него.
— Провалиться мне на этом месте!
— А если провалитесь? — прошептала Эллен.
Он вскочил и возмущенно встряхнул ее.
— Совести у вас нет! Чего вы, собственно, хотите?
— Играть, — сказал Георг. — Вы застали нас в разгар игры.
Его лицо мрачно грозило из-под драного капюшона: не мешай нам, не обманывай нас, оставь нас! Спасены — чужое слово. Слово без содержания, ворота без дома. Разве есть на свете хоть один спасенный?
Гость сердито забормотал себе под нос и потянулся за шляпой.
— Останьтесь, — попросили дети. — А может, вы знаете что-то определенное?
— Вы с ума сошли, вот что я знаю определенно! — Он вновь опустился в кресло и опять зашелся в хохоте. — Я жажду объяснений, — сказал он, успокоившись.
— Мам это теперь не так уж важно, — возразил Георг.
— Может быть, когда-нибудь, — сказал Леон, — когда все будет уже позади, мы столкнемся на улице и не узнаем друг друга.
— Под огромными зонтами! — крикнула Эллен.
— Это верно, — задумчиво сказал Леон, — назад мы не хотим.
— А я хочу, — перебила его Биби. — Я хочу остаться здесь и ходить на танцы. Хочу, чтобы кто-нибудь еще поцеловал мне руку!
Гость тихо встал с кресла. Он быстро наклонился к ней и поцеловал ей руку. «Спасибо», — смущенно сказала Биби. Ее вздох светло и мимолетно повис в воздухе. На город налетела буря, стало холоднее.
— Видно наше дыхание! — сказал Герберт.
Георг посмотрел на часы. Маленькая стрелка двигалась так быстро, будто ее подталкивали. И сразу же ему показалось, что она застыла на одном месте и остановилась. Он был обманут. С тех пор как дети прервали игру, между секундами повисали тяжелые паузы, и эти паузы все разрастались.
— Во что вы, кстати, играли? — спросил гость.
— Искали мир, — объяснил Герберт.
— Так играйте дальше!
— Да скажите же вы нам точнее, что с нами будет?
— Точнее я не знаю. Приказ сверху: приостановить депортацию. Совершенно неожиданно.
— Правильно, — крикнул Георг, — совершенно неожиданно, но почему никто этого не ждет? Почему хорошее всегда случается неожиданно?
— Так играйте же дальше, — сказал гость, — играйте, а я посмотрю! — Это прозвучало как приказ.
— Мы играем, — сказал Леон, — но на публику мы не играем.
— А вы поиграйте с нами!
— Да, поиграйте с нами!
— Ну нет! — раздраженно воскликнул гость, затряс головой, немного побледнел и оттолкнул детей от себя. — Дурацкая компания!
— Почему вы такой сердитый? — удивленно спросил Герберт.
— Я не сердитый. Просто мне неинтересно.
— Уж лучше будьте сердитым, — задушевно сказал Георг.
— Мы сыграем сначала, для вас. Но вы играйте с нами!
— Это репетиция или уже представление?
— Мы сами не знаем.
— А роль-то у вас для меня есть?
— Можете играть одного из бродяг.
— Получше ничего нет?
— Под конец вы сбросите с себя лохмотья и станете святым царем-волхвом!
— Ах вот как? Я думал, их только трое…
Гость стал играть с ними. Он играл от имени всех несвятых царей — большая роль без слов. Он вышагивал позади детей и подглядывал за их всепоглощающей тоской. Он услышал их отчаянное: «Здесь никого нет!» и испугался.
Поверх их голов поглядел он на дверь.
— Почему вы играете в темноте?
— Так мы лучше видим!
От дальнейших вопросов он воздержался. Герберт вложил теплые пальцы в его большую влажную ладонь и бережно указывал ему дорогу. Вплотную за тремя бродягами шел тяжелыми неуклюжими шагами чужой непрошеный гость.
— Там кто-то есть!
— Но кто же там?
— Нет, просто показалось нам!
— Мы здесь одни,
устали мы!
— Закрылась дверь,
мы среди тьмы,
о, как здесь холодно теперь,
и больше нет надежды.
Гость нерешительно опустился вместе с бродягами на пол и притворился спящим. Большой и безмолвный, лежал он между ними. В квартире над ними слышались шаги. Кто-то беспокойно расхаживал взад и вперед.
Гость закрыл лицо руками.
— Ах ты болезный!
Я расскажу тебе о любви небесной:
в сердце Господнем она горит.
— Кто там меня позвал?
Я устал, я слишком устал.
— Он крепко спит.
Иосиф хотел увлечь Марию прочь, подальше от этих ряженых, которые до сих пор еще не знают, хорошие они или плохие, подальше от этих четырех безмолвных бродяг, но она не решалась отойти.
— Он смеется! — внезапно воскликнула она. — Посмотрите туда! Он над нами смеется!
