Николас Блинкоу - Наркосвященник
"Парень придумывает отговорки", – подумал Сэмми. С самого начала их сотрудничества Сэмми сделал Абу Юсуфу особые проездные документы. Ему не нужно было ехать в объезд через всю пустыню, как остальным палестинцам, он мог ехать прямиком в Рамаллу.
Сэмми только кивнул и спросил:
– Ну, теперь вы готовы?
– Готов. Я уже слегка опоздал. Тони как раз сейчас встречается со своим другом, и я должен быть там, чтобы выработать план нашей стратегии.
Салман заметно нервничал и поерзывал. Они находились на общественной стоянке. Его мог узнать кто-нибудь из знакомых, и тогда ему пришлось бы объяснять, с кем это он был. Почему он сидел в израильской машине с желтым лицензионным номером? Сэмми понимал его, в этом был резон. Но Салман слишком суетился. Все время теребил солнцезащитный щиток, стараясь придать ему оптимальный угол, чтобы прикрыть свое лицо, да еще и ладонью прикрывался. Сэмми на секунду потерял терпение.
– Оставьте щиток в покое, вы сейчас его сломаете.
– Вы делаете мне замечания? Потрясающе! Я полагаю, что достаточно давно занимаюсь такими делами, чтобы отдавать себе отчет в степени опасности. Кто вы такой? Насколько мне известно, вы что-то вроде младшего офицера. Не слишком ли вы печетесь о моей безопасности?
– Извините, я не хотел вас обидеть, доктор Салман. Ваша личная безопасность чрезвычайно важна для нас. – Сэмми посмотрел на него ровным взглядом.
Когда Сэмми только начинал работать в жилищном департаменте, у них там была команда ручных ливанских посредников. Каждый раз, когда на рынке появлялась очередная недвижимость, они тут же вызывали кого-нибудь из этих людей. Те моментально приезжали с полными дипломатами денег и говорили, что готовы на все, лишь бы приобрести кусочек земли в Аль-Кудс, в Святом Городе. "Сколько скажешь – столько дам". Но палестинцы со временем раскусили этот трюк.
Последние пятнадцать лет департамент все больше и больше имел дело с местными арабами типа Эдварда Салмана. Когда Сэмми просматривал его дело, он обратил внимание на пункт, где говорилось, что Салман прост и контактен в общении. Если это когда-то и было правдой, то сейчас все обстояло иначе. Он был напряжен до предела. Хотя, возможно, Сэмми чересчур строг к нему, все-таки парень рискует жизнью.
Сэмми не говорил об этом Салману, так как департамент был весьма заинтересован в собственности Хури. Не стоило заставлять Салмана еще больше нервничать. Тот мог бы вдруг решить, что риск слишком велик, и отказаться от сотрудничества.
– Я думаю, вы слышали, что парня, арестованного в Вифлееме, перевезли из участка на площади Яслей, – сказал Сэмми.
Салман скользнул по нему взглядом. Они встретились глазами, но Салман не стал затруднять себя ответом. Разумеется, он об этом знал. Весь Вифлеем знал, ведь почти полгорода видело, как его сажали в полицейский фургон. Но вот куда его увезли, пока было покрыто тайной.
– Глупый вопрос, да? – продолжал Сэмми. – Но я хочу вам сообщить, что он уже почти на свободе. И Бог не допустит, чтобы стало известно, как вы зарабатываете свои деньги. Ваша безопасность – наша наипервейшая забота.
Эдвард Салман не прореагировал на это заявление. У него были все причины для беспокойства. Он сделал никак не меньше, чем тот парень.
– Что вы знаете об англичанине? – сменил тему Сэмми.
– Я знаю лишь то, что он друг Тони Хури.
– Вы не знаете, почему он согласился на это дело и откуда Хури его знает?
Салман покачал головой.
– Я думаю, он делает это из-за денег. А вы как думаете? – Он помолчал. – Кроме того, я знаю, что его зовут Дэвид Престон и что они учились вместе с Хури в университете. Я не знаю, почему Тони считает, что может ему доверять, но это не мое дело. От меня лишь требуется убедить суд в том, что это вполне легальная сделка, хотя покупатель и не является палестинцем.
– Это будет трудновато, не так ли?
– Да, продавать дом незаконно. Но он может быть сдан в долгосрочную аренду, а потом отдан в залог. Этой линии я и собираюсь придерживаться.
– А когда документы на дом будут у Дэвида Престона, он сможет продать его.
– Да, уже вашему человеку.
– Наш человек – это женщина. Скоро я вас с ней познакомлю.
Сэмми повернул ключ зажигания, заработал мотор, и одновременно включилось радио. Когда он вырулил на главную улицу, Эдвард Салман сполз по сиденью вниз, чтобы не было видно его головы. Сэмми подумал, что для маскировки ему было бы вполне достаточно надеть на голову ермолку. Она всегда на всякий случай лежала у Сэмми в бардачке. Шпильку для нее Сэмми хранил в бумажнике – боялся потерять. У Салмана на макушке была небольшая лысина, как раз под размер ермолки. Сэмми неизменно обращал внимание на лысины у мужчин, потому что у его отца была дичайшая в мире лысина – она сияла, как зеркало, в центре его головы, обрамленная густыми кустистыми волосами. Края ее были настолько ровными, а сама она столь гладкой и круглой, что походила на работу искусного парикмахера, а не на производное нескольких зарубок на спирали ДНК. И когда он надевал ермолку, всегда казалось, что этот головной убор создан специально для его лысины. Ермолка сидела на лысине так ладно, что Сэмми был искренне удивлен, когда обнаружил, что отнюдь не у каждого мужчины под ермолкой скрывается такая совершенная тонзура. Это было блестящее совпадение с лысиной именно его папаши. Сэмми сделал это открытие в четыре года.
Алжирский еврей Симон Бен-Найм стал израильтянином, так как в последний момент понял, что не хочет становиться французом. Еще одно потрясающее основы открытие, которое Сэмми сделал в ранние годы, – это осознание того, почему его отец говорит на столь необычном иврите. Оказалось, что французский и арабский языки Симону Бен-Найму куда ближе, чем иврит. Сие отнюдь не означало, что его любовь к Израилю не была истинно глубокой. Была. В то время, когда Сэмми делал свои открытия насчет ермолки, арабского и французского, в 1967-м, его отец Симон Бен-Найм носил военную форму. Отцу было сорок лет, когда он вступил добровольцем в силы безопасности Израиля, чтобы охранять землю, которую только что отвоевала регулярная армия.
Конечно, сегодняшнее положение Сэмми не совсем в точности повторяло ситуацию, в которой находился его отец в 67-м, но можно было найти кое-какие параллели. Сейчас ему было сорок лет, и он служил своей стране, продолжая охранять землю, отвоеванную в 1967-м.
Сэмми затормозил перед большим красивым городским домом, построенным в конце прошлого века. В центре примыкавшего к дому сада росло миндальное дерево, листья его закрывали просветы изящной кованой ограды, которой завершалась каменная стена. В саду находилась группа хасидов[25] в круглых черных шляпах. Они бормотали молитвы, стоя так близко друг к другу, что поля их шляп почти соприкасались.
Эдвард Салман, увидев хасидов, сморщил нос и сказал:
– Я не пойду туда. Если кто-нибудь заметит меня в компании головотрясов, это все равно что я сам приставлю пистолет к собственной голове.
Палестинцы называли хасидов головотрясами, имея в виду их характерные покачивания головой во время молитвы. Хотя так же называли любых евреев, молящихся у стены. Это выражение не должно было обидеть Сэмми, он был неверующим.
– Успокойтесь, я же говорил, мы встречаемся с женщиной, – сказал Сэмми. – С ней будет еще один парень, но он тоже не из этих. – Сэмми взглянул на Эдварда Салмана. Выражение досады на его лице не исчезло. – Ладно, оставайтесь здесь, я сейчас схожу за ними. Потом мы съездим куда-нибудь поесть.
Это движение было оппозиционно по отношению к официальной общине (кагалу) и официальному раввину.
Сэмми вышел из машины и направился к воротам. Хасиды, похоже, как раз собирались расходиться. С другой стороны миндального дерева стоял мужчина средних лет, одетый в свежевыглаженные футболку и камуфляжные брюки. Увидев Сэмми, он махнул ему рукой.
– Шалом, шалом, Сэмми.
– Шалом, Шауль. А где госпожа Гродман?
Шауль Даян комично мотнул головой через плечо, улыбаясь в аккуратно подстриженную бородку. Сэмми посмотрел через его левое плечо и увидел пожилую женщину, которая сидела на раскладном алюминиевом стульчике. Она оказалась более хрупкой, чем ожидал Сэмми, ростом не более полутора метров даже со своим высоким перманентом. Волосы ее были выкрашены в почти голубой цвет, что в сочетании со специфической прической выглядело так, будто они находятся в состоянии статического электрошока. Она точно не была хасидкой и даже навряд ли была верующей, если позволяла себе щеголять с такими волосами. Хасиды не нашли бы с ней общего языка. Но ее фонд давал под залог двадцать миллионов долларов в год в течение пяти лет согласно договору. Он был учрежден специально для приобретения земли и недвижимости. Так что хасиды, наверное, согласились бы многое ей простить.
Сэмми подошел к миссис Гродман и представился по-английски. Только он хотел попросить ее не вставать, как она уже опередила его. Когда она встала и пожала ему руку, он понял, что она не такая уж и хрупкая, как ему показалось вначале. У нее было жесткое лицо деловой женщины, а от ее рукопожатия по телу Сэмми словно прошел ток, как будто давало о себе знать статическое электричество, исходившее от ее волос. Она явно делала ставку на дело, которое им предстояло.
