Дэвид Гудис - Любимая женщина Кэссиди
— Я кое-что сделал, — сказал Адамс. — Сбежал. Сбежал очень далеко, а потом незаметно вернулся. — Он подвинулся ближе к Кэссиди: — Вы разбили сегодня автобус? Это ваша вина?
— Нет.
— Ладно, с этим покончено. Я вам верю. Но меня беспокоит еще кое-что. Женщина.
— Я без нее не поеду.
— Шили сказал, что у вас есть жена.
Кэссиди отвернулся от капитана, пошел через палубу и наткнулся на Шили.
— Это ты подстроил? — спросил он. — Иными словами, он берет меня, но не хочет брать Дорис.
— У тебя здесь есть шанс, — сказал Шили. — Не упускай.
— Черт с ним. — Кэссиди оттолкнул Шили в сторону и снова оказался у леера.
И вновь на его плечо легла рука. Он знал — это Адамс. Услыхал его голос:
— Вот дурак чертов. И я чертов дурак.
— В чем дело? — спросил Шили.
— Это ошибка, — сказал ему капитан. — Я знаю, что это ошибка, и, по-моему, Кэссиди это знает. — Он медленно и устало махнул рукой от борта. — Идите за женщиной.
Шили пожал плечами, взялся за леер, начал перелезать, но тут Кэссиди схватил его за руки, удержал и сказал:
— Я хочу, чтоб ты пообещал.
— Ты же видишь, иду.
— Этого мало. Мне нужно наверняка.
— Сделаю все возможное.
— Ну-ка, послушай, Шили. В моем положении нельзя требовать. Ты собрался помочь мне сегодня, хочу сказать тебе спасибо за это. Но услуга не будет услугой, если не доведешь ее до конца. Если ты не приведешь Дорис, для меня все погибнет. Обещай мне, что ты ее приведешь.
— Джим, я не могу обещать. Не могу решать за Дорис.
— Ничего тут не надо решать. Ты не хуже меня знаешь, в каком она состоянии. В это время она сидит у Ланди пьяная в доску. Просто отведи ее домой, сложи в сумку вещи. А потом веди сюда.
— Пьяную?
— Пьяную, трезвую, я хочу, чтоб она была здесь.
Шили плотно сжал губы, с трудом сглотнул и сказал:
— Ладно, Джим. Обещаю.
Кэссиди встал у леера, глядя, как Шили спускается по трапу.
Через несколько минут Адамс открыл перед ним дверь:
— Вот ваша каюта.
Каюта была маленькой, но Кэссиди увидел двуспальную койку, коврик на полу, стул у иллюминатора. Были там туалетный столик и раковина. Дорис здесь будет удобно, сказал он себе.
Адамс разжигал пенковую трубку, держа зажженную спичку чуть в стороне, следя за разгорающимся табаком, потом сделал пробную затяжку и погасил спичку.
— Когда леди прибудет на борт, прислать ее сюда?
— А куда же еще? — улыбнулся Кэссиди.
Капитан не улыбнулся:
— Ничего не хочу считать само собой разумеющимся. Если вам нужны отдельные каюты...
— Она останется со мной, — объявил Кэссиди. — Это моя женщина.
Адамс пожал плечами, повернулся, шагнул к двери, хотел открыть, передумал и вернулся к Кэссиди. Глаза у него были серьезные.
— Переход долгий.
— Куда?
— В Южную Африку.
Кэссиди улыбнулся еще шире:
— Отлично. Мне это нравится. — Потом вдруг что-то вспомнил и спросил: — Сколько это стоит?
— Все улажено, — отмахнулся Адамс.
— С Шили?
Капитан кивнул:
— Можете с ним расплатиться, когда будут деньги. — Он не торопится.
Кэссиди сел на койку.
— Когда будут, — громко сказал он самому себе, взглянул на капитана. Его улыбка слегка скривилась. — Как там жизнь, в Южной Африке?
— Живут люди. — Капитан понял, что предстоит беседа, прошел мимо Кэссиди, сел на стул у иллюминатора. Бросил взгляд на карманные часы. — Сорок минут. Полно времени. — Потом его глаза, смотревшие на Кэссиди, стали спокойными, старыми, мудрыми, и он проговорил: — Не важно где, в Южной Африке, в любом другом месте, с женщиной на руках всегда нелегко.
Кэссиди ничего не ответил.
— Если б вы ехали один, — продолжал капитан, — не пришлось бы беспокоиться насчет финансов.
Кэссиди взглянул на капитана и решил молчать.
— Она здоровая девушка? — спросил капитан. — Вы уверены, что она выдержит плавание?
Кэссиди счел благоразумным не перебивать капитана. Адамс надолго затянулся трубкой.
— Переход тяжелый. Это судно не для развлекательного круиза. Моя команда трудится. Знаете, как бывает. Им то и дело становится скучно. Они места себе не находят. Иногда замышляют недоброе. А когда на борту женщина...
— Я об этом позабочусь.
— Главным образом это моя забота, — возразил Адамс. — Я отвечаю за пассажиров.
Кэссиди уставился в пол:
— Просто ведите корабль, Адамс. Ведите через океан.
— Да, — кивнул Адамс. — Это главное. Провести и прибыть в порт. Только есть и другие вещи. Такова уж судьба капитана на корабле. Капитан несет ответственность за команду, за пассажиров. Если что-нибудь произойдет...
— Не произойдет.
Адамс медленно пыхнул трубкой:
— Хотел бы я иметь гарантию.
— Гарантирую, — сказал Кэссиди и поднялся. Он начинал сердиться, тревожиться и расстраиваться. Сердиться можно, сказал он себе, но лучше не тревожиться и не расстраиваться. Так путешествие не начинают. Путешествие очень важное, очень значительное, и не следует думать о всяких случайностях.
— В конце концов, — твердил капитан Адамс, — когда женщина на борту...
— Хватит.
— Я только говорю...
— Слишком много говорите. — Он обжег капитана пылающим взглядом. — Мы ведь договорились, правда? Пытаетесь дать задний ход?
Адамс уселся поудобнее, положил ногу на ногу, прислонился плечами к стене каюты:
— Я заключил сделку, можете мне об этом напомнить. То есть, конечно, если не передумаете.
Кэссиди тяжело задышал:
— Хотите, чтоб я передумал? Почему вы этого хотите? — Он растерянно, несколько лихорадочно всплеснул руками. — Господи Иисусе, ведь вы меня даже не знаете. К чему эти братские разговоры?
— Отцовские.
— Бросьте!
И Кэссиди отвернулся. Он очень тяжело дышал, множество мыслей кружилось у него в голове, он пытался их все ухватить, посмотреть, что они собой представляют. Но они неслись слишком быстро.
— Я пытаюсь направить вас на путь истинный, — сказал Адамс.
— Ничего не выйдет. Я даже не слушаю.
— Вы слушаете и знаете, что я говорю разумно. Это действует вам на нервы, потому что ответить мне вы не можете. У вас нет аргументов. Шили сказал мне правду. Рассказал, что та девушка, Дорис, пьет, законченная алкоголичка, в очень плохой форме. Сказал...
— К черту его рассказы.
— Может, поговорим об этом?
— Нет. — Кэссиди указал на дверь. — Это моя проблема.
Адамс встал и пошел к двери.
— Да, — признал он, взявшись за ручку. — Тут вы, по-моему, правы. — Капитан повернул ручку, открыл дверь. — Это ваша проблема. И скажу вам, чертовски постыдная, способная разбить сердце. Но если вам этого хочется, безусловно, имеете право.
Кэссиди обернулся, хотел что-то сказать, но Адамс вышел, закрыв за собой дверь.
Кэссиди так и остался стоять, глядя на дверь. Дверь была обыкновенная, деревянная, но он говорил себе, что это дверь каюты на корабле, плывущем в Южную Африку. Поэтому она становилась особенной дверью. Это была очень важная дверь, ибо скоро она опять откроется, и войдет Дорис. Они окажутся вместе в каюте этого корабля, который поплывет через Атлантический океан, проделает весь путь на юг до Южной Африки. С ним. С Дорис. Они уедут вместе.
Это правда. Так будет. Так действительно должно быть. А Шили ошибается, и капитан ошибается. Они ошибаются потому, что слабые. Просто парочка слабаков, потрепанных старых мужчин, давно лишившихся жизненных сил, спинного хребта и искры.
Но он, Кэссиди, ничего этого не лишился. У него все это по-прежнему есть, плотно упакованное, прочно вбитое, извещающее о своем присутствии, — здесь, у него в голове, в сердце, изумительная субстанция, огненная, кипящая, и, пока она здесь, пока бурлит и бушует, есть шанс, есть надежда.
Он прошел через каюту к иллюминатору, стал смотреть на темную воду. Она мягко колыхалась перед глазами, намекая на более широкую водную гладь за рекой. Он знал, скоро будет океан, он окажется с Дорис в каюте, они вместе выглянут в иллюминатор и увидят океан.
Переплывут океан. Он и его женщина, Дорис. Уедут в Южную Африку. Восемь-девять дней на этом корабле в океане, потом Южная Африка. Возможно, Кейптаун. Он отправится и найдет какую-нибудь работу, может быть, в тамошних доках. Он без труда получит работу в доках. Только взглянут, какой он здоровенный, какие у него мускулы, и дадут работу. Деньги небольшие, но он будет платить за квартиру, покупать еду, а потом поищет работу получше. В конце концов. Южная Африка большая, люди ездят из города в город. Там есть автобусы...
Он тряхнул головой и сказал себе, что не должен думать об автобусах. Но этобыло, он видел, как этопроизошло. Автобус скатился с дороги, потом оказался на двух колесах, потом совсем слетел с колес, разбился о скалы и загорелся. На мысленном экране пламя было ярко-зеленым, постепенно в зеленом замелькало что-то серебристое. Серебристый цвет принадлежал не автобусу. Это был фюзеляж. Часть большого четырехмоторного самолета, который разбился в дальнем конце летного поля Ла-Гуардиа, поблизости от небольшого залива, и сгорел там в болоте.
