Виктор Пелевин - Диалектика Переходного Периода Из Ниоткуда В Никуда
После этого удара под дых Степа уже не удивился, опознав истребитель «МиГ-29» в модели самолета, стоявшей на столике в углу приемной. Это было естественно – число «29» являлось главным союзником сорока трех, и где же было обретаться его ядовитым щенятам, как не в логове зверя. Дальнейший осмотр помещения, возможно, открыл бы Степе новые сближения и смыслы, но тут в приемную вошел раскрасневшийся с холода Сракандаев.
Он был такой же, как на фотографии, – похожий на хитрого хомячка, знавшего что-то такое, что делало его главнее не только лисы, волка и медведя, но и голого Березовского с калькулятором в руке.
– Вы ко мне? – спросил Сракандаев, пальцем отводя Степину газету.
Секретарша изумленно поглядела на Степу, потом – испуганно – на босса, потом опять на Степу.
– Я… – начал Степа, складывая газету, – я…
– Придется часик подождать. У меня одно дельце… Зоя, угости господина чаем, – сказал Сракандаев и прошел в кабинет. Степа успел заметить необычайно толстый дверной торец.
– Простите, – вставая из-за стола, заговорила секретарша, – господин… э-э-э… А вы, собственно, по каком вопросу?
– По личному, – тоже вставая и пятясь к выходу, ответил Степа. – Одну секундочку. Пидараску в машине забыл… То есть, извините, барсетку.
Закрыв за собой дверь, он со спокойным достоинством дошел до ворот, у которых стояла будка с охранником, вышел на улицу и, легко, как во сне, понесся по улице вниз.
10 000
Степу восхищала принятая в восточной поэзии форма хайку. Их было очень легко писать – за триста долларов его обучил этому Простислав. Не надо было подыскивать рифмы, мучаться с размером. Достаточно было разбить спонтанно родившиеся в сердце слова на три строчки и проверить, не встречается ли среди них слово «километр». Если оно встречалось, надо было заменить его на «ли». После этого можно было целую минуту ощущать себя азиатом высокой души, что Степе очень нравилось, несмотря на косые взгляды Мюс.
Обдумав свой визит в «Дельта-кредит», он сложил следующие строки:
Десять тысяч ли за спиной.
Иные птицы поют в ночи,
А грабли все те же.
Что это за иные птицы и десять тысяч ли, Степа сам не понимал, поскольку написал про них просто для красоты. Зато он хорошо знал, что это за грабли.
Пытаться выполоть ростки числа «43» было бесполезно, он понял это еще в те дни, когда расстреливал тарелки и кефирные пакеты у себя на даче, а потом увольнял меченых злом сотрудников. Лезть в нору Сракандаева было еще глупее. Вроде бы это было ясно. И вот он чуть не попал в расставленный самому себе капкан. Даже думать не хотелось, что за скандал случился бы, задержи его охрана Сракандаева для установления личности…
Правильный путь лежал в диаметрально противоположной стороне. Что делал Сракандаев, вешая у себя в приемной картину «Курская битва»? В полном соответствии с учением Бинги, он укреплял позиции того числа, которому служил (после визита в его офис никаких сомнений в этом у Степы не осталось). Следовало делать то же самое.
Степа был близок к верному решению, когда ему пришла в голову мысль переименоваться в «Гамма-банк». Чем это кончилось, известно – из пустоты ему навстречу вывалился Ослик Семь Центов («Почему ослик? Ну почему? – в сотый раз подумал Степа, и в сотый раз повторил себе: – Не отвлекаться!»). Однако неудача с проектом «Гамма-банка» не означала, что порочна сама идея – ее можно было воплотить в жизнь множеством способов.
Если «34» нельзя было спрятать в названии финансовой структуры, его можно было тайно вставить, например, в название телепередачи. Такое решение было значительно мощнее с энергетической точки зрения – высветить заветное число на экране было все равно что записать его огромными цифрами на небе.
После кропотливого просеивания вариантов Степа придумал нечто такое, чему приятно поразился сам. И чем больше он думал о своей новой находке, тем сильнее она его радовала. Но надо было спешить – времени оставалось в обрез.
Мюс дулась на него в последнее время, и он рад был лишний раз показать, как ценит ее помощь.
– Мюсюсь, – сказал он, – без тебя опять никуда. У Пикачу появилась идея новой телепередачи. Помнишь, нам один человек придумывал текст для стенда на Рублевке? Циничный специалист? Можешь его найти, киска? Возможен большой заказ. И, кстати, подготовь по нему самому информацию – дело такое, что надо знать, с кем работаешь.
Циничный специалист прибыл на следующий день. Ознакомившись со справкой, которую приготовила Мюс, Степа заранее проникся к нему смесью уважения и брезгливости, но впечатление от встречи перекрыло все ожидания.
Его звали Малюта. Это был здоровенный мрачный жлоб с жидкой ленинской бородкой (она казалась не просто козлиной, а именно ленинской оттого, что Малюта рано облысел). Одет он был в камуфляжные штаны и красную майку с закавыченной надписью:
«Ghostmodernizm Rulez!»
На первой минуте разговора Малюта потребовал аванс в десять тысяч долларов.
Степа хотел указать ему на дверь, но вспомнил, что в сочиненном недавно хайку присутствовала эта же цифра, взявшаяся непонятно откуда. Могло ли быть так, что числа посылали ему знак? Степа нажал клавишу селектора и попросил Мюс приготовить деньги. А затем предложил Малюте показать какие-нибудь из своих работ.
– У меня такая профессия, – сказал Малюта, – что лучших своих работ я показать не могу. Хотя все их видели. Все делается строго конфиденциально. Поэтому у меня тут в папочке в основном экспортные проекты. Ну и болванки – просто чтоб ознакомить со спектром возможных услуг…
Степа открыл папочку и углубился в чтение.
Внутри было много всего, в том числе разработки PR-концепций для Наполеона Бонапарта, Бату-хана и прочих кровавых исторических фигур. Раздел под названием «Персидские мотивы» был посвящен вооруженному исламу. Он был большей частью на английском, так как предназначался, по словам Малюты, для богатых нефтяных арабов. Степа особенно выделил два слогана для Аль-Каеды:
«Al-Qaeda. People who care»[25].
и
«Al-Qaeda. Men in White»[26].
Был и слоган для «Хамас»:
«Hamaz. All it takes is a gentle touch of a button!»[27]
Снизу была приписка карандашом: «Украдено CNN text». Кое-чего из персидских мотивов Степа просто не понял, как, например, следующую рекламу виски:
«No matter what your journey is, keep walking![28]
Johnny Walker Lyndh, Taliban USA.
The Green Label».
Степа поднял глаза.
– И чего, покупают?
– В Саудовскую Аравию со свистом уходит, – ответил Малюта. – Правда, не знаю, что они там с ними делают. Может, в гаремах на стены вешают.
– В Саудовскую Аравию? – недоверчиво переспросил Степа.
Малюта кивнул.
– Очень реальная клиентская база, – сказал он. – Нормальные люди, нам бы таких побольше. Я им даже апгрейд национального флага придумал. В оригинале пальма, а под ней две сабельки. А у меня эскиз есть, где вместо сабель скрещенные box-cutters, в смысле эти разрезатели коробок. И выглядит современно, и национальный колорит сохранен…
– И чего они сказали?
– Я не показывал, – ответил Малюта. – Пока рано. А вот лет через пять, как обстановка дозреет, можно будет говорить. Вполне реальный вариант, между прочим.
Отдельное место в папке занимала полностью разработанная концепция-болванка для политической партии крупных латифундистов под названием «Имущие вместе». Она включала моцартиански-вдохновенный манифест на десяти страницах, назидательное обращение к согражданам, тезисы по работе с сельской молодежью и прочее. Насколько Степа мог судить, все было сделано очень грамотно. Особенно впечатляла центральная идеологема движения – «Семейные ценности». Степа даже не сразу понял. А когда понял, уважительно кивнул головой – это дорого стоило. Главное, такая гуманистическая идеология выигрышно смотрелась бы на международной арене, где никто и не понял бы, о какой семье речь.
Концепция включала визуальные материалы. Сильное впечатление на Степу произвел плакат, где озверевший бородатый чечен, похожий на молодого Карла Маркса, тянул загребущую лапу-свастику к груди матери-родины, которая держала на руках младенца с полными византийской грусти глазами. За спиной матери-родины был сельско-индустриальный пейзаж со свекольно-алюминиевыми коннотациями. Усатый гренадер в кивере с двуглавым орлом втыкал в лапу чечена сине-бело-красный штык. Плакат пересекала тревожная кровавая надпись:
«Руки прочь от семейных ценностей!»
Был и другой вариант, где бородатый чечен с красным флагом, покрытым зелеными письменами, и гранатой в зубах пытался взобраться на сверкающую нефтяную вышку, но луч прожектора, которыми управляли бравые ребята в триколор-трико, вырывал его зловещую фигуру из темноты (этот плакат Степе понравился меньше – он определенно был содран с одной из известных картин на тему «штурм рейхстага»).
