Лев Портной - Улавливающий тупик
— Не боись, не развалишься, — огрызнулась тетя Люда.
Минут через пять Виталик вернулся, а с ним пришли еще трое. Катулис оказался коренастым мужиком, глядя на которого можно было с уверенностью сказать, что если бы он не стал строителем, то был бы сейчас бандитом. С ним пришел его приятель, который, казалось, отличался от Катулиса лишь тем, что не стал строителем. Из-за их спин выглядывал любопытствующий Еремин, колхозный электрик. Тот, наверное, был философом-богоборцем, потому что, судя по внешнему виду, всерьез задался целью вопреки божественному замыслу утратить человеческий облик. Он был пьян и небрит, его щеки заросли рыжими бакенбардами, а волосы топорщились так, как будто Еремин имел обыкновение зачесывать их с затылка на лицо.
Прораб протянул мне руку и представился:
— Катулис. Василий Васильевич.
А его друг молча вытащил из нагрудного кармана удостоверение и протянул его мне. Я прочитал его и понял, что это действительно не строитель, а капитан милиции Бугров Андрей Геннадьевич, следователь из областного управления по борьбе с экономическими преступлениями. Я удивленно поднял на него глаза, не понимая, чем обязан столь официальному представлению. Он встретил меня жестким взглядом и спросил:
— Вы хозяин этого дома?
— Я.
— Пройдемте, пожалуйста, — Бугров жестом показал в сторону строительного вагончика, стоявшего у дороги. — Нужно поговорить.
Недоумевая, я пошел следом за ним и Катулисом. Кристина проводила меня испуганным взглядом.
— Видите ли, Валерий Михайлович, — начал Бугров, — мы против вас ничего не имеем, и нам бы не хотелось портить с вами отношения.
Когда разговор со следователем начинается с такой фразы, поневоле на ум приходят мысли о длительной командировке в места не столь отдаленные. Сердце мое замерло, но я взял себя в руки и твердо решил валить все на главного бухгалтера фирмы за исключением, пожалуй, того, что, будучи старостой в третьем классе, украл двадцать копеек из взносов на школьные завтраки.
— А что, собственно, произошло? — как можно спокойнее спросил я.
— Видишь ли, — ответил вместо следователя Катулис, — мы построили вот это, — Василий Васильевич указал на нелепый параллелепипед и на мгновение умолк, соображая, как это поточнее назвать, но, так и не придумав, повторил еще раз, — вот это. По договоренности с Пафнутием. А он нам не заплатил…
— Ну да, — перебил я прораба, — потому что я еще не заплатил ему.
— Вот видите! — командно-укоризненным голосом рявкнул следователь. — В общем так. Строители жалуются. Официально. И пока деньги не будут заплачены, я буду вынужден дачу опечатать.
— Постойте-постойте, — пробормотал я, испытывая облегчение оттого, что даже за махинации с завтраками для бездомных поросят отвечать не придется, — а сколько Пафнутий должен был заплатить?
— Десять тысяч, — не моргнув глазом, объявил прораб.
Я замер от удивления, потому что не мог представить себе, чтобы в наше время за десять тысяч можно было хоть что-нибудь построить. А прораб добил меня тем, что, все-таки моргнув, уточнил:
— Рублей.
— Так давайте я заплачу, — предложил я.
Катулис немного помялся и нехотя согласился.
— Ладно, давай.
— Правильно, — поддержал его следователь. — И мне работы меньше.
— Валютой возьмете? — спросил я.
— Спиртом что ли? — оживился прораб.
— Да нет, долларами, — смутился я.
Катулис опять замялся, но согласился, правда, неохотно.
— Валяй, — пробурчал он.
Я сбегал к машине и принес им четыреста долларов. Прораб пересчитал деньги и положил себе в карман. И тут я вспомнил, что неплохо бы вообще выяснить, что же это такое построено?
— Извините, — обратился я к Василию Васильевичу, — а что это такое вы построили?
Катулис посмотрел на меня как на идиота.
— Как что? — воскликнул он. — Что заказали, то и построили.
— Но я ничего такого не заказывал.
— Это вы с Пафнутием разбирайтесь. Нам что нарисовали, то мы и построили. Всего доброго. До свиданья, — прораб пожал мне руку.
— Постойте, — промолвил я.
Но тут мою руку перехватил следователь. Он крепко пожал ее и решительно попрощался:
— Простите, Валерий Михайлович, мы очень спешим. До свиданья. Всех благ вам.
Они повернулись и быстро зашагали прочь. Любопытствующий Еремин, все это время пытавшийся завести разговор с Кристиной и нашими друзьями, побежал следом за прорабом и следователем, на ходу выкрикивая что-то философски-нечленораздельное.
Глава 3
Мы еще с полчаса бегали вокруг Пафнутьевского параллелепипеда, пытаясь выманить из него кошку.
Потом Головлевы ушли к себе, а мы занялись хозяйственными делами, предоставив Анфисе право решать свою судьбу самой. Через минуту она влетела в дом, чтобы выпросить у Кристины порцию «вискаса».
Целый день нам докучали Головлевы. От них то и дело кто-нибудь прибегал к нам с какой-нибудь дребеденью. То Настя яиц принесет, то тетя Люда — маринованных огурцов, то Николай Иванович придет — на водку попросит.
Вечером мы затащили в дом несколько брусков, положили на них доски и начали накрывать на этот импровизированный стол, предвкушая праздничный ужин. Денис установил дивидишник, который мы привезли с собой. На экране появилась Чичолина, и тут со двора Головлевых донеслась разухабистая музыка. Кто-то наяривал на гармони.
— Хорошее сопровождение для этого фильма, — сказал Денис.
К Чичолине проник в постель усатый детина, и она начала нелегкий путь к вершине власти.
Я куплю на рынке мину
и в кровать жене задвину.
Если враг туда прорвется,
он на мине подорвется!
— Пьяным голосом вопил Николай Иванович.
— Надеюсь, они не всю ночь горлопанить собираются! — раздраженно воскликнула Кристина.
— Надо было б им водки побольше дать, чтоб поскорей напились и вырубились, — сказала Наташа.
— Вот еще, — фыркнула Кристина, — будем мы местных алкоголиков приваживать.
В этот момент в дверь постучали.
— Этого еще не хватало! — всплеснула руками Кристина.
— Пришел посланник по культурному обмену, — хмыкнул Денис.
Я встал и открыл дверь. На пороге стоял Виталик, судя по внешнему виду которого можно было заключить, что Николай Иванович как человек культурный один не пьет.
— Послушайте, — запинаясь, пролепетал он, — пойдемте к нам. Ничего с собой не берите, просто пойдемте.
Я вопросительно оглянулся на Кристину и Дениса с Наташей. Они в ответ пожали плечами. И я остался стоять в нерешительности, не зная, что предпринять: то ли выставить Виталика за дверь, то ли пойти вместе с ним и участвовать в деревенском празднике.
Николай Иванович продолжал орать как сумасшедший:
По деревне мы проходим
в девяносто пятый раз!
Неужели нам, ребята,
по шеям никто не даст?!
И, словно обеспокоенный тем, что Николай Иванович получит по шее без меня, я сказал:
— Ладно, Виталик, мы сейчас придем.
— Давайте-давайте, приходите. Не пожалеете, — он застыл на пороге, застенчиво улыбаясь, и почесывал свое брюшко.
— Ладно-ладно, — с этими словами я вытолкал его из дома. — Сейчас придем, не волнуйся.
— Ну что, давайте сходим к ним минут на десять, а то не отвяжутся, — предложил я, закрыв за Виталиком дверь.
— Давайте, — неохотно согласилась Кристина.
— А что, как мероприятие — это даже интересно, — подхватил Денис.
Мы выключили видео и пошли к Головлевым. У них во дворе собрались почти все жители деревни, состоявшей всего из трех домов, если не считать нашего. На скамейке сидел гармонист, мужчина лет сорока, с которым мы знакомы не были. Рядом с ним сидел Виталик, и лежало нечто большое и черное, похожее на пятьдесят килограммов картофеля. Это нечто издавало нечленораздельные звуки, в которых любопытство сочеталось с досадой из-за невозможности принять участие в происходящем, и при ближайшем рассмотрении оказалось Ереминым. Напротив них в отдалении стояли Николай Иванович с Настей и тетя Шура, жена Еремина. Они образовали круг, в центре которого плясали тетя Люда с Машей. Когда мы пришли, возникла неловкая пауза. Гармонист продолжал играть, но Николай Иванович больше не пел, тетя Люда с невесткой приплясывали, глупо улыбаясь, и все виновато поглядывали на нас, словно стесняясь своего веселья. И тогда я пустился в пляс с тетей Людой и Машей и запел:
Смотрит девица в окно
и на солнце ленится.
Кто допрыгнет до нее,
тот на ней и женится.
Эх, дужка ведра,
буду прыгать до утра!
Эх, дужка ведра,
буду прыгать до утра!
Разбежался, прыгнул, раз —
ухватил за косу.
А коса оторвалась,
я остался с носом!
Эх, Васька-матрос,
а зачем мне без волос?!
Эх, Васька-матрос,
не нужна мне без волос!
Обстановка сразу разрядилась, и мы еще полчаса по очереди орали, вспоминая всяческие частушки. Потом тетя Шура попрощалась и потащила мужа домой, который нечленораздельно протестовал, очевидно, опасаясь, что пропустит что-нибудь важное.
