Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 4, 2004
Пальто и куртки оставляли в терраске, сваливали прямо на пол. Не разувались, сбивали снег колючим веником из прутьев. Усаживались на стулья, лавки, табуретки.
Попервоначалу сидели тихо, молча, глядя на тарелки с салатами, на кутью, на бутылки с холодной самогонкой, с настойками и наливками, потирая замерзшие руки, шмыгая замерзшими носами.
Бабка выметала тем временем снег с терраски вон, на улицу.
Испуганная кошка кинулась из терраски в комнату, взлетела на буфет, под самый потолок, и там просидела весь вечер и всю ночь.
Поминали до утра. Еще подходили люди. Народу набилось. Открыли все форточки. Дым из них валил, будто пожар в доме занимался. В печи огонь не угасал, чайник не простывал, и из трубы шел дым столбом в низкое небо.
Портрет покойного Васеньки Грекова поставили на буфет возле круглых часов.
В церкви Васеньку, Бога не знавшего, не отпевали. Да и слов над гробом не говорили. Будто стеснялись стоявших неподвижно в толпе хмурых парней в черных кожаных куртках. Парни были, вроде монгольских кочевников, бриты наголо. Они глядели, как люди прощаются, как выносят, как крышку опускают, как заколачивают, как в яму опускают, как землей засыпают… И с кладбища шли за толпой, в дом только не зашли, спасибо. Потоптались в саду под форточками. Покурили, побросали окурки в снег и ушли.
— Каждому по его вере, — сказал дьячок и опрокинул стопочку.
На поминки он явился как частное лицо, как дальний Васенькин родственник и приятель. Опрокинул по новой и помидором соленым чмокнул.
— Васенька наш был язычник, ему следовало гроб побольше сделать, чтоб положить рядом мотоцикл его…
— Раскопали бы, — заметил родной Васенькин дядя, Михал Ильич, пожилой милиционер. — Осквернили бы могилу, и все.
— Ясно, что раскопали бы, — согласился дьячок. — Я не к тому. Я чисто теоретически рассуждаю.
— И чего б ты ему еще в багаж сунул? — спросил Васенькин однокашник, Егорка, сварщик на «стрелочном».
— Настюху, — сказал кто-то. Многие засмеялись.
— Не спорю, — сказал дьячок. — Настюха Васеньке нравилась.
— Она тут многим… — захихикали.
— Но я бы Васеньке в гроб положил, — невозмутимо тянул свое дьячок, — короб целый лекарств, чтобы ему там не скучно было, на том свете.
Про лекарства все думали, хороня Васеньку и поминая, но никто вслух не говорил. Но вот — было произнесено. Многие даже перестали есть и пить. Дрова в печи потрескивали.
Без лекарств нельзя было Васеньку помянуть, через них он и погиб в конце концов.
— Странное дело, — раздумчиво произнесла захмелевшая Васенькина мать. — Рос он вроде бы самым простым парнишкой. Учился с тройки на двойку, но ведь не хулиган был. На мотоцикле даже не успел вволю погонять.
— Курицу мою загнал! — вставила вдруг хвастливо старуха Савельева.
— Да, — продолжала мать. — Как все мальчишки. Если б не эта его страсть — все смешивать и пробовать, чего выйдет.
Все не все, но было даже у Васеньки прозвище — химик — по этой его страсти. Жаль только, в химии он ничего не смыслил, едва-едва тройку натянули. Как говорила едкая химичка: «Прощаю тебя по скудоумию твоему».
Но началось все даже не с лекарств, а с обыкновенных продуктов. Не было Васеньке и пяти лет, когда принялся он за опыты. Уйдет бабка за молоком, оставит его одного, он тут же кастрюльку на печь, в кастрюльку воды плеснет, яйцо туда сырое вобьет, крахмалу всыплет или перца, или и то и другое, да и третье что-нибудь, хоть горелую корочку хлеба, например. Сахару добавит, масла растительного нальет. Помешивает и смотрит, как это варево на огне доходит, и запах его не смущает, и цвет не отталкивает. Возьмет ложку, зачерпнет, подует и попробует. Такая гадость!
Надо правду сказать, готовить Васенька все-таки научился, люди ели и нахваливали. Хорошо мог сготовить, если только не входила ему блажь опыт ставить. Но бывало, что и с опытом еда не портилась.
— Ты, Васенька, из тех, — химичка ему говаривала, — кто случайно может открытие сделать: бомбу изобрести или эликсир бессмертия. Или помрешь молодым.
Она через дом жила, Васеньку знала с пеленок и за поминальным столом по Васеньке со всеми плакала и всем объясняла, что давно Васеньке его судьбу предсказала.
Лекарства Васенька стал смешивать, когда прабабка его заболела в глухой деревне Стригино. Он ей в центральной аптеке, что у рынка, лекарства покупал и носил в деревню. Пешком ходил. Красные таблетки, белые, микстуры в темных склянках, порошки в бумажках. Через лес нес, через речку Илевну вброд, полем. В дороге не отдыхал, к прабабке приходил уставшим, валился сразу спать.
Проснулся он как-то ночью бодрый. Прабабка храпела, утонув в перине, сложив сухие ручки поверх одеяла. Лекарства лежали все на стуле у изголовья. Васенька взял красную таблетку с блюдца и проглотил. Прислушался к себе, что будет. Голова немного закружилась. Он еще таблетку взял, присел к столу, к лунному свету, в ступку таблетку кинул, растолок, микстуры капнул, сахару зачем-то добавил, ложку окунул, лизнул. Горько оказалось. Стал Васенька ждать, что с ним станет. В сон потянуло.
Иногда у Васеньки в ступке, как при химическом опыте, взрывалось, или дымилось, или так воняло, что прабабка, рванув на себя раму, швыряла его ступку в окно.
— Мертвый встанет! — кричала она.
От проб своих Васенька иногда менялся лицом. То оно у него шишками зарастало, то синими пятнами исходило, а то вдруг выравнивалось и розовело, как у младенца. И потому фотография на буфете давала о покойном Васеньке представление неточное.
Дотянул Вася девять классов, и химичка устроила его по блату в центральную аптеку.
Васенька напросился в лабораторию. К изготовлению лекарств его, понятно, не допускали, но смотреть не возбраняли. Предложили даже поступать в медучилище на фармацевта. Но учиться Васенька не смог. Сколько ни бились с ним, так и не растолковали, как взвешивать по писаному, нагревать… Все Васенька делал на глазок. Для борща это и ничего. Но не для лекарства. Так что Васенька рецептурных дел не касался. Мыл-кипятил колбы, поливал цветы, таскал ящики, ходил в магазин за чаем, печеньем да конфетами. С зарплаты набирал себе лекарств, бог знает чем приглянувшихся — цветом ли облатки, формой ли капсулы, размером, запахом… Васеньку жалели. Понимали, что или помрет от своих опытов, или изуродуется вконец.
Рос он без отца, в бедности. Мать мыла полы в школе, бабка и вовсе никогда зарплаты не получала. Но на шестнадцатилетие Васеньки все родственники постарались — даже прабабка из глухой деревни со своей нищей пенсии внесла лепту, — собрали денег, чтоб он купил то, что ему во сне снилось.
Во сне мотоцикл был черный, матовый, с большой круглой ослепительной фарой, круторогим рулем. Высокий, мощный.
По складам, шевеля губами, Васенька читал объявления на остановке у аптеки; заходил в автосалон на рынке — только посмотреть, — новые мотоциклы были дороги. Подаренные деньги всегда были при нем: зашиты на живую нитку во внутреннем кармане школьного пиджака.
Месяца через три после дня рожденья, в середине осени, Васенька прочел на остановке, что продается недорого мотоцикл фирмы «Ямаха», почти новый. Дело было вечером, после работы. Васенька спросил у людей, дождался нужного автобуса, втиснулся и поехал. Уже в темноте он добрался.
Отворила ему женщина.
— Я по объявлению, — сказал Васенька.
Она посмотрела на него жалостливо.
В этот день лицо Васеньки было чистым и гладким, ребяческим.
Мотоцикл стоял прямо в комнате, вымытый, черный, блестящий, круторогий. В уютной маленькой комнате с цветами на подоконнике, с вышитой салфеткой на тумбочке он смотрелся так же нелепо, как смотрелся бы танк.
Васенька постучал ботинками о половик, подошел к машине и погладил. Включил фару. Она ослепила. Женщина печально за ним наблюдала.
— Сколько? — спросил Вася, облизнув пересохшие губы.
Женщина в самом деле просила недорого.
— На ходу бы его поглядеть.
— Снеси вниз и гляди. Только денег мне хоть половину оставь.
— Берите все.
Он снес мотоцикл на руках с третьего этажа. Женщина спустилась следом. Она стояла у подъезда и глядела.
Васенька оседлал машину, завел мотор.
Рванул круг по двору, выскочил, промахнул по трассе до железнодорожного переезда и решил к женщине не возвращаться — деньги уплачены. Развернулся и погнал домой.
Шлема на нем не было, ветер рвал волосы. От ревущего, как снаряд, мотоцикла шарахались к обочинам автомобили, пешеходы жались к стенам домов, кошки взлетали на деревья.
На светофоре Васенька встал, напряженно ожидая зеленого стартового сигнала. В это время длинноногая, ярко намазанная девушка с фиолетовыми волосами сошла с тротуара, пересекла дорогу и подошла к Васеньке.
— Привет, — сказала она ему.
