Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2007)
Подростки часика в два ночи включают на всю катушку “Джага-джага”, но драться, выяснять отношения и ругаться матом предпочитают в пустынном сквере: звукоизоляция тут отвратительная, так что родитель свое чадо по голосочку точно определит. Узнает не только родитель, но и сосед, так что зачинщиков поединка найдут довольно быстро и без милиции. При мне детина лет семнадцати, понукаемый подзатыльниками отца, просил прощения у соседа-ассирийца. История обычная: малец назвал соседа “черным”, но бдительная старушка с первого этажа услышала и донесла родителям.
Так и живут: затаив дыхание, ходят по дорожкам меж домов Вавилона, одергивают своих детей, вырабатывают чувство такта и выдержку, учатся улыбаться и не лезть без спросу в чужие дела. Чтоб уютнее было, чтоб своих не бояться.
Летчик Авдеев
На Ставропольской улице разбит сквер. В сквере стоит летчик. Александр Федорович Авдеев, 1917 — 1942.
Родился Авдеев в Тамбовской области, потом родители переехали в Люблино. Тут он учился в школе, потом в ФЗУ, потом работал слесарем в механическом цехе Люблинского литейно-механического завода. Закончил аэроклуб, был направлен в военно-авиационное училище и стал военным летчиком.
Летом 1942 года эскадрилья капитана Авдеева была переброшена на Воронежский фронт. 12 августа в районе Новой Усмани Авдеев вступил в бой сразу с двумя самолетами противника. Авдеев преследовал “юнкерс”, тот увильнул, уступив свое место “фокке-вульфу” и лишив Авдеева возможности маневрировать. Тогда Александр Авдеев пошел на таран, за что получил Героя.
Цветы и венки у памятника появляются с непредсказуемой периодичностью. Понятно было бы, если бы их приносили 23 февраля, 22 июня и 9 мая. Но нет, 16 ноября — гвоздики, 8 декабря — венок, 19 марта — букетик нарциссов. Из всех возможных дат понятна только одна — 12 августа, день гибели, его отмечает венок. Стало быть, у летчика Авдеева есть личная жизнь — родственники, однополчане ли, но кто-то помнит погибшего в сорок втором молодого человека.
С мая по сентябрь к официальным цветам и венкам присоединяются одуванчики, сорванные тут же на клумбе маргаритки, пижма, мать-и-мачеха, а в сентябре — разноцветные листья клена и каштана. Их девочки приносят. Тонконогие девочки в ярких нарядах собираются у памятника летчику, резвятся, играют, шушукаются на скамеечках, бурно ссорятся, потом так же бурно, со слезами и поцелуями, мирятся. Для того чтобы увидеть мир девочек, надо только присмотреться: расчерченные на асфальте классики, сложенный из камушков дом для пупсиков, то ли гнездо, то ли шалаш, сплетенный из прутьев в кустах сирени, могилка птички. Почему девочки любят летчика, зачем приносят ему цветы и листья, как и из чего возник этот культ — загадка.
Сквер — нейтральная полоса. Здесь встречаются подружки с колясками, чтобы затем пойти гулять с детьми в Кузьминский парк. Медленной и чуть тревожной походкой прохаживаются две тетеньки в шляпках — свидетели Иеговы, которые опрашивают прохожих на предмет готовности к Судному дню. На других улицах Люблина им ловить нечего: местные жители знают тетушек в лицо и стараются ускорить шаг при их появлении, а вот сквер — иное дело, рядом с ним находятся ворота больницы, куда приходит много чужедальнего люда. Понятно, что человеку, у которого родственник при смерти, легче впарить про Судный день и Царствие Небесное.
Молодежь из соседних дворов приходит сюда выяснять отношения: здесь вечерами забиваются стрелки, случаются драки, примирения, а также даются клятвы у памятника. Согласно местной легенде, ночью к клятвопреступнику приходит летчик Авдеев и выбивает зубы. Но думается, что мотив выбитых зубов возник совсем недавно, когда на территорию больницы перевели кафедру общей хирургии Медико-стоматологического университета.
“Наманган”
— В Люблино, триста.
— А там куда?
— К “Намангану”.
— Поехали.
Кажется, половина московских таксистов знает про Наманган. Судя по тому, как изначально выглядело здание — панельное, в полтора этажа, отделанное меленькой бело-голубой плиткой, построено оно было примерно в начале восьмидесятых. С названием тоже интересная история. Где-то с середины семидесятых в Москве стали открываться магазины — представительства союзных республик. Там, кроме обычного ассортимента, продавалось что-нибудь эдакое, национальное. Самый известный из таких магазинов — “Армения” в начале Твербуля. Были еще “Украина”, “Молдавия”, “Полесье”... Люблинцам достался “Наманган” (Узбекистан).
В начале девяностых магазин выкупили ассирийцы. Ничего менять не стали, оставили название, внутренний декор и производство самсы. Получилось, что ассирийцы играют узбеков. Впрочем, один узбек на весь магазин там все-таки есть: при входе на приеме сумок у покупателей сидит человек по имени Алладин.
Скоро продмаг был преобразован в супермаркет со стандартным ассортиментом. Но самое интересное началось потом. Довольно быстро владельцы магазина осознали, что наличие в торговом зале местных забулдыг отпугивает респектабельных покупателей. Тогда в том же здании открылся небольшой ларек “Рыба”. С отдельным входом. Рыбой там, натурально, торгуют только для виду, а основной ассортимент составляют винно-водочные изделия.
Вторая проблема, с которой столкнулись владельцы супермаркета, — бедность. Люблино — район, в котором живет много бедных. Для них был даже специальный магазин “Ветеран”, где продукты стоили существенно дешевле, чем в других торговых точках. Но при входе туда в нос бил такой запах гнилого мяса, что на некоторое время я теряла ориентацию в пространстве. Получалось, что богатым — чисто-аккуратно, а бедным — вот так. Возникло недовольство, которое выплескивалось и в торговый зал “Намангана”. Хозяева поступили разумно — в здании магазина открылась лавка “Свежий хлеб”, в котором торгуют хлебом, крупами и молочными продуктами на рубль-два дешевле, чем в главном торговом зале. В лавку всегда очередь...
Вероятно, когда-то вокруг магазина начали тусоваться всякие мелкие бандиты — а иначе зачем возводить под его крышей бар, куда ходят строго специальные люди? Еще два года назад в этот бар раз в неделю, как по расписанию, приезжали менты, выволакивали оттуда всех посетителей, клали на капоты машин, ну и так далее. Закончились эти громкие мероприятия не без моего участия. Однажды мне надоела вся эта светомузыка по ночам, и я вышла в чем была — в халате и тапочках — к магазину. Руки в боки, наорала на ментов: ночь, мол, люди спят, буду жаловаться начальству. Как ни странно, помогло — менты уехали. С тех пор громких облав не проводили.
Потом появились летнее кафе и фонтаны — тоже в узбекском стиле: с витыми колоннами, маленькими бассейнчиками, розарием между тротуаром и Ставропольской улицей. Одно время на углу Ставропольской и Новороссийской стояла здоровенная каменная дура — многоярусное подсвеченное разноцветными фонариками сооружение, с вершины которого лилась вода. Жители прозвали эту штуку Скалой советов. Но потом ее заменили на нечто более изящное.
После того как основные проблемы были решены, хозяева стали обращать внимание на детали. Так в разных местах магазина возникли аптека, “Ремонт обуви” и химчистка. Затем в одном из торцов здания открылась авторемонтная мастерская, а во дворе — салон-парикмахерская. Примерно тогда же появились дискотека для подростков, сауна и игровые автоматы.
Через какое-то время выяснилось, что интересы всех по отдельности удовлетворены, а вот так, чтобы вместе… И хозяева открыли семейную пиццерию. Теперь по выходным у порога пиццерии стоит страшного вида клоун или клоунесса, дарит детям игрушки и уныло зазывает в заведение. Детям и родителям нравится.
Окончательно я поверила в прогресс, когда обнаружила на стене “Намангана” объявление: “Здесь находится адвокатская контора. Оформление документов на наследство и недвижимость, представление интересов в судах и пр.”.
За несколько лет магазин расстроился, теперь у него есть полноценный второй этаж, в котором обещают открыть “Наманган-суши”, появились цветочный ларек, железнодорожные кассы, наверху — стоматологический и еще какой-то медицинский кабинеты. А при входе в магазин висит трогательный стенд: фотографии, каким был “Наманган” и каким он стал.
Бичи
Весна в Люблине начинается с выкидывания мебели. Каждый год жители квартала выносят к большому мусорному контейнеру между гаражами кресла, продавленные диваны, стулья, комоды и табуретки. Откуда берут — неизвестно. Казалось бы, всю старую мебель за пять лет существования “ИКЕИ” в Москве уже можно было успеть выбросить.
