Михаил Барановский - Про баб (сборник)
Уже поздняя ночь. Лифт не работает. Настя, перепачканная с ног до головы, тяжело поднимается по лестнице домой. Оказавшись на пороге собственной квартиры, она замирает, прислушиваясь к звукам за дверью, но слышит только биение собственного сердца. Потом, решившись, коротко и решительно звонит. Этажом ниже приоткрывается дверь, и из темной щели крупным тараканом проступает на свет лестничной площадки фрагмент соседа в трусах. Он злобно смотрит вверх и, когда дверь за Настей захлопывается, злобно шипит:
– Пьянь…
Все толпятся в коридоре.
– Настя, тебя что, изнасиловали? – всплескивает руками Антонина Павловна.
– У меня что, такой цветущий вид?
– Мамочка, мамочка… – обнимает ее Маша. – Мы так волновались!
Собака с интересом обнюхивает хозяйку.
– Ты решила меня доконать! – причитает Антонина Павловна. – Что с тобой?
– Все хорошо, мама.
– Что хорошего? Я всю ночь звоню по моргам. Я обзвонила все морги…
– В морге меня не было.
– А где ты была? Максим, скажите ей, вы же муж! Что вы молчите, ей-богу?
– Настя, что с тобой случилось? Где ты была? – покорно следует рекомендациям тещи Максим.
Настя молчит. Она демонстративно спокойно снимает обувь, раздевается и уходит в ванную, оставляя все вопросы без ответов.
Максим дожидается ее на кухне. Наконец она появляется.
– Где ты была? Я звонил тебе весь день.
– И что тебе ответили?
– Что ты временно недоступна.
– Правильно ответили.
Настя включает электрический чайник. Она стоит лицом к чайнику и спиной к Максиму, предполагая, что первым закипит чайник.
На кухне появляется Антонина Павловна:
– Максим, что происходит?
– Подождите вы! – вскипает он.
Теща молча уходит.
– Это был дурацкий звонок, но я хотел просто пошутить… Ты что, обиделась?
Максим подходит к Насте, пытаясь было обнять ее, но внезапно получает сильнейший удар в живот, точно в живительную чакру, в самую язву луковицы двенадцатиперстной кишки, в самое солнечное сплетение. Хотя ни в одной точке его организма сейчас не светит даже лучик солнца. Все во тьме, все во мраке. Со стоном он опускается на пол.
– Извини… Я не хотела сделать тебе больно. Знаешь, раньше я думала: как поступлю, если узнаю, что ты мне изменяешь? В молодости думала – убью, потом думала – сама умру, а сегодня…
Максим сидит на полу, опустив глаза. Настя поворачивается к нему лицом:
– Я все думаю: эти квартиры-близнецы… Зачем это? Это как бы ваше общее детище? Или это какая-то игра? Этот одинаковый ремонт вас как-то сближает? В этом есть что-то сексуальное? Да? Вместе начали, вместе кончили?
– Эй! Эй! – Максим встает.
Чайник за спиной жены пыхтит как паровоз. Самого чайника не видно, но пар от него клубится над Настиной головой, как будто это кипит ее возмущенный разум.
– Ты, смотри, простое вранье ты превратил в настоящий спектакль с декорациями. Ну ладно бы просто перепихнулись, и все…
– Что ты говоришь?
– Ах, извините. Так вот я говорю: ладно бы просто переспали – с кем не бывает… наверное. А вот это общее дело – там ремонт, здесь ремонт. Это уже не просто так – это общие интересы. Да?
– Какое это имеет значение?
– Большое. Я должна знать, прежде чем…
– Прежде чем что?
– Прежде чем я приму решение.
– Мне казалось, что решение мы должны принимать вместе.
– Да? А что ж мы вместе не принимали решение о том, с кем тебе спать? Что ж ты со мной не посоветовался?
– Ладно… Решай сама.
– Любовник твоей любовницы предложил мне оценить долю моего участия в твоей судьбе. И лишить тебя этой доли. Он так сказал. Я цитирую.
– Раньше ты цитировала поэтов и писателей, а теперь бандитов.
– Он твой школьный друг. И бандиты знают о жизни больше, чем писатели и поэты. Он, кстати, так и сделал.
– Как?
– Забрал у этой суки то, за что заплатил.
Максим встает:
– Я ухожу. За вещами зайду потом.
– За вещами? За какими вещами?
Он выходит из кухни и сталкивается с тещей. Она бросается к дочери:
– Настенька, святая, святая, он не стоит того. Они все неблагодарные, грязные свиньи, доченька…
Обе они рыдают, в коридоре скулит Маша. Максим бродит по квартире, пытаясь понять, какие вещи ему надо взять: что-то самое необходимое на первое время. Но что? Мысли путаются, спотыкаются одна о другую. Все происходящее видится ему как в тумане.
* * *Все в тумане, все в тумане… Где сон? Где реальность? Как отделить одно от другого?
Анна бродит по развороченной квартире. Она роняет слезы на покрытый толстым слоем пыли ламинат. Шикарный ремонт теперь – руины.
– Тебе нравится? – спрашивает она.
– Вот гад… А я ему зубы сделал. Металлокерамические.
– Зуб за зуб…
На постели, уткнувшись лицом в подушку, рыдает Настя.
– Зачем он это сделал, зачем? – доносится сквозь всхлипы.
– Захотелось, – отвечает Максим.
– Да, – говорит Анна, – и мне тогда захотелось… Но я не думала, что будут такие последствия.
– Сокрушительные, – добавляет Максим.
– Заткнись, ты не имеешь права шутить, ты не имеешь права ни на что…
– А если бы я купил тебе новую мебель?
– Все, уходи!
– Да, пусть уходит! – поддерживает Анну Настя, не отрываясь от мокрой подушки.
– Скажи, что ты меня не любишь, что это просто секс, и я уйду, – обращается он к Анне.
– Уйдешь – как есть… – заявляет Настя. – У тебя дочь растет, о которой ты не подумал, когда с этой…
– Так что, просто секс?
– Да, – отвечает Анна, – просто секс. Между прочим, далеко не лучший в моей жизни.
Тут откуда ни возьмись появляются украинцы в вышитых национальных рубахах и занимают место у стены, как какой-нибудь хор имени Пятницкого.
– А байрамикс? – обращается к ним Максим. – А напыление? – Он жестикулирует, как дирижер. – А обои со стекловолокном? Вот эти светильники… Эти ручки, весь этот ремонт – здесь и там: просто секс?
– Ты ж мэнэ пидманула… – запевают украинцы.
– Куда мне идти? Куда? – спрашивает их Максим.
– Ты ж мэнэ подвела…
– Давай рассуждать здраво, – предлагает Анна. – Что ты теряешь? Ты теряешь ребенка, жену… А я уже потеряла постоянный источник доходов, квартиру, на которую потрачено столько нервов, сил, времени и денег. И еще моя жизнь превратилась в постоянное ожидание неприятностей… Я потеряла веру в завтрашний день!
– Ты ж мэнэ молодого… – завывают рабочие.
– Теперь что мы имеем в активе? – продолжает Анна, как ни в чем не бывало. – Легальный секс и какие-то чувства. Что перевешивает?
– Не знаю, – мямлит Максим.
– С ума-разума звела! – кричит Максиму бригадир, пускаясь в народный украинский пляс.
Максим просыпается. Он обнаруживает себя на узкой жесткой кушетке в своем кабинете. В дверь стучат.
* * *Марьяна достает из сумки свертки с едой, термос, ставит все на стол перед Максимом. Счастливое семейное фото в деревянной рамке, которое мешает приготовлениям, она, вздохнув, убирает подальше. Максим без всякого выражения лежит на кушетке.
– Я, когда увидела, просто обалдела… Это какой же силой надо обладать, чтобы так все разнести. Я от Насти не ожидала. Этот мог. Этот мне сразу не понравился. В тюрьме ему уже прогулы ставят. Спонсор с кувалдой. Представляешь, я пришла с фотографом. Мне нужно было снять квартиру для себя. Все-таки работы ого-го! А он, фотограф, как увидел руины, – говорит: «Очень оригинально». Он решил, что это дизайн такой…
– Как Анна?
– Уехала.
– Как уехала? Куда? – Максим приподнимается.
– К матери. В Севастополь.
– А квартира?
– Этот запер.
– А что она сказала? Мне она что-нибудь передала?
– Не хочу, говорит, ничего. Не хочу семью разбивать. Очень благородно.
– А телефон оставила? Адрес?
– Нет, сказала, сама позвонит. Вот… – придвигает Максиму тарелку, – кушай, я сама супчик сварила.
Максим садится к столу и вяло ковыряет одноразовой ложкой в тарелке.
– Максюша, может, ты ко мне пока переедешь – поживешь… Ну что ты, честное слово. Я к тебе приставать не буду, правда.
Максим вскакивает, как будто выстрелила пружина.
– Что такое?
– Ничего. Спасибо за суп. Ты его пересолила.
Максим выбегает из кабинета. Марьяна смотрит ему вслед. У нее на глазах слезы.
– Я знаю, – тихо произносит она.
* * *Максим вбегает в полупустой «Еврохарч». Он сразу видит Сергея за тем же столиком. С ним эффектная пожилая женщина. Они обедают. Сергей радостно машет Максиму, приглашая за столик. Женщина тоже приветственно улыбается.
– Узнаешь? Это мама моя. Инна Федоровна.
– Я бы его ни за что не узнала, – говорит Инна Федоровна. – В школе был такой толстый, смешной. Садись, будем есть. Тут у Сережи вкусно кормят.
– А мне тоже все мои институтские, кого давно не видел, так и говорят: «Не узнаем тебя – будешь богатым». – Сергей придвигает Максиму какие-то салаты, закуску. – А я говорю: я уже и так богатый. Мне бы теперь, чтобы меня узнавали…
